Саблями крещенные - Богдан Сушинский

— Я должен сказать вам нечто очень важное. Прежде всего, важное для вас.

Графиня мстительно улыбнулась. Она ждала этой просьбы, этого момента. Ради него и был разыгран весь этот спектакль.

— Допустим, я восприму это как достойный аргумент. Кара-Батыр, отведите свой дамоклов меч и подождите меня за дверью. Разговор наш будет недолгим.

Часть вторая

Саблями крешеные

Смерть всякого из нас — это всего лишь уход из погрязшего в войнах, захлебнувшегося кровью сыновей своих, обезумевшего от множества вер и всеобщего безверия — мира сего.

1

Кавалькада из четырех карет, нескольких повозок с провиантом, эскадрона гусар и двух эскадронов драгун остановилась на возвышенности, с которой хорошо было видно, как там, в долине, пылают какие-то постройки, а целая стая крестьян — пеших и конных, вооруженных вилами и косами, пытается взять штурмом огражденную высоким каменным забором усадьбу шляхтича.

— Чье это поместье? — взволнованно спросил канцлер Оссолинский у стоявшего на ступеньке своей кареты Коронного Карлика.

— Раковского, — с непонятной канцлеру невозмутимостью ответил тот. — Иеремии Раковского, который когда-то был местным подстаростой. Что же касается претендентов на гетманскую булаву Хмельницкого и Барабаша, то они ждут нас не здесь, а в имении Кончевских. Это, кажется, в двенадцати верстах отсюда.

— Боюсь, что, пока мы доедем туда, застанем то же самое. По пути нам встретилось уже пять разгромленных усадьб.

Кто-то из слуг подал Оссолинскому коня, к седлу которого были подвешены две кобуры с пистолетами. Теперь крепкая, еще не поддавшаяся тлену старости, фигура канцлера основательно врастала в круп коня, выдавая в нем некогда бравого кавалерийского офицера. Казалось, еще минута-две и он, осмотревшись, все три эскадрона свои поведет на помощь засевшей в доме Раковского надворной охране и вооруженной челяди.

— Разгромленных усадьб было не пять, а восемь, — уточнил между тем тайный советник. — Мои лисы прочесывали все пространство на три версты справа и слева от дороги.

— Да какое это имеет сейчас значение?! — бросил в сердцах Оссолинский.

Он видел, как обороняющиеся в усадьбе Раковского отстреливались из ружей и пистолетов. В то же время осаждавшие дом два десятка крестьян не могли не заметить, что на возвышенности, по склону которой извилисто стекала дорога, остановились кареты, обоз и целое войско. Почему же они не прекращают свой бессмысленный штурм? Правда, чуть в стороне от них гарцует еще с десяток всадников, очевидно, прибывших в деревню казаков. Но все равно устоять против трех эскадронов они не смогут.

— Имеет, господин канцлер, — самодовольно заверил его тайный советник. — Это как раз имеет.

— Чего же мы ждем? — осадил своего коня рядом с канцлером ротмистр Корицкий, выполнявший роль начальника охраны. — Прикажите атаковать и развеять их. Мне хватит одного драгунского эскадрона.

— Вы правы: надо помочь, — нерешительно согласился канцлер.

— Эскадрон! — принялся командовать Корицкий.

— Успокойтесь, ротмистр, успокойтесь, — неожиданно вмешался Коронный Карлик. — Куда вы хотите вести свое войско? Против кого? Против этих казаков? Да они только и ждут, чтобы втянуть нас в стычку. Клянусь Девой Марией, вон за тем холмом у них в запасе еще до сотни сечевиков. И мы с вами уже окажемся не посольством, а польским карательным отрядом под командованием самого коронного канцлера.

— Но ведь они осаждают усадьбу польского дворянина! — прокричал ротмистр. — Убивают подданных короля!

— А те, что убивают и жгут, — чьи подданные, турецкого султана? Нет? И еще… защищать будем только это поместье или же с тремя вашими эскадронами ринемся очищать от православных смутьянов всю Украину?

— Так что же прикажете делать?

— Коня мне! — крикнул Коронный Карлик одному из своих слуг-телохранителей. — Выделите четверых драгунов, ротмистр.

Подвели коня. Появилось не четверо, а добрых полтора десятка драгунов. И через несколько минут Коронный Карлик уже беседовал с рослым седоусым казаком, назвавшимся старшим среди тех, кто безучастно наблюдал за штурмом усадьбы.

— Я — тайный советник Его Величества короля. Сопровождаю коронного канцлера Польши. Есть среди вас тот, кто знает полковника Хмельницкого и сможет провести нас к замку Кончевских, где он сейчас находится?

— А что у вас за дело такое к полковнику Хмельницкому? — недоверчиво поинтересовался седоусый.

— Сначала я должен знать, кому вы служите.

Казаки переглянулись. Коронный Карлик заметил, что они рассредоточиваются таким образом, чтобы окружить его драгун, завистливо поглядывая при этом на их одежду и оружие.

— Мы и есть люди Хмельницкого, — наконец ответил старший среди погромщиков. — Я — хорунжий Маньчжура. Реестровые казаки мы.

— Так вот что, сотник Маньчжура, — сразу же повысил его в чине тайный советник. — Остановите этих голодранцев, разгоните их по домам и присоединяйтесь к нам.

— Ну, разогнали, ну, присоединились… — скалил почерневшие выщербленные зубы Маньчжура. — И что дальше? Без панского добра да в панском обозе?

— А то, что канцлер везет Хмельницкому гетманскую булаву. И пока вы, сотник, прозябаете здесь, в свите нового гетмана войска запорожского, окажутся другие хорунжие и сотники. Понимаете ли вы это, казак, или вам объяснить еще вразумительнее? Вы ведь неглупый человек. И не каждый день в этих краях появляется коронный канцлер с поручением Его Величества вручить королевскую булаву новому гетману.

— А не врешь?

— Врал бы, так говорил бы по-польски. А я ведь говорю с вами на языке вашего кума. Не знаете, с чего бы это?

— Неужели это правда: чтобы Хмеля — и на гетмана?!

— Сам канцлер? — прошел шумок между казаками. — Слушай, Маньчжура, а ведь действительно оказия.

— Удивил ты меня, униат, — немного тушуясь, признался Маньчжура. — Ни гонору в тебе шляхетского, ни спеси. А соврешь — так изрубим на глазах у полковника и канцлера.

— Вот и договорились. Пока мы спустимся в долину, возле усадьбы Раковских не должно остаться ни одного голодранца. Двух своих казаков приставь к воротам. И чтобы ни перышка со двора этого шляхтича никто не унес.

— Слышали?! — тотчас же крикнул своим казакам Маньчжура. — Быстро к усадьбе! Ты, хромой, и ты, Шугай, останетесь здесь. Велите Кондзюре увести своих, пока я с них шкуру не содрал вместе с их вшивыми портками.