Жизнь и судьба Михаила Ходорковского - Наталья Точильникова

У приговора есть еще одна интересная особенность: в показаниях свидетелей фамилия Ходорковского практически не упоминается. Только в качестве главы банка «МЕНАТЕП». И после каждого такого выступления суд глубокомысленно заявляет, что у свидетелей не было причин для оговора Ходорковского и Лебедева.

Как? Они же там не упоминались.

Или оговор в том, что Ходорковский возглавлял «МЕНАТЕП»?

Так чем же доказана причастность Михаила Борисовича к делу НИУИФ?

Я и предположить не могла, что можно с таким увлечением читать скучные юридические документы!

Ну неужели ни одного доказательства?

Ни одного?!

Пространные и занудные свидетельства того, что Ходорковский был Председателем совета директоров банка. А что, кто-то в этом сомневался?

Не менее дотошные доказательства того, что сотрудники «Уоллтона» работали в «МЕНАТЕПе». А что, кто-то отрицал, что «Уоллтон» — структура «МЕНАТЕПа»?

Многочисленные аргументы о неплатежеспособности и убыточности «Уоллтона». Но от него никто и не ждал денег: гарантии предоставлял «МЕНАТЕП».

Многостраничные обоснования того факта, что Ходорковский как председатель Совета директоров банка имел право управлять его деятельностью. А что еще должен делать глава банка?

И ни одного доказательства причастности Ходорковского к конкретному эпизоду с НИУИФ: ни одного документа, ни одной подписи, ни одного свидетельства!

Может быть, он давал указания не исполнять инвестиционную программу?

Нет сведений.

Может быть, он приказывал перепродать акции?

Ни одного свидетельства.

Более того, нет даже доказательств того, что он вообще давал указания о покупке НИУИФ.

А основное и самое распространенное «доказательство» — трудовые книжки. Например, трудовой книжкой Ходорковского доказывается, что он действительно был Председателем совета директоров.

Он прояснил ситуацию на суде: все решения принимались сотрудниками инвестиционного и кредитного отделов, малый масштаб сделки по акциям АО «НИУИФ» не предусматривал необходимости его непосредственного участия.

В приговоре блестяще доказана… правдивость его слов.

Конечно, что такое маленький институт по сравнению с такими гигантами, как «АВИСМА», «Колосс» или «Апатит»? Одна маленькая сделка из многих похожих.

Я сломалась примерно на сотой странице приговора. На часах было около четырех утра.

Доказательств не было.

Ни одного.

Платону Лебедеву несколько хуже: в приговоре упоминается гарантийное письмо за его подписью. Но надо заметить, что, по словам Генриха Падвы [165], в приговоре есть письмо за подписью Платона Лебедева, на котором нет подписи Платона Лебедева. Так что за подлинность письма по поводу НИУИФ я не ручаюсь.

Когда имеешь дело с мошенником, надо проверять каждую запятую.

Если бы это письмо было только одним из доказательств!

Но это единственное доказательство!

И доказывает только то, что «МЕНАТЕП» собирался кредитовать «Уоллтон».

А что, кто-то в этом сомневался?

Фамилия Ходорковского в приговоре по делу НИУИФ звучит в основном в выводах суда, зато сплошь и рядом упоминается другое имя: Алексей Голубович.

«Большинство приобретений проходило через Голубовича, — пояснил мне Леонид Невзлин, — это была его специальность, он руководил инвестиционным подразделением.

Если где-то там и были нарушения, наличные деньги или коррупция, то это напрямую связано с Голубовичем. Это называется валить с больной головы на здоровую».

К чести Алексея Дмитриевича, никаких признаков ни наличных денег, ни коррупции в приговоре тоже нет.

Надо заметить, что против Голубовича в конце концов возбудили уголовное дело. Еще в 2003-м он уехал в Лондон, потом скрывался в Италии и жил на борту своей яхты «Халила» в порту города Виареджо. В мае 2006-го был арестован Интерполом, провел три недели под стражей, но был выпущен под подписку о невыезде и осел на вилле под Пизой.

18 октября 2006-го суд Тосканы отказал Генпрокуратуре в его экстрадиции [166]. На суде он отрицал свою причастность к делам «Апатита» и НИУИФ. Но согласился дать показания Генпрокуратуре, к тому же еще летом выступал в программе Леонтьева «Однако» и дал интервью «Известиям» и программе «Чистосердечное признание». В результате его дело словно растворилось в воздухе, и в 2007-м он смог вернуться в Россию.

Интересно, что его выступления не имели к приватизации никакого отношения.

Зато были в русле антиюкосовского компромата.

«Но неважно. В приватизации участвовала наша группа», — сказал мне Леонид Невзлин.

Так что вернемся к НИУИФ. Ходорковский не занимался им непосредственно, но выполнялась ли инвестиционная программа? И была ли в конце концов выполнена?

«Слушайте, ну НИУИФ — это вообще смешно, — возмущается Василий Шахновский. — НИУИФ — институт, который загибался. И НИУИФ — это абсолютно точно Голубович. Там вообще нет ни Лебедева, ни Ходорковского, ни их подписей, ничего. Это тема, которую от начала и до конца вел Голубович.

Я уже точно не помню всю эту историю, но НИУИФ — даже не предприятие, это институт, который спасли.

Ну ладно. Инвестиционные моменты там действительно не выполнялись, условия инвестиционного соглашения, но вы мне найдите хоть одно предприятие, которое стопроцентно выполнило тогда эти условия. Хоть одно! В 1993-м — 1994-м — 1995-м году».

С 95-м понятно. А дальше?

В чем заключалось «спасение»?

Я набрала «НИУИФ» в «Яндексе». И Вы, уважаемый читатель, легко можете повторить мой эксперимент.

И среди многочисленных упоминаний о деле Ходорковского, я набрела на сайт строительной компании «Cyvas» [167]. Там среди построенных проектов упоминается и НИУИФ [168] им. проф. Я.В.Самойлова. Строители явно гордятся своей работой, на сайте выложено множество фотографий: огромный конференц-зал с добротными деревянными сиденьями, наборные паркетные полы, кожаная мебель и роскошные люстры в помещениях администрации, розовые каменные колонны и лепнина на потолках. А также совершенно необходимые сотрудникам бассейн, сауна, турецкая баня, бильярдная, санузлы с евроремонтом, медпункт, стоматологический кабинет, тренажерный зал, кафетерий и рабочая столовая, по интерьеру больше напоминающая добротный ресторан.

Если это невыполненная инвестиционная программа, то 2 миллиона на реконструкцию — явное расточительство. На следующем этапе надо было ставить золотые унитазы.

«До инвестиционного конкурса на балансе института находилось два здания, и на сегодняшний день они живы, здоровы и полностью отремонтированы [169], — сказал на суде директор института Петр Классен. — инвестиционная программа была перевыполнена многократно. Реальное инвестирование происходило в последующие девять лет».

Почему-то эти показания не попали в приговор…

А поднять «Апатит» во многом помогли именно научные разработки НИУИФ, и это есть на сайте «Фосагро».

Суд не принял это во внимание.

И счел мошенничеством неисполнение инвестиционной программы в срок.

По-моему, не совсем одно и то же…

Почему же обвинили именно по этим эпизодам? Чем они принципиально отличались от других приватизационных сделок?

Я задала этот вопрос Леониду Невзлину.

— Вопрос вы поставили очень правильно. В скупке, которую проводил Ходорковский, а вернее, для него делал свидетель обвинения Голубович… Действительно, сделки были похожи на сделки по «Апатиту» и НИУИФу. Принципиального отличия я не вижу, хотя я не специалист. Обвинили по этим эпизодам, потому что именно по ним был заказчик наезда, состоящий и тогда, и сейчас в тесных отношениях с Сечиным и Путиным.

— Вячеслав Кантор?

— Ну конечно. Вячеслав в России, Моше — в Израиле. У него были коммерческие противоречия с теми ребятами, которые управляли «Апатитом». Противоречия завода и производителя. [170]

— А можно о нем упоминать?

— Да, конечно. Как о человеке, нарушившем основные еврейские заповеди. [171]

В 2000–2002 годах Кантор неоднократно сопровождал Владимира Путина в его зарубежных визитах: дважды в ФРГ, в Швецию и Норвегию.

Но сейчас Вячеслав-Моше живет в Швейцарии, постепенно сворачивает бизнес в России, где бывает редко, опасаясь разделить судьбу Ходорковского, и управляет «Акроном» через трейдера.

Так стоило ли рыть другому яму?

В конце 1995-го, когда началась борьба за «ЮКОС», «Альфа-банк», «Инкомбанк» и банк «Российский кредит» объединились против «МЕНАТЕПа», и на него посыпались обвинения в неисполнении инвестиционных обязательств по приватизационным сделкам.