Vesyoly Rodzher - Vechnaya Olga

   А когда меня нашли после "отдыха" на даче Чердака, и я приходил в себя в больнице, то впервые видел, как он рыдает навзрыд. Я даже никогда не попрекал его в случившемся со мной, хотя какое-то время, признаюсь, винил. Его слезы тогда потрясли.

   Возможно, если бы я нашел время с ним поговорить по поводу Веры и его ВИЧ по-хорошему, все могло бы сложиться иначе.

   Еще и работы нет до кучи. Вот ведь лето выдалось! Каждое очередное лето пытается меня добить, превзойти предыдущее.

   Какое-то безразличие внутри, пусто. Больно и пусто, будто кровь в венах остановилась, не несется, а дрейфует, как море в штиль. Все остановилось. Я остановился, замер на орбите. Даже не горю, так, тлею. Никого не хочу видеть, вот бы они все сами договорились между собой меня ни о чем не спрашивать.

   Принимаю решение прятаться, отлично осознавая, что никто не станет искать.

   В дверь настойчивый звонок. Идите к черту, занят я. Так и сижу в своем флаге на полу, гипнотизируя пачку с транквилизаторами.

   Щелчок замка заставляет вздрогнуть и вскочить на ноги. Ключи есть только у меня, мамы и Веры. Таращусь на дверной проем целую секунду, пока не заходит она.

  ***

   Нет, она не заходит, а залетает.

  Вера залетает в комнату и смотрит на меня с такой ненавистью, что все придуманные для встречи слова застревают в горле, даже "привет" слету не выходит. Она слегка растрепана, волосы копной по плечам; в том же цветастом платье, что была утром, но босиком, хотя не слышал, чтобы разувалась. Ноги грязные, на левой коленке большая красная ссадина. Смотрю на нее, жду объяснений.

   - Зачем пришла? - спрашиваю холодно, одолевают смешанные желания обнять и накричать. Борюсь с каждым.

  Она молчит, решительно подходит, серьезная, брови сведены в кучу, губы плотно сжаты. Собранная и сосредоточенная, словно на экзамене. Размахивается и со всей силы бьет меня по лицу.

   Жжет одна пощечина, потом вторая, третья. Поднимаю руки, блокируя удары.

   - Прекрати! - понимая, что останавливаться она не собирается, хватаю за запястья, скручиваю ее, она вырывается, начинает кричать. Тут же отпускаю, она снова лезет в драку, стараюсь увернуться. Если бы не столько эмоций: обида, злость, отвращение, - на ее лице, то действовал бы решительнее. А так... теряюсь. Догадки начинают скрестись внутри неприятно и болезненно, но пока гоню их.

   - Ублюдок! - сообщает мне новый статус. - Да как ты мог! Еще и уклоняешься! Ненавижу, - с чувством, задыхаясь. Флаг, в который кутаюсь, падает, она продолжает сыпать ударами.

   - Да что случилось-то!? - хватаю ее за плечи, хорошенько встряхиваю, пытаясь привести в чувства. - Жених обидел опять? Неужели?! Так ты по адресу, проходи, располагайся, - киваю на кровать.

   Она резко замолкает, тут же освобождаю. Отходит, опускается на корточки, прислонившись спиной к стене, закрывает лицо руками и тихонько плачет. Былая несвойственная ей решимость испаряется без следа, кажется, в этой драке победил я, противница полностью повержена. Но ликовать отчего-то не тянет. Осознание того, что я полный идиот уже пришло, но все еще, скорее из упрямства, продолжаю стоять на своем. Смотрю на нее во все глаза. А ведь ей плохо. Кожей ощущаю исходящее от девушки отчаяние, как тогда, в баре. Хмурюсь, стараясь мыслить хладнокровно, будто меня не касается. Кустов опять тебя трахнул без презерватива что ли? Пришла переживать следующие волнительные полгода?

   Просто уже трясет от одной мысли, что она с ним... он с ней... да еще и без барьера. А я... За руку держал? Пальцами трогал?

   Нахрена она опять припералась!?

   Хватит, где-то у меня должна быть гордость. Надо заканчивать этот цирк, разрывать наш гребаный треугольник.

   Но ее беда, как и обычно, трогает не меньше, чем моя собственная. Ее горе царапает тупым ножом по физическим шрамам. А слезы выворачивают проклятую Чердаком душу наизнанку. Даже после того, что случилось, предложите мне сдохнуть, чтобы она перестала страдать и оказалась здоровой - сдохну сейчас же.

   Подхожу, присаживаюсь рядом.

   Не мужик, а тряпка. Презираю себя, но понимаю, что помогу снова. Не так, как в прошлый раз, конечно, но добивать не стану. Шепчу:

   - Девочка моя, - как-то сипло выходит, - ты скажи, что мне сделать. Я сделаю. Хоть что. Только не плачь так сильно.

   - Как ты мог меня бросить, Вик? - часто тяжело дыша. - Ты ведь говорил сто раз, что ни капельки не любишь, ну почему тогда так хорошо относился? - она не кричит, не пищит, не ноет. Рассуждает практически спокойно, но от ее ровного тона внутри все переворачивается. Она топит меня пустотой в глазах, монотонностью речи. Вы представляете себе море после шторма? Эту лживую тишину, обманчивую умиротворенность, когда на волнах качаются обломки и трупы? Остатки чувств, надежды и веры...

  - Зачем эта татурировка? - тычет на мою шею. - В чем был смысл?! - поднимает на меня выпученные глаза, повышает голос. - Ты ведь заставил меня поверить тебе.

   - Вер... - тянусь к ее лицу, но она резко отталкивает, вскакивает на ноги, отбегает на середину комнаты, поднимаюсь следом.

   - Не трогай меня! - а теперь уже кричит. Кажется, шторм продолжается. - Просто посмотри, - голос звучит гнусаво, потому что плачет, - это на твоей совести! Вся ваша семейка чокнутая! Вы все сговорились, чтобы подложить меня под него, да? Лишить меня будущего в его угоду! И ты тоже! - тычет в меня пальцем.

   - Конечно же, нет.

   - Как нет?! Ты меня к нему отвез! Отдал из рук в руки и уехал! Да как ты посмел так предать меня после всего, что было!? Иди ты к черту со своей нерешительностью, ты просто подонок, такой же, как твой Артем.

   - Я ждал тебя целый час, - с нажимом. Скрещиваю руки на груди.

   - Он не пускал меня!

   - Ты не позвонила.

   - Телефон в машине остался. В твоей! Вик, он порвал на мне трусы! - она суматошно задирает длинное платье, показывая, что без белья. - Ты вообще в курсе, что у твоего брата аллергия на привычные способы лечения? Он отказывается использовать экспериментальные препараты и вообще слушать что-либо. А когда я решила пойти за тобой, он напал! Держал меня силой. Я вырывалась, билась, а ты не помог!

   На мгновение кажется, что ослышался, но вид горячо любимой женщины, сейчас бьющейся в истерике, служит доказательством, что понял правильно. Это не она не выходила, это он ее не пускал. Картинка вдруг складывается и становится до боли ясной, и я понимаю, что Кустов - покойник.

   - Ты просто уехал! О, нет, не просто. Ты еще и вещи занес, я споткнулась о сумку, когда убегала, и разодрала колено! - показывает на него, словно я мог не заметить. Наверное, то, что я чувствую сейчас - это ужас. У него много оттенков, оказывается. Есть ужас за себя самого, а есть - за любимого человека. И я не могу сказать, какой из них сильнее. А ведь об этом ощущении я знаю все, вы в курсе. А еще я точно знаю, что Кустову не понадобится экспериментальное лечение.

  Она со мной не может справиться, когда балуемся, а он-то и вовсе - скала. Сука, убью. С недавнего времени, после разговоров с Анатолием Петровичем, под сидением "Кашкая" на всякий случай лежит бита. Новенькая. Вот теперь и пригодится.

   - Вера, ты подожди, пожалуйста, здесь. Закройся и никому не открывай. Я скоро вернусь, - медленно и спокойно говорю ей, поворачиваюсь к двери. Останавливает только то, что без штанов. Надо хотя бы натянуть джинсы.

  Но во время короткой заминки она снова кричит:

   - Конечно, давай! - подходит и бьет меня по груди. - Давай, поспеши! Деритесь! Набей ему морду, а он пусть тебе, да посильнее. Кого вы там не поделили в школе? Бабу какую-то? Все разобраться не можете! Валяй, беги, выясняй с ним отношения. Может, вам обоим, наконец, полегчает. Вы ж только этого и ждали все эти годы, да? Повода поубивать друг друга. - Со злостью тарабанит ладонями по моим плечам, а меня поражает внезапное желание обнять ее покрепче и забрать страхи себе, словно это естественно при простом физическом контакте. Потребность быть рядом настолько сильная, что на секунду затмевает жажду крови. Рывок. Хватаю ее крепко и прижимаю к себе. Ни разу так не делал, никогда еще не трогал ее с силой. Но сейчас вижу, как вырывается, и не отпускаю, напрягаю мышцы и прижимаю к себе. Она бьется.

   - Вер... - шепчу. Она плачет.

  - Или, может, вы сговорились? - вздрагивает от внезапной догадки. - Созвонились и решили проверить, как поведет себя наивная дура в пикантной ситуации, да? Играете мной, как хотите, оба! Вы это спланировали заранее, да? Признайся! Поспорили? На что, Белов?

   - На тебя - никогда, - говорю довольно резко, она замолкает. - Никаких игр. С тобой всегда по-настоящему.

   - Вик, - уже без злости, в голосе слышится лишь испуг. Трясется всем телом, маленькая моя. Дрожит, упирается ладонями, а я ее прижимаю так, как никогда раньше. Не давая права выбора, потому что физически сильнее, и хочу, чтобы она была сейчас близко. Едва отдавая себе отчет, что Артем час назад делал то же самое... - Вик, если бы он хотел, - громко всхлипнув и медленно, тяжело вздохнув, словно надолго задерживала дыхание: - если бы хотел, он бы это сделал, изнасиловал меня. Он ведь намного сильнее, он очень сильный и большой. Раньше он всегда так делал, когда мы ссорились. Никогда не просил прощения, а подкатывал, нападал, зацеловывая, и я всегда сдавалась. - Всхлипывает. - Он решил, что если сейчас надавит, я сдамся, потому что соскучилась. Говорил, что мое тело ему ответит, что он засунет руку туда, и докажет мне, что я все еще хочу быть с ним...