Мент для новых русских - Александр Золотько

– Один? – трезвым голосом спросил Геннадий Федорович.

– С Братком.

– А Нина?

– Нина вернулась и ждет вас в приемной.

– С Зеленым она говорила?

– С полминуты.

– Хорошо, скажи Нине, пусть оставит бумаги, и что там она привезла, у меня на столе… а сама может ехать. Подвезите там ее, куда скажет. Все?

– Тут… охранник явственно замялся, – к вам приехали.

– Кто?

– Ну… – стало понятно, что те, о ком спрашивает Гиря, сидят или стоят рядом с охранником, и он не может спокойно говорить.

– Хорошо, отправь их с кем-нибудь в приемную и перезвони мне. Все. – Гиря положил трубку.

Все. Приехали. Значит, несколько человек. Значит, Андрей Петрович свое обещание выполнил и прислал специалистов, мать его. И они теперь будут учить его и его людей уму-разуму. И приглядывать за всем, включая Гирю.

Гиря аккуратно поставил бутылку на стол. Поверил Зеленый или нет? А если не поверил? Ну и хрен с ним, лишь бы сделал все как нужно. Мало кому удавалось напоить Гирю до свинского состояния. Никому не удавалось.

Геннадий Федорович встал с дивана, подошел к стоящему возле стены шкафу, открыл дверцу.

– Никому нельзя верить, – пробормотал Гиря, извлекая из стоящего в шкафу видеомагнитофона кассету. – Никому.

Снова зазвонил телефон.

– Да?

– Приехали четверо, крутые. От Андрея Петровича. Похоже, со стволами. С ними пошел Колян. Я, на всякий случай, ребят предупредил…

– Нормально, – одобрил Гиря распорядительность охранника, – двоих к приемной пошли. И пусть двое посмотрят, что там перед клубом. Все.

Гиря покрутил в руках видеокассету. Ну что, Зеленый, техника – страшная сила. Вот тебе и веревочка с удавочкой, капитан. И никуда ты с нее не сорвешься.

Теперь нужно переговорить со специалистами Андрея Петровича. И это…

Гиря вынул из кармана телефон, набрал номер сотового Зеленого:

– Да?

– Ты, это… – вязким пьяным голосом протянул Гиря, – поглядывай на свой хвост… Мало ли что… Усек?

– Усек.

– Тогда – пока.

Не хватало еще, чтобы Андрей Петрович узнал, что Зеленый будет встречаться с Мехтиевым по просьбе Гири.

– Никому нельзя верить, – громко сообщил в пространство Гиря.

И снова произошло совпадение, подтверждая старую истину, что трудно быть оригинальным в вечно повторяющемся мире. Практически в ту же самую секунду капитан милиции Юрий Иванович Гринчук сказал своему водителю по кличке Браток те же самые слова:

– Никому нельзя верить.

Браток хмыкнул.

– Что за скепсис? – поинтересовался Гринчук.

– Кто б сказал, – ухмыльнулся Браток, – сами, небось, правду только во сне говорите, Юрий Иванович.

– Обижаешь, Ваня. Что за жизнь такая пошла, каждый норовит обидеть и плюнуть в широко открытую душу. Когда я врал?

– А с цыганчонком?

– А что с цыганчонком? Был задержан, уличен, можно сказать…

– Можно сказать.

– И нечего иронизировать тут, – официальным тоном приказал Гринчук.

– Слушаюсь, гражданин капитан, – таким же официальным тоном ответил Браток.

– Вот-вот, поприкалывайся мне тут еще! Каждый норовит чувство юмора проявить. Ты мне лучше, Браток, скажи, тебе ничего не показалось странным в той истории с Яковом Ивановичем Васильевым?

– Странным?

– Ну, необычным.

– А мне что, нужно за всем необычным следить?

– Нужно.

– Тогда докладаю, что за нами от самого клуба едет темно-синий «форд».

– С трещиной на лобовом стекле, – не оборачиваясь, сказал капитан.

– С трещиной, – глянув на Гринчука, усмехнулся Браток.

– Пусть едет. Подбросишь меня к Клубу…

– Куда?

– Необразованный ты человек, Браток, к Клубу, с большой буквы «К». Я выйду, а ты подъедешь к пирожковой на проспекте…

– К ментовской? Не поеду. У меня ствол в машине, нахрена мне такие манцы.

– Молодец, – одобрил Гринчук, – соображаешь. Тогда подберешь меня возле памятника.

– У бородатого?

– Да, у Карла Маркса. И ты все еще не ответил на мой вопрос, – напомнил Гринчук.

– Про странное с цыганчонком?

– Да.

– А все там странное.

– Точнее, Ватсон.

– Это же элементарно, Холмс, – Браток снова глянул на капитана и засмеялся.

Засмеялся и Гринчук.

– А если серьезно… Яша – племянник барона.

– И что?

– Ничего. Только почему он поперся один товар сдавать? У цыган все такие стремные дела делают бабы. Так?

– Так, – согласился Гринчук.

– Вот, а еще… Вы, Юрий Иванович, цыган часто задерживали? Арестовывали?

– Более чем.

– И всегда они орут, бьются в истерике, психуют. Так?

– Так.

– А Яша молчал. Перепугался, но молчал. Почему?

– Слушай, Браток, какого черта ты с урками тусуешься, давно нужно было в менты идти…

– Я еще не совсем отбитый, в менты идти.

– Н-да? – скептически спросил Гринчук, – а мне, значит, такое говорить, можешь?

– Не обижайтесь, Юрий Иванович, но я вас не понимаю. Ладно еще, если бы бабки вам платили хорошие, или, хотя бы, вовремя. А то ни дня, ни ночи… В гаишники у меня была мысль податься, так денег на вступительный взнос не было… Сами знаете, наверное, сколько нужно бабок вбросить, чтобы хорошее место получить… Вот и пришлось…

– Что пришлось? – резко переспросил Гринчук. – В шестерках у крутых мужиков бегать? Долги выбивать? Магазины громить? Под перо лезть, под пулю, если уж совсем не повезет? Что пришлось? Ты вот, Браток, скоро денег на свой бизнес насобираешь? Скоро?

– Какой там… Наверное, тогда же, когда и вы…

– Так чем твоя работа лучше ментовской? И день и ночь, и приказы придурков выполняешь, и денег все равно не хватает. И даже профессиональные заболевания у нас почти одинаковые, вплоть до цирроза печени включительно.

Браток невесело ухмыльнулся:

– Тоже самое и к вам, гражданин капитан, вам сколько лет?

– Тридцать шесть.

– И капитан. На пенсию выйдете – чем заниматься станете? Куда-нибудь в охрану пойдете? Та же работа, деньги чуть другие. И никто спасибо не скажет… Так?

– Злой ты человек, Браток.

Браток снова улыбнулся, чуть покосившись на капитана:

– Есть одна штука, капитан, которой я никогда не смогу заработать. А у вас – есть.

– Медаль? – спросил Гринчук.

– Уважают вас, Юрий Иванович.

– Те, кто плохо знают… Вот ты, Ваня, меня считаешь, и, между прочим, правильно считаешь, человеком злым и заподлистым.

– Это…

– Ты не стесняйся, Браток, есть у нас еще минут пять на откровенность.

– Я и не стесняюсь. Честно. Вы… только не сердитесь… вы как собака. Пес сторожевой. И спать не дает, и лает не по делу, и… Ну, сами понимаете…

– Понимаю.

– Волки боятся, мелкая всякая собачья сволочь норовит спрятаться за спину, а те, что за волками крохи поднимают, завидуют и облаивают. Всем мешает. Постареет – или выгонят или усыпят.

– Спасибо, Браток, утешил.

– А когда уйдет этот пес, все поймут, что без него трудно. Должен же кто-то породу сохранять. Я честно скажу…

– Как на суде? – хмыкнул Гринчук.

– Не перебивайте, Юрий Иванович. Не нужно. Почему таких как вы не любят? И почему уважают? Даже самой последней сволочи хочется, чтобы не все были ублюдками. Понимаете? Чтобы хоть кто-то… – Браток замялся, подбирая слова, – чтобы осталась как бы точка… граница. Чтобы было понятно – вот до сих пор – дерьмо, а вот здесь…

– Золото, – подсказал Гринчук.

– А вот здесь – человек. И не нужно прикалываться. Я, честно, после армии хотел в менты двинуться. Потом вовремя остановился. Уродом быть неохота, а человеком остаться – слишком там соблазнов много. Не всякому по силам…

Браток притормозил возле клуба. Капитан сидел неподвижно.

– Тут стоять запрещено, – напомнил Браток.

– Знаю, – почему-то чуть хриплым голосом ответил Гринчук, – я отмажу, а вот нашим попутчикам придется ехать дальше.

«Форд», не торопясь, проехал мимо их машины, свернул за угол.

– Вот смотри, – капитан ткнул пальцем в сторону «форда», – вот так дураки поступают. Он свернул направо, а там одностороннее движение. И стоять тоже нельзя. Им придется выворачивать вокруг трех кварталов до площади, а потом возвращаться. А мне пора.

Гринчук открыл дверцу машины, поставил ногу на тротуар. Замешкался на секунду и обернулся к Братку:

– А знаешь, отчего собаки сторожевые воют?

– От страха?

– Дурак. Собаки сторожевые видят призраков и приведения. И воют от бессилия. Хотят защитить живых, а не могут. Вот такие дела…

– И все? – вдогонку спросил Браток, – и ничего эти собаки сделать не могут?

– Могут. Если сами станут приведениями. Только назад уже дороги не будет. И святой водой в первую очередь их польют. Как вестников беды. Ладно, через час – возле Карла Маркса.

Глава 14.

В приемную перед своим кабинетом, Гиря ввалился снова в дымину пьяным и совершенно веселым. Дружески потрепав по загривку Коляна, неодобрительно рассматривавшего гостей, Гиря громогласно приветствовал посланцев Андрея Петровича.