Лебединая песня ГКЧП - Леонид Кравченко

Я подробно ответил на все критические замечания, убедительно опроверг надуманные обвинения. Подчеркнул, что это организованная политическая кампания, имеющая только одну цель— убрать меня с ключевого поста председателя Гостелерадио и поставить на это место представителя «Демократической России». Что же касается голословных утверждений, будто я преследовал кого-то за инакомыслие и даже уволил, то заявляю: немедленно уйду в отставку, если будет доказан хотя бы один факт такого преследования.

Речь была очень эмоциональной. К концу ее я почувствовал, что зал ко мне расположился, а президиум под натиском моих неопровержимых доказательств оробел. Все увидели, что я говорю начистоту, искренне. А заканчивал так: «Вот уже появляются слухи о моих возможных новых назначениях. Назывались семь стран, куда я могу отправиться работать послом. Мы даже в семейном кругу обсуждали эту проблему, в какую страну лучше отправиться. Чем продолжать жить и работать в таких условиях, лучше уж в самом деле переместиться, например, в Испанию». Сказано это было с нескрываемой иронией.

К концу выступления обратился в зал с вопросом: «Все, достаточно?» Зал ответил: «Хватит, все ясно!» И проводил меня горячими аплодисментами.

Никакой резолюции, которая осуждала бы меня, не было принято. Съезд отверг, счел постановку вопроса о Кравченко неправомерной. Лишь 16 делегатов из 480 проголосовали «против».

Меня в это время ждали журналисты в фойе зала, в том числе около десятка представителей зарубежных телекомпаний. Возникла стихийная пресс-конференция. Азартнее всех критиковавшая меня известная ленинградская тележурналистка Белла Куркова сказала: «Леонид Петрович, вы сегодня одержали победу, я вас поздравляю. Но это не окончательная победа». Я тогда ответил: «Вы же понимаете, что зал поддержал меня вовсе не потому, что я кого-то околдовал своим выступлением, а потому что есть на этой земле правда. Наверное, люди понимали, что есть правда, а что кривда. И для меня эта победа вовсе не в радость, я не ликую. Доволен только одним, что защитил свою честь и достоинство. Мне ведь проще всего перейти сейчас на какие-то другие позиции, понравиться вам, еще кому-то».

Куркова ничего не ответила, разочарованно отошла. Подошел я к Сорокиной Светлане, тоже разочарованной результатами голосования. В то время она еще работала с Невзоровым в популярной программе «600 секунд», но готовилась переехать в Москву, на российское телевидение. У меня к ней всегда было нежное отношение как к талантливой тележурналистке и просто красивой женщине. Спросил: «Светлана, почему вы грустная?» (Она несколько раз выступала от микрофона против меня.) Она ответила: «А что же, быть веселой?» — «Жаль, а вот я питаю к вам огромное уважение и очень сожалею, что не работаем вместе».

Она была смущена этим признанием и заметила, что разочарована, так как не получается быть независимой. Кстати, потом она еще не раз пройдет через разочарования, убеждаясь, что быть свободной и независимой у нее не получится ни на российском телевидении, ни на НТВ, ни на шестом канале.

Когда я вернулся на рабочее место, позвонил М. С. Горбачеву, рассказал ему о том, что съезд завершил свою работу на моем персональном деле, но все разрешилось к лучшему. Я даже произнес фразу: «Мы одержали победу». Он меня поздравил, сказал, что следил за ходом работы съезда. Ему рассказывали подробно обо всем, что там происходило. Михаил Сергеевич якобы переживал за меня и тоже доволен, что все разрешилось удачно. «Поэтому, — сказал он, — поздравляю и давай впрягаться, будем работать дружно, вместе, как мы работали до сих пор». Потом неожиданно и многозначительно добавил: «А то в последние дни почему-то ко мне по очереди заходили Яковлев и Шеварднадзе и предлагали помочь тебе. Мол, на твоем нынешнем посту тебя окончательно затравят, и будет лучше переместить тебя на какое-то другое хорошее место. Например, направить послом в одну из европейских стран. Что-то не нравятся мне эти ходатайства…»

Таким вот неожиданным образом я узнал о достоверности слухов по поводу моего возможного перемещения. Стала ясна и роль в этом ближайших сподвижников Горбачева.

Через два года выяснилось, что в этом разговоре лукавил и сам Горбачев. Работавший до августовских событий секретарем ЦК по международным вопросам Валентин Фалин рассказал мне, что как раз тогда, в апреле, Горбачев вызвал его к себе и предложил: «Слушай, Валентин, займи место Кравченко на телевидении. Жаль парня — совсем его затравили. Давай подберем ему место посла за рубежом».

«Я выслушал Горбачева, — вспоминал Фалин, — сказал:

— Кравченко заменить не могу, он настоящий профи. Не знаю, как Леонид Петрович поступит, а сам я готов написать заявление об отставке хоть сию минуту.

Горбачев развел руками:

— Ну что ты, Валентин, обижаешься? Не хочешь — не надо! Оставайся на своем посту, да и Леонида трогать не будем».

Глава XXIII

ЭКОНОМИСТЫ И ПОЛИТИКИ

НЕ НАШЛИ ОБЩЕГО ЯЗЫКА

В начале 1991 года все острее обсуждались проблемы экономической реформы в стране. Крупные ученые-экономисты разбились на два лагеря — радикалы и либералы. Радикалы ратовали за проведение радикальных реформ. Наиболее яркие из них сплотились вокруг Григория Явлинского, выдвинувшего идею «500 дней», именно столько они отводили для осуществления экономических реформ. Более умеренные во главе с Председателем Правительства Николаем Рыжковым и академиком Абалкиным рассчитывали осуществить реформу в течение шести лет.

Тем не менее в жизни вовсю уже шли эксперименты. Бурно развивались кооперативы, что поощрялось сверху. Это потом станет ясно, что именно в кооперативное дело в первую очередь хлынет криминальная братва. Но тогда всем казалось: дело затеяли благое.

В целях демократизации производственного управления на уровне предприятий провозгласили новомодным избрание директоров на общих собраниях трудовых коллективов. Вред, как потом выяснилось, это принесло огромный, но тогда казалось демократической реформой в производстве.

Выбор модели радикальной реформы в экономике стал темой трехдневных дебатов в ЦК КПСС. По инициативе М. С. Горбачева собрали лучших ученых-экономистов, политических деятелей, цвет депутатского корпуса. В основном дебаты шли вокруг программы «500 дней» и деприватизации, разгосударствления собственности. К единому мнению не пришли. Обвиняли даже радикалов в том, что они зовут быстро «вбежать» в капитализм. Неожиданно споры экономические перешли в противостояние идеологическое.

В последний день горячих дебатов я уговорил Горбачева в прямом эфире объяснить миллионам телезрителей суть намечаемых реформ. Он не отказался, более того, согласился, чтобы передача велась напрямую из кабинета председателя Гостелерадио СССР. В моем кабинете я вызвался быть и ведущим.