Русская литература для всех. От «Слова о полку Игореве» до Лермонтова - Игорь Николаевич Сухих

Карамзин погружается в древние рукописи, находит новые документы, уточняет прежних историков. Первоначально он собирался за шесть лет довести изложение истории России до Смутного времени и воцарения династии Романовых. Но работа оказалась столь грандиозной, что эта цель не была достигнута и за двадцать лет.

Первые восемь томов «Истории государства Российского» появились в 1818 году. 3000 экземпляров (огромная цифра для тех времен: успешный карамзинский журнал имел в десять раз меньше подписчиков) были раскуплены за 25 дней. Второе издание (1819–1824) было пополнено еще тремя томами. Последний, двенадцатый том появился в 1829 году, уже после смерти автора, и символически обрывается на многоточии: «Орешек не сдавался…»

Карамзин начинал работу с робостью, как дилетант, но постепенно и здесь достиг успеха, превратившись в «графа истории». Точнее всего о карамзинском труде сказал Пушкин (который следовал Карамзину в «Борисе Годунове» и по просьбе семьи посвятил трагедию его памяти): «Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом. ‹…› „История государства Российского“ есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека» («Отрывки из писем, мысли и замечания», 1827).

Карамзин продолжил государственническую традицию русской культуры, предпочитая сотрудничество с властью, а не противостояние ей. В этом смысле он был человеком XVIII века. Однако, в отличие от Державина, он не занимал видных государственных должностей, хотя такие возможности ему не раз предоставлялись. Пытаясь усовершенствовать государственный быт России, он предпочитал действовать как частный человек и гражданин.

Позиция Карамзина в эти десятилетия становится более консервативной. Он уже с неодобрением относится к реформам Петра I, хотя сохраняет веру в идеал просвещенной монархии. Но конкретные решения вопросов государственной жизни вызывали его критику и желание что-то поправить в государственном механизме. Попыткой этих исправлений стали представленные царю «Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» (1811), «Мнения русского гражданина» (1819) и откровенные беседы, которые Карамзин вел с Александром I в Павловске во время прогулок по аллеям дворцового парка (в последние годы с ним тесно общались и другие члены императорского дома).

Однако уже после смерти императора в записке, обращенной к потомству, Карамзин подвел горький итог: «Я всегда был чистосердечен, он всегда терпелив, кроток, любезен неизъяснимо; не требовал моих советов, однако ж слушал их, хотя им большею частию и не следовал, так что ныне, вместе с Россиею оплакивая кончину его, не могу утешать себя мыслию о десятилетней милости и доверенности ко мне столь знаменитого венценосца, ибо эта милость и доверенность остались бесплодны для любезного Отечества».

Испытания, которые обрушились на Россию в первой четверти XIX века, не обошли и государственного историографа. Во время Отечественной войны 1812 года он потерял сына и библиотеку, сгоревшую при пожаре Москвы. «Я плакал доро́гою: плакал и здесь, смотря на развалины. Москвы нет: остался только уголок ее, – напишет он другу-писателю. – Не одни домы сгорели: самая нравственность людей изменилась в худое, как уверяют. Заметно ожесточение; видна и дерзость, какой прежде не бывало» (И. И. Дмитриеву, 15 июня 1813 г.).

События 1825 года тоже потрясли Карамзина. Он тяжело перенес смерть Александра I. Выступление декабристов он воспринял как личную драму. Его поразило, что нашлись люди, которые предпочли выражению частных мнений открытое возмущение (возможно, их выступление произошло и потому, что покойный царь отказывался следовать советам честного человека). После восстания декабристов Карамзин прожил всего полгода. Узнав об открывшейся чахотке, он собирался проситься агентом во Флоренцию, чтобы совместить службу с лечением. И новый император ценил историка, хотя тоже вряд ли стал бы его слушать. Карамзину была назначена большая пенсия, для его поездки за границу был подготовлен фрегат. Однако было поздно. Карамзин умер 22 мая (3 июня) 1826 года.

Однажды Карамзин признался другу: «Жить есть не писать историю, не писать трагедии или комедии; а как можно лучше мыслить, чувствовать и действовать, любить добро, возвышаться душою к его источнику: все другое, любезный мой приятель, есть шелуха, – не исключая и моих осьми или девяти томов» (А. И. Тургеневу, 17 ноября 1815 г.).

А в письме императрице Елизавете Алексеевне, жене Александра I (она умерла за несколько дней до Карамзина), он говорит, что хотел бы вписать в ее альбом русскую пословицу, которая «всем известна, но без окончательного слова, которое важно и найдено мной недавно в одной древней рукописи»: «Век живи, век учись… жить!»

Уроки жизни Николая Михайловича Карамзина просты, но трудноисполнимы.

Основные даты жизни и творчества

1766, 1 (12) декабря – родился в Симбирске.

1782–1784 – служба в Петербургском гвардейском полку, отставка по недостатку средств.

1789–1790 – поездка по Европе (Германия, Швейцария, Франция, Англия).

1791–1792 – издание «Московского журнала», первого русского литературного журнала.

1792 – повесть «Бедна Лиза» (опубликована в «Московском журнале»).

1797 – отдельное издание «Писем русского путешественника».

1801 – начало издания журнала «Вестник Европы».

1804 – получает звание официального историографа, начало работы над «Историей государства Российского».

1816 – выход первых восьми томов «Истории государства Российского» (всего вышло двенадцать томов).

1826, 22 мая (3 июня) – умер в Петербурге.

«Бедная Лиза»: грани чувствительности

Карамзин был противником социальных революций, но в 1790-е годы в «Письмах русского путешественника», повестях и стихотворениях он совершает революцию литературную.

«Бедная Лиза» (1792) – самая известная повесть Карамзина, ставшая визитной карточкой русского сентиментализма, точно так же как образцом классицизма можно считать посвященную Елизавете Петровне ломоносовскую оду 1747 года.

Повесть начинается с развернутого описания места действия, в котором Карамзин смог продемонстрировать как душевную настроенность, так и стилистическое мастерство.

«Может быть, никто из живущих в Москве не знает так хорошо окрестностей города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели – куда глаза глядят – по лугам и рощам, по холмам и равнинам».

Первая фраза повести – ее стилистический камертон. Она строится как маленькое стихотворение в прозе. В ней использованы и любимые карамзинские перифраза с инверсией, причем в одной конструкции (окрестностей города сего – Москвы), и многочисленные повторы (никто чаще моего – никто более моего; без плана, без цели – куда глаза глядят – по лугам и рощам, по холмам и равнинам).

Начало настраивает нас на особое поэтическое восприятие мира. Дело здесь не в конкретных деталях, а в точке зрения рассказывающего историю. Он не описывает луга и рощи, а скорее окидывает их взглядом. Окружающий мир представляется экраном, на который проецируются его эмоции.

Повествователь (рассказ ведется от первого лица) предстает в