23 июня: «день М» - Марк Солонин

12-й мехкорпус также входил в состав войск Прибалтийского ОВО, но я не вижу ни малейших оснований для того чтобы считать ситуацию в Прибалтийском ОВО какой-то уникальной. Просто в других округах соответствующие документы или пропали, или были своевременно уничтожены, или добросовестно засекречены. Командующий войсками Прибалтийского ОВО (Северо-Западного фронта) Ф.И. Кузнецов, так же как и его военно-морской однофамилец Н.Г. Кузнецов, так же как и командующий войсками 3-й Армии В.И. Кузнецов, никаких «приказов Сталина» самочинно не нарушали, а действовали в строгом соответствии с теми предписаниями, которые получали из Москвы. Точно такие же, как и в Прибалтийском округе, приказы о приведении войск в повышенную боевую готовность, о маскировке аэродромов и рассредоточении самолетов, о выводе штабов на полевые командные пункты и развертывании радиосвязи по боевому расписанию отдавались и во всех остальных приграничных округах. Если на рассвете 22 июня 1941 г. и произошло что-то «неожиданное» для командного состава среднего и высшего звена, то этой ошеломляющей неожиданностью было отсутствие приказа о начале боевых действий. Долгожданный «СЛОН» почему-то опоздал…

Более того, буквально за 1—2 дня до фактического начала войны «слону» стали активно мешать. В войсках западных приграничных округов начали происходить без преувеличения загадочные события, которые трудно охарактеризовать иначе как преднамеренное снижение боевой готовности. Фактов подобного рода немного, они разбросаны главным образом по мемуарной литературе и поэтому могут вызвать определенное недоверие. И тем не менее проигнорировать многочисленные свидетельства участников событий нельзя. Это тем более верно в ситуации, когда отсутствие строго документальных подтверждений вызвано прежде всего отсутствием доступа к соответствующим архивным фондам.

В самые что ни на есть «застойные годы» (в 1977 г.) были опубликованы воспоминания полковника Белова — командира одной из трех разгромленных авиадивизий (10-й САД) Западного фронта — о первом дне войны. (54)

Название очерка — «Горячие сердца». Интонация повествования — соответствующая названию. И тем не менее на пяти страничках текста поместилась и совершенно неожиданная информация:

«…20 июня я получил телеграмму с приказом командующего ВВС округа: привести части в боевую готовность, отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках — отозвать в части… Командиры полков получили и мой приказ: самолеты рассредоточить за границы аэродрома, личный состав из расположения лагеря не отпускать…»

В этом свидетельстве ничего сенсационного нет. Правда, оно полностью противоречит традиционному мифу о «мирно спящих аэродромах», но зато вполне совпадает по содержанию со всеми документами последних предвоенных дней. Удивительное наступает потом, в 16 часов 21 июня. В то время, когда рев тысяч моторов выдвигающихся к Бугу немецких войск стал уже слышен невооруженным ухом, командир 10-й САД получил новую шифровку из штаба округа: приказ 20 июня о приведении частей в полную боевую готовность и запрещении отпусков отменить! Полковник Белов пишет, что он даже не стал доводить такое распоряжение до своих подчиненных — но зачем же такой приказ был отдан?

Косвенное подтверждение достоверности свидетельства полковника Белова мы обнаруживаем в воспоминаниях подполковника П. Цупко, который перед войной был молодым летчиком в бомбардировочном полку (13-й БАГТ) того же Западного округа (фронта). Вот что он пишет:

«…На воскресенье 22 июня в 13-м авиаполку объявили выходной. Все обрадовались: три месяца не отдыхали… Вечером в субботу, оставив за старшего начальника оператора штаба капитана Власова, командование авиаполка, многие летчики и техники уехали к семьям в Россь… Весь авиагарнизон остался на попечении внутренней службы, которую возглавил дежурный по лагерному сбору младший лейтенант (!!!) Усенко…» (55)

Странные события в Западном ОВО не ограничивались одной только авиацией. Непосредственно перед началом боевых действий командование округа собрало зенитную артиллерию армий первого эшелона на окружной сбор. (56)

В частности, из воспоминаний командира 86-й сд (10-я Армия) Зашибалова следует, что зенитный дивизион его дивизии находился к началу войны на полигоне в 130 км от расположения дивизии. Зенитные дивизионы 6-го мехкорпуса и всей 4-й Армии оказались не рядом с границей, с которой немцы снимали проволочные заграждения, а на окружном полигоне в районе села Крупки, в 120 километрах восточнее Минска. Генерал армии С.П. Иванов (перед войной — начальник оперативного отдела штаба 13-й Армии Западного ОВО) дает очень интересное объяснение таким действиям нашего командования:

«…Сталин стремился самим состоянием и поведением войск приграничных округов дать понять Гитлеру, что у нас царит спокойствие, если не беспечность (странное стремление для того, кто боится нападения противника. — М.С.). Причем делалось это, что называется, в самом натуральном виде. Например, зенитные части находились на сборах…

В итоге мы, вместо того чтобы умелыми дезинформационными действиями ввести агрессора в заблуждение относительно боевой готовности наших войск, реально снизили ее до крайне низкой степени…» (47)

Заслуживает внимания и «большой театральный вечер», состоявшийся 21 июня 1941 г. Известно, что командование Западного ОВО провело вечер 21 июня в минском Доме офицеров, на сцене которого шла комедия «Свадьба в Малиновке». Только самый ленивый не «попинал» Павлова за то, что вместо приведения войск в боевую готовность тот отправился развлекаться. Даже та простая мысль, что после прочтения разведсводки от 21 июня («основная часть немецкой армии в полосе против Западного особого военного округа заняла исходное положение…») расслабляться надо было (если предположить, что у Павлова появилось именно такое желание) уже не в театре, так и не пришла в голову нашим по-детски наивным журналистам… Интереснее другое — даже беглый просмотр мемориальной литературы позволяет убедиться в том, что вечером 21 июня в «культпоход» отправился не один только Павлов.

«…В субботу, 21 июня 1941 года, к нам, в авиагарнизон, из Минска прибыла бригада артистов во главе с известным белорусским композитором Любаном. Не так часто нас баловали своим вниманием деятели театрального искусства, поэтому Дом Красной Армии был переполнен. Концерт затянулся. Было уже за полночь, когда мы, сердечно поблагодарив дорогих гостей, отправили их обратно в Минск…» (57) Командир 13-й БАД (Западный ОВО) Ф.П. Полынин.

«…В субботу, 21 июня сорок первого года, в гарнизонном Доме Красной Армии, как и обычно, состоялся вечер. Приехал из округа красноармейский ансамбль песни и пляски. После концерта, по хлебосольной армейской традиции, мы с командиром корпуса генерал-лейтенантом Дмитрием Ивановичем Рябышевым пригласили участников ансамбля на ужин. Домой я вернулся лишь в третьем часу ночи…» (58) Комиссар 8-го МК (Киевский ОВО) Н.К. Попель.

«…21 июня заместитель командира 98-го дальнебомбардировочного авиаполка по политчасти батальонный комиссар Василий Егорович Молодцов пригласил меня на аэродром Шаталово, где в местном Доме Красной Армии должен был состояться вечер художественной самодеятельности… Зрители с подкупающей сердечностью принимали артистов, и вечер самодеятельности, состоявшийся в самый канун войны, запомнился многим. Люди расходились, оживленно обсуждая наиболее удачные номера концерта. Около 22 часов 30 минут уехал и я, унося с собой тепло этого замечательного вечера. Прибыл в Смоленск уже ночью. По установившемуся порядку зашел в штаб…» (59) Командир 3-го дальнебомбардировочного корпуса Н.С. Скрипко.

«… Вечером 21 июня мы всей семьей были в театре. Вместе с нами в ложе находился начальник политотдела армии, тоже с семьей. После возвращения из театра домой я во втором часу ночи был вызван в штаб дивизии, где получил приказ объявить в полку боевую тревогу…» (60) Командир 57-го танкового полка (29-я тд, 11-й МК, Западный ОВО) И.Г.Черяпкин.

«…Уменя есть одно приятное предложение: в восемь часов на открытой сцене Дома Красной Армии состоится представление артистов Белорусского театра оперетты — давайте посмотрим…

— С удовольствием, — согласился я. — Надеюсь, спектакль минской оперетты будет не хуже, чем концерт артистов московской эстрады в Бресте, на который поехали Шлыков с Рожковым.

— Выдал!— засмеялся командующий. — А мне-то и невдомек, чего это они так рвутся в Брест…» (61)

Это начальник штаба 4-й Армии (Западный ОВО) Л.М. Сандалов пересказывает разговор, который у него состоялся вечером 21 июня 1941 г. с командармом Коробковым. А Шлыков, который уехал на концерт в Брест, — это член Военного совета 4-й Армии. От Бреста до Кобрина всего-то 45 км, так что уже к полуночи все собрались в штабе армии («Последнюю предвоенную ночь старший командный состав армейского управления провел в помещении штаба армии. В нервном тревожном состоянии ходили мы из комнаты в комнату, обсуждая вполголоса кризисную обстановку. Через каждый час звонили в Брестский погранотряд и в дивизии…»)