Звездопроходцы - Александр Зорич

И в этот момент… На обзорном экране космической обстановки, куда стекались данные отовсюду, в том числе и от камер зондов, оставшихся на дневной стороне, зародилась и потекла сверкающая капля огня, быстро увеличиваясь в размерах за счет пылающих газовых шлейфов.

На звезде Вольф 359 только что произошла колоссальная вспышка!

Это было полное и абсолютное ЧП!

Именно в эту минуту бесстрашный трехногий инопланетянин, помедлив, непринужденно перешагнул жирную угольную черту, которую перед тем заботливо выжег лазером с борта зонда Ярослав Коробко. А затем прожег еще разок, поверх, для убедительности, тем самым недвусмысленно подтвердив ее демаркационный статус.

Коробко вздохнул, пожал плечами — ну что будешь делать с этими внеземными вояками! — и аккуратно совместил перекрестье целеуказателя с трехногой сутулой образиной.

— Эта нога у него явно лишняя, — проворчал пилот-оператор.

Четыреста пятьдесят лет спустя в плывущем по орбите Вольфа 359 транспортном флуггере — по удивительному совпадению он сейчас проходил как раз Точку Неизвестности — сном младенца спали трое измученных землян и бодрствовали двое: один траппер и один инопланетянин.

Командор Эр тихо беседовал с пилотом Александром Бирманом, человеком столь же брутальным, сколь и беспринципным во всем, что касалось денег.

У Бирмана в принципе имелся один пунктик, который в его личном рейтинге мировых ценностей был выше денег. Но особенностями тонкой душевной организации молчаливого космического траппера как правило никто не интересовался, поскольку Бирман никогда не включал этот пунктик в свой типовой договор о предоставлении транспортных услуг.

Командор Эр тихо спрашивал, траппер отвечал, как правило, односложно, порой лишь жестом.

Со стороны это могло походить на допрос, но лишь для того, кто не знал Бирмана. Это была его обычная, скептически-ироничная манера ведения переговоров, а в том, что сейчас инопланетянин и космический суперкарго о чем-то договаривались, можно было не сомневаться.

В какой-то момент переговоры, очевидно, зашли в тупик, потому что Бирман трижды отрицательно покачал головой. Для пущей убедительности Эр решил выпустить пар, причем в буквальном смысле — струя раскаленного шипящего воздуха из его мезоподы описала над головой траппера огненную дугу. Сговорчивости, однако, этот эпизод трапперу не добавил: презрительно поджав губы, тот вновь покачал головой.

Тогда инопланетянин сменил тактику. Быстрым рывком, что говорило о раздражении, Эр развернул экран мезоподы и ткнул Бирману буквально под нос тускло замерцавшую картинку.

Некоторое время Бирман смотрел на нее. Затем нахмурился, пару раз недоверчиво поднял взор на инопланетянина, но коварный соблазнитель всякий раз лишь утвердительно кивал с абсолютно деревянным выражением физиономии, впрочем и без того ему присущим. После чего траппер с минуту размышлял. Потом решился, достал из кармана некий предмет, аккуратно спрятав его в кулаке, и передал инопланетянину.

Тот с достоинством кивнул в ответ — похоже, Эр заранее знал, что искомая вещь у траппера при себе, на несколько мгновений приложил взятое к перепонкам мезоподы и тут же вернул обратно. Оба встали из-за стола, с достоинством кивнули друг другу и разошлись: Бирман — в кабину, на свое командирское место, командор — в дальний конец транспортного отсека.

Там инопланетянин улегся на жесткий диванчик, осторожно взбил под головой подушку и вынул откуда-то из кожных складок свой заветный «живой мешочек».

Он долго смотрел пристальным, неподвижным взглядом, как его реликвия меняет цвета и принимает разные, порой весьма причудливые формы, точно диковинный, невероятно пластичный моллюск. Затем поднес «мешочек» к губам, осторожно подышал на него и прошептал несколько медленных, спокойных слов. Реликвия тут же замерла, слегка опала, точно из нее выпустили воздух; по ней пробежала легкая дрожь, следом вспыхнуло несколько световых точек.

Эр отвел взор, словно будучи не в силах смотреть дальше. Он закрыл глаза и одновременно накрыл реликвию длинными пальцами…

Мгновение спустя руки инопланетянина уже были пусты, а его грудь медленно вздымалась и опадала. Эр спал и видел сны, о содержании которых он никогда не рассказывал ни одному ныне живому существу. А те, кому рассказал, уже давно были мертвы.

Старший инспектор Управления по надзору и сохранению исторических, культовых и мемориальных памятников архитектуры Петер Ильич Сазонов покосился на пульсирующую световую точку принятого вызова.

Со стороны могло показаться, что он колеблется, но инспектор всего лишь выдерживал паузу, чтобы отвернуть от визора связи экраны своих мониторов и коммуникаторы. Человек, который звонил ему, способен был с одного беглого взгляда, брошенного на комнату, запомнить не менее сотни содержащихся внутри различных предметов.

Тем не менее инспектор успел пробежать глазами окончание текста, которое он приготовил для отправки в почтовой программе. Он писал его почти час, не заботясь о формулировках и не подбирая слов. По его мнению, так было честней и убедительней.

«…Теперь, когда вы знаете суть недостающего элемента в головоломке „Панкратов — Надежин“ под названием „Константин Бекетов“, вы поймете, что я никогда не рассчитывал использовать мои возможности государственного чиновника, дабы решить давний конфликт наших семей в свою пользу.

Простите, что мне пришлось прибегнуть к столь неприглядным и отталкивающим аргументам. Увы, для нас это — драма, причем драма не одного поколения. Надеюсь, вы не впечатлительны и способны сделать общие выводы из частных фактов. Не поддавшись эмоциям.

Да, я уверен, что нам необходимо остановить Анну Надежину, и это „нам“ касается напрямую и вас, Константин. Не исключаю, что найденный вами рефлексор тоже мог бы каким-то образом пролить свет на ваше, Константин, происхождение. Подумайте об этом.

Я не хочу жертв, не жажду крови, наше с Надежиными давнее противостояние по сути — всего лишь застарелая история Монтекки и Капулетти. Но если для кого-то она и отдает, быть может, плесенью и дурновкусием, то присланные вам видеоматериалы из Белогорской клиники и Айшинского филиала Центрального военного госпиталя — это моя повседневная реальность, я и мои родственники с этим живем с рождения.

И коль скоро Анна Надежина и те, кто, возможно, стоит за ней, жаждут справедливости в вопросах приоритета космических открытий, то мы требуем восстановить доброе имя своего великого предка, капитана Панкратова. Восстановить и утвердить в глазах всех и каждого, а не только государства, которое, к слову, давно признало и высоко оценило заслуги командира „Восхода“.

Подумайте и над этим, Костя. Думаю, пришло время вам определиться. Если же остаются какие-то вопросы, всегда к вашим услугам. Обещаю ответить честно.

И, кстати, при случае поинтересуйтесь, почему Бирман последние как минимум 10 лет упорно отказывается от любых командировок на Землю, какую бы коммерческую выгоду они ему ни сулили. Если сошлетесь на меня, он ответит.

До скорой встречи — она воспоследует гораздо раньше, чем вы думаете.

Вызов повторился.

Инспектор кивнул, нажатием пальца отправил почту и пригасил в комнате свет до минимума.

Разговор сейчас предстоял трудный. Инспектор налил рюмочку любимого эстонского ликера, аккуратно пригубил и лишь после этого ответил на вызов видеосвязи.

За минуту до этого репортер Константин Бекетов открыл глаза. Его опять преследовали давешние навязчивые сны. Но теперь сон не оборвался как всегда на одном и том же кадре.

Тело человека с черным лицом на цинковом столе внутри двухметровой кюветы уже оттаяло.

Патологоанатом в белом халате сосредоточенно перебирал медицинские инструменты в автоклаве, видимо, на ходу прикидывая что ему сейчас необходимо. А репортер Бекетов, неестественно застывший, точно и сам замороженный, пристально смотрел на листы протокола медицинского вскрытия, номера 17 и 18. В графе «Заголовок» значилась свежая, только что сделанная запись «Анализ содержимого мо…», остальное заслоняло плечо медика.

Репортер Бекетов терпеливо ждал, когда патологоанатом отойдет или хотя бы отодвинется, но медик по-прежнему копался в автоклаве, и это была уже не реальность, а вязкий, затягивающий ночной кошмар, дурь, чистой воды соматика.

Репортер Бекетов потянулся, чтобы ухватить медика за плечо и отодвинуть, и в тот же миг картинка ушла, растаяла, провалилась в тартарары. И на смену ей пришла реальность.

Репортер Бекетов открыл глаза и некоторое время разглядывал близкий подволок. Затем повернул голову, поочередно оглядел спящих по соседству Тайну, Смагина и командора Эра. После чего его губы дрогнули, и он тихо, но отчетливо произнес: