Звездопроходцы - Александр Зорич

Но зато мы все-таки сбросили чертову скорость и стали на орбиту!

И хотя корабль испытывал серьезные проблемы с «Харибдой», щитами, носовой группой дюз, ремонт гарантировал пока что «Звезде» способность летать по системе Вольф 359. И даже, в оптимистических прогнозах, сохранялась возможность отправиться домой, к родной Земле, в кильватере «Восхода».

Орбита, которую мы вынужденно заняли, была очень высокой, в среднем 77 тысяч, а афелий и вообще отстоял от центра планеты на сотню мегаметров.

Для сравнения: геостационарная орбита Земли — 36 тысяч километров, а у большинства ракетопланов и станций рабочие высоты составляют лишь сотни и тысячи километров.

Так высоко, на 77 тысяч кэмэ, «Звезду» пришлось поставить по трем соображениям.

Первое: оперативная безопасность. Если у владельцев ржавого ядерного дредноута на Сильване остались единомышленники, лучше находиться подальше от стартовых площадок их ракет.

Второе: очень хотелось высмотреть орбитальный объект Абонент-1, а это было удобнее делать, глядя сверху вниз, чтобы вычленить движущуюся точку на фоне светлой атмосферы и льдов.

Третье: кольца Сильваны. Они не позволяли комфортно маневрировать в зоне средних планетарных орбит.

Как мы убедились, поглядев на кольца в упор, каждое из них имело много щелей, подобных знаменитому делению Кассини в кольцах Сатурна. Щелей достаточно широких, чтобы при аккуратном расчете и известном терпении занять орбиту, проходящую через одну из них.

То есть принципиально средние орбиты доступны были… Но я решил оставить их на крайний случай, если почему-то будет решено, что кольца дают известные тактические преимущества при необходимости отразить новое нападение.

Опускаться ниже колец мне также очень не хотелось из элементарных соображений навигационной безопасности корабля. Ведь там уже совсем рядом поджидала атмосфера Сильваны.

Ее замерзшие газовые фракции, покрывавшие планету вначале твердыми кристаллами, а затем — дымчатой жидкостью, теперь бурно кипели и поднимались ввысь. Так что атмосферная толща неуклонно росла и, более того, по экватору уже вовсю шло таяние водных льдов. То есть вслед за атмосферой на Сильване обещала восстановиться и гидросфера.

До ожидаемого падения планеты в огненное горнило Вольфа 359 согласно расчетам оставалось 18 суток.

Но коль скоро Вольф — относительно слабая звездочка по сравнению с Солнцем, «Звезда» на орбите Сильваны чувствовала себя пока еще относительно комфортно. Гораздо лучше, чем если бы мы, скажем, шли под потоками лучистой энергии где-нибудь посредине между орбитами Венеры и Меркурия. Там пришлось бы непрерывно заслоняться от Солнца щитами. Причем без спекуляра мы бы долго не продержались.

А тут мы лишь запустили «Звезду» вращаться вокруг главной оси с ленивой частотой один оборот в полчаса и этого оказалось вполне достаточно, чтобы обеспечить равномерный теплоотвод.

«Америку» мало было открыть, теперь ее надо хранить, как зеницу ока, потому что «„америки“ много не бывает». Старая истина, крепко усвоенная мной еще в Академии, оказалась железно актуальной и стопроцентно верной.

Потому что «америка», как именуют америций падкие на урезку всего на свете двигателисты, в те дни шла нарасхват. Выбросить за борт «Звезды» можно в принципе что угодно, хоть историка с психологом, но только не топливо! А иначе идите вы к Гелиосу!

Что ж, фольклор русских космонавтов всегда адресован самому насущному в их практике. А что может быть насущнее для ракетоплана с не слишком-то благозвучным, но единственно данным ему судьбой движком типа ГФЯРД, нежели америциевые ГТВЭЛ? Сии газофазные топливные элементы — залог бесперебойной работы реактора ракетоплана. И плюс еще, конечно, гелий в качестве рабочего тела.

То же касается и большинства групп маневрово-ориентационных двигателей самого звездолета: хотя основные обслуживаются термоядерными реакторами, во вспомогательных тоже не обходится без америция с гелием.

И вот на них-то — америций с гелием — и приходилось нам вечно оглядываться после знаменательного боя с ядерным дредноутом.

Ибо «Звезда» перешла в состояние постоянной боевой готовности. Мы теперь всё время держали один ракетоплан на боевом дежурстве в пятнадцати тысячах километрах прямо по курсу корабля. Раз в сутки проводилась ротация: «Лебедь» возвращался на борт, «Альбатрос» поднимался; затем возвращался «Альбатрос», а на дежурство снова заступал «Лебедь».

Сразу вдруг выяснилось, что «америка» при этом вылетает в трубу с такой скоростью, на фоне которой реальное блиц-банкротство США в 2075 году кажется геологической эрой.

Ясное дело, пребывание «Звезды» на орбите Сильваны требовало бдительность еще и утроить!

Так что к ракетоплану добавились два беспилотных «Кобальта», которые — вот ведь незадача! — тоже жрали тот же самый америций. И еще торий, если от этого кому-то легче.

Теперь же мы собирались совершить вылазку с орбиты на поверхность планеты. Для этого, само собой, требовался ракетоплан. И, стало быть, та же «америка»!

А коль скоро ты ведешь ракетоплан в нестабильной атмосфере (как она может быть стабильной, если три недели назад ее еще вообще не было?!!), то можешь быть уверен, что без маневров, и очень энергичных, тебе не обойтись. И я заранее поскрипывал зубами, прекрасно понимая, что существенных трат топлива нам, увы, не миновать.

Так оно и вышло.

С точкой назначения мы определились сравнительно легко. Когда ты видишь на тепловом портрете планеты самое яркое пятно, целесообразно избрать для высадки именно его окрестности. А коль скоро оно располагается практически на экваторе, то сей факт сулит еще и дополнительный бонус: взлет и выход обратно на орбиту пройдут с наименьшими энергозатратами.

Сладкая парочка наших новых божеств, Америций с Гелиосом, должны остаться довольны!

Но чтобы они совсем уж возликовали, «Звезде» предварительно пришлось совершить весьма радикальный маневр: временно все-таки спуститься на низкую орбиту Сильваны.

Более-менее чисто вписавшись в зазор между верхними слоями атмосферы и нижним краем ближайшего кольца, Чепцов поставил «Звезду» на орбиту сто пятьдесят. Это «более-менее» (мы едва не царапнули кольцо) стоило мне пары лишних седых волос. Но не одному же мне пилотировать звездолет! Основной летный состав должен получать регулярную практику, иначе совсем от кораблевождения отвыкнет, одни ракетопланы гонять будет!

С низкой орбиты можно было внимательней приглядеться к точке «присильванения» — словцо, которое уже успел запустить в обиход кто-то из экипажных остряков — и готовить ракетоплан.

В нашей крепко сколоченной «группе захвата» — анонимный острослов «Звезды» был столь же точен в эпитетах, как и оперативен! — каждый знал свое место и функции уже в силу своих должностных инструкций. Единственное, на чем настоял я лично — чтобы высадочной партией на Сильвану командовал мой верный зам Сережа Чепцов.

Коль скоро мне как командиру всей экспедиции полагалось оставаться на борту «Звезды», необходимо было, чтобы начальником группы стал человек, которому я доверяю всецело в любой нештатной ситуации.

Сережа, в свою очередь, попросил отправить с ним Клима Мережко, нашего инженера систем жизнеобеспечения (ИНСЖО), человека, способного устроить сносные условия работы команде из десяти человек хоть на дне знаменитой Марианской впадины. Я не возражал.

Что до количества десантников, то ракетоплан, увы, не резиновый. Вдобавок, на его борту размещены и всегда пребывают в полной боевой готовности весьма габаритные вещички: легкий двухместный конвертоплан, пара открытых негерметичных машин типа «багги» вместимостью четыре человека каждая, и тяжелый, полностью герметичный гусеничный вездеход.

При штатном экипаже в четыре человека эта автономная мобильная крепость способна взять на борт в перегруз семерых и успешно защищать их от внушительного списка вредных воздействий: от проливного кислотного дождя до ядерного взрыва средней тяжести по соседству.

А везде, где присутствуют конвертопланы, самолеты и вертолеты, неизменно находится и их самый ярый почитатель и пользователь — Ярик Коробко, наш штатный истребитель встречных комет и зловредных НЛО. Пилот-оператор — ценнейший кадр в группе высадки на любую космическую терра инкогнита.

— Только без фанатизма, Ярик, — как всегда в таких случаях строго напомнил я бравому космострелку и нарочито проигнорировал искреннее изумление в его честнейших голубых глазищах. Знаю я его, гуся лапчатого!

На случай предполагаемого контакта в группу были назначены психолог Нонна Брутян и ксенобиолог Софья Леонова.

Нонна и Софья на пару, полагаю, одержат психологическую победу даже над глыбой скального базальта доисторических времен, а выгодный контакт могут наладить с любым из отделов службы снабжения нашего славного космического флота, на что в принципе неспособна ни одна другая человеческая особь.