Заговор против «Эврики». Брошенный портфель - Виктор Егоров

Василий Степанович встал, заложил руки за спину. Краснов, не глядя, чувствовал, как он шагнул, — шаг, еще шаг, до двери и обратно. Слушая шаги, ждал — сейчас последует удар, и был бы не страшен удар кулаком; Краснов боялся — что скажет полковник, все у него взвешено и подготовлено, все подготовлено и у старшего лейтенанта.

— Где вы встретились с резидентом?

“Вот оно — начинается…”

— Личной встречи пока не было.

Полковник протянул ему фотографии.

— Узнаете?

Шифр… Краснов опустил голову.

— Когда резидент обещал передать вам деньги и документы?

— В следующий вторник.

— Место встречи.

— Встречи не будет. Он положит деньги и документы в тайник под Москвой.

“Сейчас спросят про Ростов. Зачем я должен был ехать в Ростов…” Но о Ростове на этот раз Краснова не спросили.

Полковник шагнул к двери, позвал охрану, кивнул:

— Уведите, — и, открыв форточку, сел за стол. — Ну-ка, давайте посмотрим, что он там наговорил.

XVIII

Все было кончено, Краснов и сам понимал это, и злился на себя, и не мог себе простить, что разговорился. Он знал, что его может спасти одно, — если он будет говорить правду, но он не собирался открывать всего или по крайней мере того, что могло повредить ему, но этот осколок смутил его, а мысль о том, что за убийство постового милиционера могут расстрелять, настолько испугала, что он сказал и то, что хотел скрыть.

Он ходил по камере и думал о том, что с ним будет, и опять его охватил страх; мысли смешались, кожа стала потной и липкой; он подумал о смерти, и все в нем, протестуя, закричало: нет, нет, нет! Все, что угодно, только не это… Он много знает. Он может быть полезен… Высоко в окошке было видно небо, ночь прошла незаметно, синева сверкала, казалось, что она излучала свет и становилась все светлей; там шло утро, начинался день. За дверью — шаги. Краснов прислушивался: идут за ним? И кожа его снова стала липкой.

— Выходите!

Солдат пропустил Краснова перед собой, шагнул за ним; у ворот их встретил второй — пониже ростом и покоренастей, и они через калиточку вывели его на улицу. Там у машины стоял полковник. Старший лейтенат что-то говорил ему, а младший стоял и слушал, не вступая в разговор. Краснов подошел с конвоирами. Увидев его, полковник свел на переносице брови и сказал:

— Садитесь. Покажете тайник.

Краснов кивнул и вдруг подумал: укажет он им тайник и станет не нужен, и снова испугался, и все для него померкло — и залитая солнцем улица, сквозная и просторная, и нарядные с блестевшими окнами дома, и этот день, осенний и холодный, с высоким небом и подымавшимся вдалеке огромным солнцем, которое сияло, но не грело; Краснов почувствовал, как в душу заползли холод и пустота. Он, поежившись, шагнул к машине, согнулся, пролез в заднюю дверцу; по бокам сели Смирнов и Харитонов — Краснов услышал: так назвал их полковник. Шофер открыл переднюю дверцу, полковник поставил сначала ногу в машину, потом появился и сам, грузно опустился на сиденье. “Волга” резко взяла с места.

Долго ехали по городу, кружили по улицам, пока выбрались на шоссе. Дома пошли реже, отступили вдаль; начался перелесок, нечастый, просвечивающий насквозь; за перелеском опять пошли дома — высокие многоэтажные, башнями, и пониже — из разноцветных панелей; когда-то тут стояли деревни, Москва потеснила их, и лишь за Окружной дорогой простору стало больше, пролески — чаще и гуще, и показались поля. Машина пошла тише. Полковник обернулся, спросил у Краснова:

— Скоро?

— Близко уже.

Полковник приоткрыл окно. В машину ворвался холодный ветер, запахло лесом и полями — запах был не острый, тонкий; стало слышно, как ветер звонко бьется о машину. Краснов глядел по сторонам и глотал свежий воздух; на минуту он забыл — кто он, где он; просто едет на машине, навстречу ему ветер да дорога, по сторонам осенний лес, над ним небо, прозрачное до просветления. Но чувство это длилось только минуту — он еще издали увидел холмик у дороги, открытое взгляду место, поворот, черно-белые столбики, справа — картофельное поле, слева — стерня; он увидел это место, узнал и, почувствовав на себе взгляд полковника, негромко сказал:

— Здесь.

— Поезжай-ка помедленней, Евсеенко, — приказал полковник водителю. — Видишь — поворот. — И оглянулся на Краснова. — На холме?

— Да. У третьего столбика справа. Выбоинка. Камень. Под ним…

Проехали третий столбик справа.

Где-то в душе у Краснова шевельнулось недоброе: кто его выдал? Неужели эта немка? В купе он делал с ней, что хотел. И она позволяла. Она любила сильных мужчин. Все шло так хорошо. И в Москве начало было добрым. В тайнике он нашел ключ от посольского сейфа и подробные указания. Все сработано было ловко. И кража прошла ничего, гладко. Оставалось только получить документы. И — осечка… Так вот ты какая, Эмма Рейнгарт… Краснов зажмурился — холодное солнце ударило ему в лицо; машина, пройдя поворот, остановилась. Полковник и старший лейтенант вышли, сходили к холмику. Вернулись.

— Поехали обратно, Евсеенко, — сказал полковник.

Краснов скосил на него глаза, глянул выжидающе, — может, полковник что скажет, может, по тону, по взгляду, по тому, что полковник скажет, он, Краснов, поймет, что его ожидает? Машина летела по шоссе, город приближался, но никто ничего не говорил; только водитель дядя Миша изредка покрякивал и поправлял одной рукой усы. И уже у ворот, когда машина остановилась, когда все вышли и Краснова конвойные повели в камеру, полковник заговорил:

— Удачное, черт возьми, выбрали они место. Не подступишься. Ни лесу, ни строений. Голизна. Попробуй тут вести наблюдение. А может, что придумаем, а, лейтенанты?

Полковник говорил громко и хрипловато, но Краснов его уже не услышал. Не слышал он и того, что ответил ему старший лейтенант:

— Придумаем что-нибудь, Василий Степанович,

По шоссе, блестя лаком, уверенно катился форд. День стоял тихий и задумчивый — и лес по сторонам дороги притих, о чем-то задумавшись, и небо, все в осенней дымке, грустя, чуть затуманилось, и поля, когда лес отступал от шоссе, лежали уставшие и притихшие. Форд шел голубой и нарядный, все в нем блестело и лучилось — и бамперы, и облицовка радиатора, и стекла, досиня прозрачные, и кузов, покатый и приземистый, и это было так неожиданно — будто блеск и яркие краски ворвались сюда из иного, нарядного дня.

Высокий, худой, остроплечий человек, привалившись к сиденью, лениво правил; он сидел и курил, и казалось, отдыхал, ни о чем не заботясь; машин шло мало, но, когда они обгоняли его, он поворачивался и зорко взглядывал и так же зорко и остро взглянул, увидев сбоку дороги забор, какие ставят строители, и за ним экскаватор, а перед забором — дощатый длинный сарай с забитыми окнами. Начинался подъем на холм и поворот. Человек, тормознув, удивленно поднял брови; он проезжал тут дня два назад, ничего еще не было — холм и по обе стороны голые поля; уж не кэмпинг ли задумали возвести тут строители? А что — место бойкое, веселое. Человек поехал на малой скорости — поворот, оглянулся — что-то все-таки показалось ему необычным, но там все так же стоял забор, экскаватор застыл, опустив в землю ковш, сарай был закрыт на замок; строители отдыхают, сегодня воскресенье, понятно, почему тут никого не было. Человек завернул машину, поставил ее на обочину, вышел. Он открыл капот, покопался, присел, будто бы у колеса; вытащил из кармана коробку, отвалив камень, не успев выпрямиться, увидел, как в сарае открылась дверь — она была на замке и вдруг открылась; человек, растерявшись, стоял, не зная, что делать, — брать ли то, что положил под камень, садиться ли в машину, в его глазах мелькнул ужас. А от сарая уже шагал крупно и быстро невысокий, коренастый, с широким лицом человек, за ним шли еще двое — тех он не успел как следует разглядеть; шедший первым проговорил властно:

— Предъявите документы.

— А вы кто такой?

— Полковник Никодимов. Из Комитета госбезопасности.

— Вот мои документы. В чем дело?

— Смирнов, возьмите-ка из-под камня коробку, — приказал полковник. — Старший лейтенант Харитонов, у вас все в порядке?

— Все в порядке, Василий Степанович.

И только тут человек заметил, что третий, подходя, крутнул ручку кинокамеры.

Полковник развернул паспорт и корреспондентский билет.

— Ага, — сказал он так, будто и не ждал ничего иного. — Карлос Родригес. Корреспондент “д'Энформасьон”. Вам придется поехать с нами.

Родригес, соображая, что ему делать и говорить, шагнул к машине. За ним следили — значит, есть улики; тайник и коробка, и он сам у тайника — все заснято; и записка в коробке и паспорт для Краснова — теперь как вещественные доказательства. Оснований для ареста более чем достаточно. И он не сказал ни слова, и только когда высокий, с покатыми плечами младший лейтенант сел за руль его машины, у него от боли сжалось сердце; он устало сгорбился на сиденье и поморщился.