Хранительница (СИ) - Петрова Лин

Заметила, как Ольгерд прихорашивается. Он умылся, переоделся в чистую рубаху, пригладил волосы. Я посмотрела на Реммира, мотнув головой в сторону юного бойца. Реммир улыбнулся, понимающе кивнув.

В обед появилась большая делегация. Впереди шли коренастые мужики во главе со своим старостой. Поздоровались с Реммиром и завели разговор.

— Реммир дер Леммин, нас известили, что вы занимаетесь розыском и доставкой в столицу всех переброшенок. Есть у нас такая, давеча появилась — он закашлялся — Отправить её одну сил не представляется, а тут как раз и вы — он замолчал — Её сейчас доставят сюда. Вы уж ее, как говорится, заберите, да доставьте куда следует, а то…

Послышался шум, и все повернули головы. Ольгерд всматривался вдаль, пытаясь рассмотреть «переброшенку». Он в нетерпении переступал с ноги на ногу, уже в мыслях встречаясь со своей красавицей. А я вот успела рассмотреть и теперь сидела, открыв рот.

К нам на нетвердых ногах, поддерживаемая одним из сопровождающих, двигалась очень загадочная личность. В шерстяной кофте, сползающей с плечей, в длинной грязной цветастой юбке, где местами выглядывали дыры, на руках перчатки с обрезанными пальцами. На голове вязаная шапчонка, из- под которой выглядывали грязные пакли волос. Сколько же ей лет? Я бы сказала: от тридцати до пятидесяти. Точную дату сможет сказать только она сама, если вспомнит, конечно.

Она окинула всех нетрезвым взглядом, раскинула руками и прохрипела:

— Мальчики — улыбаясь щербатой улыбкой, затем вытянула губы трубочкой и потянулась к близстоящему мужичонке для поцелуя. Все успели заметить, что впереди не хватало двух зубов.

Я окинула всех взглядом. Все застыли. Даже Мелкий застыл в движении с поднятой лапой.

Староста смущенно проговорил:

— Залезла в погреб и вылакала все наше вино, зараза. За что такое наказание, а? Заберите вы её, Хранительницы ради, а? Отволоките куды подальше от моего селения. Сил уже нет ее терпеть, честное слово! — умоляюще сказал он, зыркнув в сторону «красавицы».

Все, не могу больше терпеть, меня сейчас разорвет от смеха. И я засмеялась громко:

— Ой, блин, Ольгерд то себе красавицу нашел — показывая на его растерянное лицо.

Мой смех подхватили все столичные. Хохот стоял на всю поляну. Я согнулась пополам, пытаясь справиться с дыханием.

Новоявленная «красавица» тоже улыбалась, не понимая, что происходит. А что? Не гонят же вилами и слава Богу, правда?

Ольгерд, красный от смущения, тихонько пятился, бормоча:

— Лучше бы с двумя головами была.

Под общий шумок староста ушел со счастливой улыбкой на лице. У его сопровождающих было похожее выражение лиц.

Реммир усадил дамочку возле костра и начал опрашивать. Выяснилось, что она землянка и зовут ее Людмила Тихоновна Кукушкина. После вопроса о родителях, жалобно сморщила нос, утирая его грязной перчаткой

— Так помёрли уже. Сирота я сиротинушка — запричитала Кукушкина, с горечью выдыхая перегаром — Выпить не найдется, начальник? Встречу-то отпраздновать нужно — с надеждой в глазах сказала она.

Реммир смотрел на нее с брезгливым выражением на лице, но воспитание не позволило ему ответить грубо.

— Вы вообще поняли, что произошло? Нет?

Он вздохнул.

— А так, ничего необычного за собой не замечали? Ну там, сильно что-нибудь захотели, а оно раз и исполнилось. Или рукой взмахнули недруги и отлетели?

— Точно, начальник! — она хлопнула ладонью по коленке — Я ведь как сказала, что Петруха моим будет, так и случилось. А уж руками то я махать умею, не сомневайся — сказала она, тряся грязным кулаком перед лицом Реммира.

Тот поднял брови и повернул голову в мою сторону. Я пожала плечами. Думай, мол, сам.

До вечера она истрепала всем нервы, ребята уже от нее шарахались, а та все не унималась и искала мужского общества. Увидев Мелкого, остановилась как вкопанная, тыча в него пальцем:

— О-о-о-о-о, ни хрена себе! Это, чё, белка ко мне пришла?

Увидев детей, заулыбалась, и ринулась к ним, сюсюкая, но была остановлена грозным рыком Мелкого. Хилл грациозно спрыгнул с холки Мелкого и медленно двинулся к Кукушкиной, отсекая ей путь к детям. Его пасть была открыта, открывая на обозрение острые зубы. Та понятливо подняла руки, делая шаг назад.

Даже представить не могу, как с ней до столицы ехать. Кто ж его знает, может действительно наследница? Потрепанная, пропитая, но наследница?

Вечером, когда мы уже легли спать и дети уснули, послышался шум и полилась песня пьяным голосом:

«На речке, на речке

На том бережочке,

Мыла Марусенька

Белые ножки»

Милад подошел к Реммиру:

— Эта зараза нашу заначку нашла и выпила.

Пьяный голос все приближался к нам. Лина вскочила, хлопая сонными глазами, и испуганно спросила, озираясь:

— Дикие?

Я обняла её, приговаривая тихим голосом. Реммир нахмурился, затем решительно встал, подошел к своей дорожной сумке, что-то доставая из нее. Затем подошел к пьяной Кукушкиной, схватил ее за шиворот левой рукой, правой вскидывая руку, открывая портал. Швырнул туда Кукушкину и шагнул в него сам. Наступила благословенная тишина, со всех сторон облегченный выдох.

Спустя несколько мгновений Реммир вышел обратно. Брезгливо встряхивая рукой.

— Спать — коротко приказал он.

А долго просить и не нужно было.

***

На следующий день мы тронулись в путь. Наш путь пролегал через бесконечный лес. Мои животные бежали рядом, периодически ныряя в густую чащу. От мерных покачивания шавала, я задремала в руках своего мужчины. Своего? Ничего себе. И не мужчины, а ваарца, когда он спросил:

— Рита, позволь задать тебе вопрос?

— М? — открывая глаза — Конечно, спрашивай.

— Когда ты бредила, называла имена, и одно из них Ромка, вроде. Кто он для тебя?

Я устроила голову поудобнее на его плече и начала рассказ.

— Брат, друг. Начну, пожалуй, с самого начала.

В общем, все что помнила о своем детстве, наших проделках с Алькой и Ромкой, переживания и трудностях. О дружбе, длиною в жизнь. Про маму Еву, с особенной теплотой и, даже Семёныче. Долго длился рассказ, начало вечереть, когда к нам подъехал Ижак.

— Реммир, там что-то непонятное.

Реммир пришпорил шавала, мы выехали из леса на поляну, останавливаясь, в недоумении разглядывая открывшуюся картину. Он спрыгнул на землю, поднимая руку, останавливая нас, и прошел вперед.

На нашем пути была огромная стена из растений и их мощных корней, уходящих куда-то вверх. Крупные корни, переплелись друг с другом, не оставляя и просвета. А по ним, словно слезы, стекала черная смола.

Я повернула голову налево — эта стена уходила в бесконечность, направо — тот же результат. И начало стремительно темнеть, как будто разом погасли все звезды.

Ребята хотели подъехать ближе, но тут заупрямились шавалы. Они остановились в десяти метрах от стены и не желали двигаться с места, упираясь лапами о землю, фыркая и рявкая. Вот вам и боевые животные, блин. Все спешились, подходя к стене.

— Не понимаю, мы здесь ездили не один раз, и ничего подобного не было — озабоченно сказал Реммир.

Трое ребят попробовали мечами прорубить проход, но как только они приступили, раздался тихий гул и на поверхности стены во множественных местах, появилась черная смола. Она стекала как слезы крупными каплями, оставляя за собой черные следы.

— Нужно осмотреться. Принесите огонь — распорядился он.

— Не получится, Реммир. Пока мы на стену любовались, шавалы исчезли, там наши сумки, ну и огонь, естественно.

Реммир скрипнул зубами:

— Так по-глупому подставиться.

Чтобы осмотреть препятствие, начали использовать Силу. Песок подбрасывали вверх, он загорался сотнями огоньков и тихо затухал. В другое время я бы залюбовалась этой картиной, напоминающей фейерверки, если бы не услышала:

— Сила заканчивается.

Повисла напряженная тишина.