Шумеры - Людмила Сурская

У отца вытянулось лицо.

— В смысле?

— Жена, если так понятнее, — усмехнулся он.

Тот не мог не переспросить.

— Она кто?

— Пап, не притворяйся, ты всё хорошо расслышал. С ней я нормальный мужик и у меня всё, как у людей. Успокойтесь там с мамой и не делайте квадратные глаза. А сейчас езжай домой. К себе, я тебя не приглашаю, сам понимаешь.

Отец разволновался.

— Да, ради Бога, вот это номер… Я уже ухожу. Ухожу.

Эд, провожая до машины, взял его под локоть.

— Пап, извини…

— Всё нормально, я рад за тебя, — заверял отец, садясь в машину. Верил или нет это уже другой вопрос.

Он двинулся к дому, но вдруг передумал и пока отец разворачивал машину, заторопился к нему. "Не ладно вышло, надо исправить…"

— В выходные созвонимся или вы к нам или мы к вам решим, посидим, познакомитесь, — догнав отца и наклонясь в салон, пообещал Эд.

Отец, воспользовавшись ещё одной возможностью для разговора, задал вопрос:

— Эд, ты ничего не насочинял? Нет? Тогда пока и удачи, — не мог прийти в себя отец. Радость за сына оглушили его. Столько пережить и вдруг узнать такое. — "Это невероятно!"

Когда он, проводив отца, вошёл в дом, то не сразу нашёл её в гостиной. Не раздеваясь и спрятавшись в большое кресло, она, как волчонок наблюдала за ним из своей норы. Разговор начал с самого простого.

— Жарко, ты чего сидишь в куртке, давай я поухаживаю за тобой?

Но его усердие напоролось на вытянутые в предупреждении её руки.

— Мне и так хорошо… Говори скорее, мне домой надо.

Не рассчитывая на такое, он присел на валик подлокотника и постарался собраться с мыслями:

— Людмила, послушай…, дьявольщина, на языке, как липучки приляпали…

Она, посмотрев на часы, и стараясь избегать взглядов в его сторону, опять заторопилась:

— Я помогу. Когда-то должен был грянуть гром средь ясного неба. Уж слишком не по правдоподобному всё было хорошо. Мне даже стало казаться, что это на всю жизнь… Простите меня я погорячилась. Эдуард Алексеевич, я никому ничего не скажу. Клянусь. И завтра же уволюсь и исчезну с вашего горизонта. Извините за пощёчину, я не должна была и потом сама во всём виновата. За что ж сердиться на вас, мне было хорошо. Опять же, сама всё это затеяла. К тому же вы сразу предупреждали о своих планах и намерениях, а я глупая… Вот и всё. А сейчас отпустите меня, пожалуйста. Я сама доберусь до города.

Он поморщился, как от удара.

— Заяц, что ты несёшь…

— Ты… вы ни в чём не виноваты. Я никому ничего не скажу, — торопливо повторила она, еще и ещё раз, пытаясь подняться.

Он, перекрыл ей дорогу, а придержав её в кресле, присел рядом на корточки, и, смотря ей в глаза, тихо сказал:

— Люд, но не лезь на рога, я сам хотел тебе всё рассказать, просто мне, как плохому студенту, одного дня не хватило. Если б тебя нечистый дух не вынес на дорогу, я б точно, в воскресенье утром, тебе сделал предложение, оставшись у тебя до утра. Проснулась и всё поняла бы сама. Какой леший тебя на ту дорогу вынес, не понимаю… Смотри, вот кольцо. Дай пальчик.

Люда, торопясь отдёрнуть словно от огня, спрятала руку за спину. Она не верила ни единому его слову. В голове сидело занозой: "Боится, что растрезвоню про увечье. Покупает молчание". И поэтому повторяя, как заведённая:

— Я никому ничего не скажу, я не скажу, клянусь….- попробовала ещё раз подняться.

Он опять поморщился, но рук не убрал и хватку не ослабил.

— Малыш, не надо столько дуться, мне плохо без тебя. Ты же знаешь это. Ну, повредничала и прости. — Говоря это, он, опустился на ковёр, положив, голову ей на колени, а руками сведя замком за её спиной, попытался притянуть упирающуюся женщину к себе. — Нам же хорошо вместе, зачем так рубить. Я с ума схожу без тебя. Правда, правда…

Нет, вовсе не из Адамова ребра сделаны женщины, в их создании использована иная закваска, иначе бы они были все упёртые, а не дуры. Ей невыносимо стало жаль его. У неё просто оборвалось сердце. Все правильные мысли о жалости, роившиеся в её голове с полчаса назад куда-то спешно ушмыгнули. Она понимала, что с её исчезновением может случиться в его жизни всё. Но оставаться тут, после его тех нехороших слов про ребёнка, которые ей никогда не забыть, она при наличии беременности, не находила нужным. "Его ребёнок живёт во мне и он, Эдик, мне, как шумерке, больше практически был уже не нужен", — убеждала она себя. А выносить все его упрёки насчёт того, что она хочет поймать его на ребёнке или видеть его сомнения насчёт отцовства, она не сможет. Да и что делать с любовью? С её любовью? — в его чувства она не верила. Решила, что просто умный парень сориентировался на ходу с враньём. Предпочитая, ущемляя себя в правах на любовь, иметь рядом удобную женщину для секса- раз. Прижать слухи — два. Понятно, что её любовь ему тысячу лет не нужна, а как всё же быть с ней, с Людой? Может, стоит согласиться? "Последний раз побуду с ним и всё", — совсем запутавшись, решила она, закрыв глаза и собираясь опустить свои руки на его обрадованную голову. Собравшись с силами, она плотнее закрыла глаза, протянула руку и медленно провела по непослушному ёршику волос. Вот же шрамик сбоку и затылок под рукой его, Эда. Её Эдика. Кто б мог подумать, что генеральный и он — одно лицо. Лицо? — словно слепая поводила она пальчиками по щекам, лбу, подбородку. — Всё его, Эдика. Конечно, это Эд. И потом неизвестно, когда ей ещё улыбнётся счастье побыть в руках любимого мужчины, скорее всего, уже никогда. Она уедет. Исчезнет навсегда и их дорожки в этой жизни наверняка затеряются.

Он действительно обрадовался, посчитав, что получил прощение и все беды позади.

— Лю, ты конфетка. Я знаю, что я порося, прости и не сердись. — Коробочку с кольцом он постарался затолкать ей в карман, она не заметила. Закачавшись на его сильных руках, вынуждена была неловко обхватить его за могучую шею. Лучше не открывать глаза. Тогда она на руках Эда, и совсем не рвут сердце нахальные, кошачьи глаза генерального. Как она могла не заметить наложений. Рост его, никуда не денешь. Походка опять же… Но у ночи и дня свои краски, оправдывала она себя. А эта привычка, засовывать руки в карманы брюк… Она же видела Эдика пару раз из окна, как раз со спины. Он, именно так уходил. Но так же, когда сердился, шествовал и генеральный. Как ослепла. А запах туалетной воды? Она даже насторожилась тогда на Мальте, но он её глупую запутал. "Представляю, как ему приходилось ломать голос, потешаясь надо мной". Поднявшись в спальню и посадив на кровать, принялся раздевать любимую женщину. Сняв аккуратно с неё ботиночки и сбросив куртку с шапкой в кресло, присел к ней рядом, обнял. Потёрся носом о щёку. Люда так и сидела молча с закрытыми глазами. "Наверное, ей так удобнее, обманывать себя. Не хочет видеть генерального, но разрешает крутить собой Эдику", — решил он и не насторожился.