Всем спокойной ночи - Дженнифер Вайнер

— Ты все еще любишь его? — спросила Джейни.

Я громко застонала:

— Какое это имеет значение? Я замужем. У меня дети.

— Полагаю, в наши дни можно получить развод, даже если у тебя дети. Но я не подбиваю тебя на развод!

Я взяла стакан сельтерской без газа и заставила себя сделать глоток.

— Это было только один раз, — произнесла я. — Мне нужна была его помощь.

— И он тебе помог.

Я ухитрилась отпить еще немного. Потом на дрожащих ногах доползла до ванной комнаты и села на унитаз, размышляя, как это все могло произойти, как я за одни сутки превратилась в женщину, какой, как я клялась, никогда не стану. Лгунья. Почти изменщица. Способная с легкостью отказаться от брака и разрушить семью ради дешевых удовольствий в отеле.

— Он выяснил, что Дельфины Долан не существует.

— Неужели? Она показалась мне весьма реальной на твоей вечеринке.

— Это не настоящее имя. Раньше ее звали Дебби Фарбер.

— В таком случае звони Стэну и вели арестовать ее немедленно.

Я попрощалась, положила трубку и вернулась в кухню, где дети продолжали ссориться из-за мелков, из-за кукольного домика, из-за одинаковых книжечек с наклейками, которые я купила им в Нью-Йорке.

— Нет! — визжала Софи, размахивая куском тоста, будто судейским молотком. — Нет, какашка, отдай!

Вот твоя жизнь, Кейт Кляйн, подумала я и попыталась примирить воюющие стороны. Разожгла огонь в камине гостиной, и мы сыграли три раза в «Горы и лестницы» и четыре — в «Карамельную страну». Потом я разогрела на обед баночки с куриным супом, зная, что каждая мать Апчерча, включая мою пекущую пироги подружку Кэрол Гвиннелл, наверняка кормит детей домашней едой.

Когда солнце пробилось сквозь облака, я вымыла руки, оставила тарелки в раковине и загрузила детей в минивэн. Земля была еще мокрая, но температура поднялась чуть выше десяти градусов, дул нежный ветерок. Я решила отправиться на игровую площадку. Прогнозы предвещали на выходные от пятнадцати до двадцати сантиметров снежного покрова.

На углу Эппл-Делл, где жила Лекси, толпились две машины службы новостей телевидения, а третья, как я заметила, стояла у дома Кавано на Фолли-Фарм-уэй.

В парке мамаши Апчерча сгрудились у качелей. Разговаривали они тихими голосами, поглядывая направо и налево, чтобы быть уверенными, что никто из детишек их не подслушивает.

— Вы слышали? — спросила Рейни Уилкис.

Она втиснула свою дочку Лили в рюкзак-кенгуру, несмотря на то, что девочке было почти два года и она была на год старше и почти на пять килограммов тяжелее, чем рекомендовано для этого рюкзака. Бедняга Лили даже пальцем не могла пошевелить, зажатая между рюкзачком и бирюзовым пуховым комбинезончиком.

— Что там Лекси? Кто-нибудь… — Я с усилием сглотнула.

Я не могла заставить себя произнести слова «нашел ее», потому что это прозвучало бы так, будто я говорю о пропавшей собаке — или о трупе.

— Она вернулась?

Рейни покачала головой.

— Я слышала, что обратились в ФБР. Они прочесывают лес вокруг ее дома.

Она остановилась и понизила голос:

— Собаки тоже ищут. Я видела утром, как все они направлялись в лес.

Я прижала руку в перчатке к губам. Я не могла не вообразить Лекси в том же положении, что нашла Китти, в луже остывающей крови, а нож торчит между ее мускулистыми плечами.

Я опустилась на скамейку.

Сэм и Джек в одинаковых красных шапках с кисточками, купленных Джейни, играли за качелями в какую-то сложную игру в пиратов. Пока я смотрела, они махали друг на друга воображаемыми мечами и рычали. Софи, в розовой шапочке с кисточкой, была задействована в раунде игры в прятки.

Кэрол Гвиннелл села рядом со мной, сжимая на коленях свою разукрашенную сумку.

— Роб хочет выставить дом на продажу, — сообщила она.

Она открыла сумку, выпустив на волю облако аромата пачули, и перед моими глазами мелькнуло нечто невероятное — красно-белая сигаретная пачка. Кэрол вытащила ириску, развернула ее и сунула в рот.

— Похоже, здесь все идет наперекосяк. — Кэрол засмеялась. — Я ем все время. Вчера вечером слопала целую пачку драже.

— Куда переедете?

Она пожала плечами и скомкала целлофановую конфетную обертку.

— Может, в Уайт-Плейнс или Нью-Ханаан. Куда-нибудь, где хорошие школы и недалеко от города. — Кэрол наклонилась ко мне: — Мы не единственные. Я звонила в агентство, и мне сказали, что я уже третья за день.

Кэрол угостила меня конфетой.

— Спасибо.

Я сосала конфету, чувствуя себя несчастной и напуганной. Слушала, как шепот кружился вокруг меня, как супермамочки Апчерча переваривали новую информацию: оказывается, их маленький Эдем вовсе не рай.

Однако этот разговор немного успокоил меня. Вернул к тем дням в Нью-Йорке, когда другие мамочки были так же измучены, как и я. Где каждую неделю казалось, будто чей-то брак под угрозой. Мужья теряли работу или бесконечно жаловались на ту работу, которая у них была. Жены, романтически хихикая, увлекались своими врачами. Или водопроводчиками, или старыми бойфрендами, которые неожиданно возвращались в город.

— Мамочка!

Все резко обернулись. Софи скрючилась у качелей, схватившись за живот. Я вскочила и побежала так, как давно не бегала, через лужу, от которой шел пар, и схватила дочь на руки.

— Что? Что случилось?

— В животике плохо, — простонала Софи. Потом подавилась, и ее вырвало, прямо на куртку из стриженой овчины, которую я в конце концов купила, чтобы уж не отличаться от всех остальных на площадке.

— Софи, давай я отвезу тебя домой.

Я загрузила троих детей в машину.

— А вы, ребята, как себя чувствуете? — спросила я Сэма и Джека.

— Животик болит, — сказал Джек.

Сэм схватился за живот и застонал.

Я развернулась у мини-маркета и припарковалась. Взять детей с собой? Оставить их в закрытой машине на те пару минут, что мне потребуются для покупки куриного бульона и крекеров? Я не могла так поступить. Я завела мотор и отправилась домой, где провела четыре часа, таская больных детей в туалет и обратно, стирая одежду и простыни, выводя пятна на ковре в комнате мальчиков, когда Сэм все-таки не успел добраться до ванной комнаты вовремя.

К пяти часам все трое заснули. Я переложила чистые вещи из стиральной машины в сушку, сбросила дурно пахнущий свитер и включила компьютер. Сказала себе, что проведу пять минут, просматривая новости — веб-сайты «Газеты» Апчерча и, может, даже Си-эн-эн. Нет ли каких-нибудь сведений о пропавших матерях Апчерча?

«У вас появилось новое сообщение» — информировала моя почта. Сердце заколотилось, когда я увидела, какое сообщение было первым в папке «Входящие». «От кого: Эвана Маккейна. Кому: Кейт Кляйн. Тема: Ты».

Как всегда Эван высказался кратко и по существу: «Я скучаю по тебе. Когда я могу тебя увидеть?»

Я нажала «Удалить», потом очистила «корзину», а затем, чтобы уж наверняка, удалила все временные файлы. Нажала перезапуск и подождала, пока компьютер завершит работу.

Я должна сказать ему, чтобы он оставил меня в покое. Но каковы будут моральные и этические последствия, если я нарушу обещание никогда не общаться с ним снова для того, чтобы сказать ему, что я не хочу больше с ним разговаривать?

Я стояла внизу у лестницы, прислушиваясь. Потом взяла мобильник и пошла в гараж, достаточно далеко, чтобы не осквернять семейный очаг неверностью, но достаточно близко, чтобы услышать детей, если они позовут. Уселась на холодный бетонный пол, прислонившись спиной к минивэну, и нажала кнопочки с его номером.

Эван тут же ответил.

— Кейт, — сказал он.

Я сжала губы, а колени у меня задрожали.

— Пожалуйста, не посылай мне больше сообщений!

— Хорошо, — протянул он. — А как же мы тогда станем общаться? С помощью дымовых сигналов? Или слать звуковые письма?

— Мы не будем общаться! У нас нет для этого повода.

— Даже для простого обмена информацией?

Я прислонилась к машине.

— Какого рода информацией?

— Маленькая пикантная подробность о Дельфине Долан, она же Дебби Фарбер. А еще кое-что о твоей пропавшей соседке.

— Рассказывай!

Эван усмехнулся.

— Должен заметить, Кейт, у меня возникло ощущение, что меня используют.

— Рассказывай!

— Видишь ли, дело в том, что надо не «рассказывать», а «показывать». Встретимся в конце твоей улицы сегодня в полночь.

— Я не могу… Бен приходит домой поздно… дети заболели…

— Хорошо. Тогда завтра в полночь.

— Эван!

Но он уже повесил трубку.

— Черт!

Я повернулась к двери, а там уже стояла Софи со Страшилой в руках, пряди взмокших от пота волос прилипли к ее щекам. На шее у Страшилы висел пластиковый стетоскоп.

— Ты сказала слово на букву «ч», — сказала она.