Похищенный - Макс Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Известно?
Я сказал со сдержанным сарказмом:
– О деле Линдберга.
Он с достоинством, словно упрямый идеалист, покачал головой:
– Я поклялся хранить тайну.
– Мне нужны имена. Кто организовал это деяние?
– Какое деяние?
– Похищение, жирный ублюдок. Похищение.
Его приподнятый подбородок был похож на конец небольшой садовой лопатки.
– Мне ничего неизвестно, кроме того, что я уже сказал миссис Мак-Лин.
– Хочешь пройти проверку на детекторе лжи, Минз?
Он фыркнул.
– Я не верю в эту штуковину. Во все эти провода, электроды, иголки – это все чушь собачья.
– Я не этот детектор лжи имел в виду.
Он опять фыркнул с недоверием.
– А какой вы имели в виду?
– Чикагский детектор лжи.
– И что это за, скажите мне пожалуйста, чи... Он не закончил своего вопроса, потому что я засунул ствол своего браунинга девятого калибра ему в рот.
– В Чикаго мы пользуемся таким детектором лжи, – пояснил я.
Он выпучил глаза, как Микки Маус – в них был страх. Ямочки снова появились на его щеках, но с такой конфеткой во рту ему было не до улыбки.
Зато я улыбался во весь рот.
– Становись на колени, Минз, и постарайся не делать резких движений. Курок этого пистолета срабатывает при малейшем нажатии, да и за себя я не ручаюсь.
Он осторожно опустился на ковер, непроизвольно посасывая ствол моего браунинга, и стал похож на Будду, преклонившего колена на восточном ковре в храме, ему же посвященном.
Приняв позу для молитвы, он начал издавать какие-то звуки: кажется, он хотел узнать, что мне нужно;
– Имена, Минз. Мне нужны имена людей, провернувших это дело.
Он все пытался издавать курлыкающие звуки, наверное, хотел заявить о своей невиновности и неведении. Я подтолкнул пистолет кверху, чтобы мушка поцарапала ему нёбо. Он начал кашлять, и это было опасно. Слюна его покраснела. Он начал плакать. Я никогда раньше не видел, чтобы такой большой мужчина плакал. Я бы пожалел его, если бы он не был таким подлецом.
– Кивни, – сказал я, – когда будешь готов говорить правду.
Покашляв и отдышавшись, он закивал.
– О'кей, – сказал я и вытащил пистолет из его рта. С него стекала красная слюна, и я с отвращением вытер его о костюм Минза.
– Макс Хэссел, – заявил он, тяжело дыша, – И Макс Гринберг.
– Ты не выдумал эти имена?
– Нет! Нет!
– Их обоих зовут Максами?
– Да! Да.
– Кто они?
– Бутлегеры.
Это было похоже на правду.
– Где я смогу их найти?
– В городе Элизабет.
– Нью-Джерси?
– Нью-Джерси, – он кивнул.
– Где в Элизабет?
– В отеле «Картерет».
– А если точнее?
– Восьмой этаж.
– Хорошо. Другие имена можешь назвать?
– Это все, что я знаю. Клянусь Богом, это все, что я знаю.
– Хэссел и Гринберг являются похитителями?
– Они организовали это похищение. Они осуществили его не сами, а воспользовались своими людьми. Людьми, которые продавали пиво слугам полковника Линдберга и прислуге в доме Морроу.
– Кто-нибудь из слуг принимал в этом участие?
Он кивнул.
– Вайолет Шарп. Но они только использовали ее. Эта маленькая сучка не знала, что делала.
Я дал ему хорошую оплеуху. Потом еще одну – покрепче.
– Что... что еще вы хотите знать? – с отчаянием спросил он.
– Ничего, – сказал я. – Просто захотелось врезать тебе, жирный мерзавец.
Его красные щеки со следами слез горели; стоя на коленях, он выглядел жалким – самый большой в мире мальчик, прислуживающий у алтаря, которого схватили за руку, когда он запустил ее в тарелку с пожертвованиями.
– Если про Хэссела и Гринберга ты наврал, – сказал я, – то тебе придется еще раз пройти проверку на моем детекторе лжи, и тогда я постараюсь, чтобы ты сказал правду, Минз.
– Я... я сказал правду, – еле ворочая языком, проговорил он.
– Если ты скажешь им или кому-то другому хоть слово о нашем разговоре, я убью тебя, понял?
Он кивнул.
– Повтори!
– Если я кому-нибудь скажу слово, вы меня убьете.
– Ты мне веришь?
Он закивал; его лицо все еще было измазано красной слюной.
– Хорошо. Ты в самом деле имеешь связь с бандой похитителей?
Он кивнул, не раздумывая.
– Мальчик жив?
Он кивнул без колебаний.
– Ты знаешь, где он находится?
Тут он ненадолго задумался, но потом покачал головой.
– Кто такой этот Лис?
Он сглотнул слюну.
– Норман Уитикэр. Мой друг. Мы с ним сидели в одной камере.
– Он имеет отношение к похищению?
– Нет. Он действует заодно со мной.
– В чем заключается его функция?
Минз пожал плечами.
– Придавать моим словам больше убедительности.
– Вот как. А как насчет денег Эвелин?
– Они по-прежнему у меня.
– Они по-прежнему у тебя, да?
– Клянусь. Я действительно пытался вести переговоры о возвращении этого прелестного ребенка.
– Перестань, а то я тебе еще врежу. Для чего нужны эти дополнительные тридцать пять тысяч?
Он прижал руки к груди.
– Это все правда, я говорил правду... Я действительно ездил в Чикаго. Банда не смогла избавиться от этих меченых денег... Богом клянусь.
Я ударил его по лицу плашмя пистолетом – он тяжело, словно неживой, повалился на пол, и мебель вокруг него затряслась.
Однако он не потерял сознания, и пистолет не рассек ему щеку: на этот раз он отделается одним синяком.
– Ну ладно, – сказал я, пнув его под зад. Он лежал на боку. Посмотрел на меня округленными, ввалившимися глазами. В выражении его лица было что-то детское. Я нетерпеливо махнул рукой с пистолетом.
– Вставай, – сказал я. – Иди домой. Чтоб никому ничего не вякал. Жди звонка Эвелин.
Он медленно поднялся. Лицо его было покорным и безвольным, но глаза стали жестокими и злыми. Если он и был ребенком в своих бесконечных, сплетенных из правды и лжи корыстных выдумках, то он был несомненно, злым и жадным ребенком – таким, который ворует игрушки у других детей и наступает на муравейники.
Я зашел далеко, чтобы показать ему, что я опасен; но несмотря на слезы и малодушие, Минз сам оставался чертовски опасным.
Я подал ему шляпу и его пистолет без патронов.
– Кто вы? – спросил Минз.
– Ну, скажем, тот, кого ты никак не ожидал встретить.
– В самом деле? – насмешливо и с некоторым достоинством проговорил он. – И кто же это, интересно?
– Твоя совесть, – сказал я.
Он фыркнул, кашлянул и тяжело пошел к выходу.
Я сел на диван и стал ждать Эвелин. Ждать мне пришлось недолго: она, несмотря на свой купальный халат, спускалась по лестнице с таким видом, словно делала торжественный выход на бал. Она поднялась на балкон по другой лестнице и подслушала весь наш разговор.
Она медленно приблизилась ко мне, на ней плясали тени, отбрасываемые огнем в камине. Лицо ее было торжественным, глаза сверкали.
– Ты был отвратителен, – сказала она.
– Я могу уйти, – смущенно проговорил я.
Она отбросила халат на пол. В свете камина кожа ее казалась золотой; соски приподнялись, тонкие голубые вены окрашивали под мрамор ее полные, цвета слоновой кости груди, талию, которую можно обхватить пальцами, красивые, округлые бедра, тонкие, но хорошо сложенные стройные ноги.
– Не смей уходить, – сказала она и протянула ко мне руки.
– Ах, Эвелин, – восхищенно проговорил я, обнимая ее нежное тело, – ты отвратительная женщина.
Глава 23
Во второй половине следующего дня к обочине перед шикарным, расположенным на окраине портового городка Элизабет, что в штате Нью-Джерси, отелем «Картерет» подкатил зеленовато-голубой «линкольн континенталь». Швейцар в щегольской форме торопливо спустился по красному ковру в тени навеса над входом в гостиницу и, опередив шофера, открыл заднюю правую дверцу для единственного пассажира «линкольна». Однако шофер, одетый в аккуратно сидящую на нем серую шерстяную форму с черными пуговицами, успел как раз вовремя, чтобы помочь пассажиру величественной даме, миссис Эвелин Уолш Мак-Лин, выйти из машины. На ней были черное бархатное платье, большой черно-белый шарф, туго завязанный у нее на шее, и черная же бархатная коническая шляпа, оригинальный покрой которой любопытным образом контрастировал с ее траурной окраской; если не считать бриллиантовых серег и бриллиантового браслета, надетого поверх белой перчатки, драгоценностей на ней не было – факт чрезвычайно нехарактерный для миссис Мак-Лин. Ее тонкие красивые губы были покрашены кроваво-красной помадой. Шофер, довольно симпатичный молодой человек лет двадцати пяти с рыжевато-каштановыми волосами, позволил швейцару ввести очаровательную миссис Мак-Лин в вестибюль отеля. Этим шофером, замечу попутно, был я.
Я вытащил из багажника наш багаж – свою простую дорожную сумку и большой кожаный чемодан Эвелин. Я сказал ей, что мы уезжаем лишь на одну ночь, и никак не мог понять, чем она умудрилась заполнить свой чемодан. Наши вещи я отдал старшему коридорному, который сообщил мне, что я за плату смогу поставить машину на частной стоянке за расположенным рядом банком. Возвращался я пешком и воспользовался этим, чтобы осмотреть гостиницу снаружи.