Всем спокойной ночи - Дженнифер Вайнер

— Машина телевидения? — удивилась я.

— Знакомый знакомого, — скромно промолвила Джейни. — Он должен был мне услугу за услугу.

— У тебя знакомые в Мэне?

— Я много с кем знакома.

— Итак, вернемся к офтальмологу. Мы едем в кафешку в Портленде, и он начинает мямлить.

Джейни скорчила гримаску.

— Этот тип говорил, как аукционист, у него акцент, он потел и снимал с себя одежду.

— Как?

— Сначала куртку, потом пиджак, галстук… — Джейни скривилась. — Я с ужасом ждала, что на этом он не остановится. Я спросила: «Что вы знаете о Китти Кавано?» — а он начал лопотать, что все это случилось давным-давно, было ошибкой молодости, он не хочет это обсуждать, это было тяжелое время в его жизни, и он сожалеет, и он счастливо женат в настоящее время…

Мои ладони и спина покрылись испариной.

— Он знал Китти!

— В Нью-Йорке.

— Когда?

Джейни вздохнула.

— Я не смогла прижать его. Не сумела даже заставить его произнести имя Китти. Он продолжал твердить, что все, что случилось, было только один раз, в Нью-Йорке, и осталось в прошлом. Я не знаю, какое прошлое он имел в виду — может, когда Китти попросила Эвана заняться им две недели назад. И когда я начала задавать уже конкретные вопросы — когда он встретился с ней, кто кого охмурил, сколько это стоило… Он набрал номер своего адвоката и заявил, что, если я хочу спросить еще что-нибудь, мне понадобится повестка. И мне пришлось заплатить за нас обоих!

— Скотина! — воскликнула я. — После того, что ты проделала весь этот путь для встречи с ним…

Джейни кивнула и сунула фотографию Гарольда в конверт.

— Бо Бэйд мертв. Это снимает с него подозрения.

— С него — да. Но не с Лоры Линн Бэйд, — возразила я. — А если она узнала, что ее отец познал ее подпольную писательницу в библейском смысле слова?

— Познал ее и платил ей. Думаю, нам следует рассказать об этом Стэнли Берджерону.

— А что Эммет Джеймс?

Джейни снова скорчила гримасу.

— Прошло не так хорошо, — ответила она и достала четвертую фотографию.

Если двое мужчин были среднего возраста, то Эммета Джеймса уже поджидал автобус с конечным маршрутом «Смерть».

Он был миниатюрным, в черных брюках с отутюженной складкой и свободной белой рубахе на пуговицах. Легкие пряди белых редких волос, голова, розовая и невинная, как яичко. Крошечные ручки, покрытые голубыми венами, сложены на коленях.

— Эммет Джеймс, — возвестила Джейни. — Профессор английской литературы. Специалист в области современной британской и американской поэзии. Девяносто два года, живет в Нью-Хейвене, в инвалидном кресле. В общем, вряд ли он убийца. И не представляю, чтобы он платил за секс. По крайней мере не в этом веке.

Я изучила фотографию.

— Ты спрашивала его о Китти?

— Да. Или лучше сказать, пыталась спросить. Но он действительно очень, очень старый. — Джейни отхлебнула из своей чашки. — Он начал читать стихотворение. Мы были в его кабинете, знаешь, такой с книжными полками от пола до потолка, практически без света. Все это смахивало на Голума и кольцо из «Властелина колец».

— Чье стихотворение?

— Шэрон Олдз, — ответила Джейни, протягивая мне последнюю страницу из пачки.

Распечатка в один интервал стихотворения «Почему моя мать сделала меня». Я прочитала:

«Может быть, я и есть то,Чего она хотела от отца как женщина.Может быть, я и есть то,Какой она хотела быть,Когда увидела его в тот первый разСтоящим во дворе их университета.Он был высок и крутВ жестком мужественном свете 1937…»

— Девятьсот тридцать седьмой?

— Я тебе и говорю, что он не замешан, — произнесла Джейни. — Мне было не по себе, что побеспокоила его.

Я кивнула, прочитала оставшуюся часть стихотворения в поисках возможных зацепок или каких-либо намеков на проституцию. Ничего такого там не было.

Я лежу сейчас, как, бывало, лежала.В изгибе ее руки — ее создание.И я чувствую, что она смотрит на меня,Как создатель меча смотрит на отражениеСвоего лица в стали лезвия.

— И что это все означает?

— Наверное, ничего, — ответила Джейни. — Знаешь, он был, как музыкальный автомат — нажимаешь кнопочку, и выскакивает стих.

— А тебе он что посвятил?

— Она идет во всей красе, светла, как ночь ее страны, — скромно наклонила голову и процитировала Джейни.

Я убрала фотографии и стихи в папку.

— Никогда не смогу достойно отблагодарить тебя за то, что ты сделала для меня! — воскликнула я.

— Ну, и для себя тоже. Это же теперь мой материал.

— Если он вообще будет, — пробурчала я. — А вдруг убийство совершил почтальон?

Я поднялась и убрала папку в свою сумку с логотипом радиостанции. Сумку я взяла с собой, желая доказать, что не собираюсь производить впечатление на Эвана Маккейна.

Джейни тоже встала и положила руку мне на плечо.

— Эй!

Я подняла голову.

— Что?

Она заглянула мне в лицо и торжественно провозгласила:

— У тебя не бывает ощущения, что ты не такая свежая, что ты устала?

— Чего?

Она вздохнула, толкнула меня обратно в кресло и села.

— Ты меня беспокоишь. Как ты знаешь, во мне мало материнского. Поэтому я стараюсь смотреть телевизор.

— Ты смотришь рекламу, — заметила я.

Ее глаза сверкнули.

— И фильм из «Зала славы Холлмарк»,[39] который тоже нужно засчитать. Эти два часа жизни мне уже никто не вернет.

Она схватила меня за руку и произнесла:

— Серьезно, Кейт, ты меня беспокоишь.

— У меня все в порядке.

— Как дела с Беном?

— Нормально.

— А дети? Нет, подожди, сама догадаюсь. — Она нахмурилась. — С ними тоже все в порядке.

Я посмотрела на свою лучшую подругу, накрутила прядь волос на палец и призналась:

— Бен заявил, что мне нужно хобби. Мол, я домохозяйка, а не детектив.

— Вот как?

— Ты тоже считаешь, что мне нужно хобби?

Джейни сняла очки и аккуратно уложила их в цилиндрический кожаный футляр с логотипом «Прада».

— Я хочу, чтобы ты была осторожнее. Если что-нибудь случится с тобой или с детьми…

— Джейни!

— Они ведь пока не нашли Лекси Хагенхольдт?

— С нами ничего не случится!

Но я не была в этом уверена. В моей голове застряла стихотворная строчка: «Высокая женщина, запятнанная, угрюмая, сильная…» Была ли это Китти? Была ли это я?

— Я люблю тебя, — улыбнулась Джейни, перегибаясь через стол, чтобы обнять меня.

— Я тоже, — сказала я.

Я обняла ее, поблагодарила за все, что она сделала, и украдкой посмотрела на свою сумку: фотографии и таинственное стихотворение были надежно спрятаны в ней. И я знала, что теперь уже не смогу остановиться.

Даже если бы и захотела.

Глава 34

Я добралась до бара «Тайм» за пятнадцать минут до полудня, когда мы договорились встретиться с Эваном. И увидела, что мы практически одни.

Там была дюжина низких круглых столов — круги из полированного камня, окруженные мягкими пуфами, в которых просто утопаешь. Все места были свободны. Свет ненавязчивый; после ветра снаружи воздух казался теплым. Два телевизора, висевшие над баром, настроены на турнир по покеру.

Я сдала пальто, сложила шапку и перчатки в сумку, рядом с папкой Джейни, зашла в туалет и внимательно осмотрела себя в зеркале.

Освещение было беспощадным. Кожа землистая, прическа — просто катастрофа. Единственная вещь в сумке, которая хоть как-то могла исправить ситуацию, — тюбик губной помады. Вероятно, он завалялся с тех времен, когда я все еще надеялась, что мы с Эваном когда-нибудь будем вместе.

Я вздохнула, намочила бумажное полотенце и поскребла над губой и под глазами. Потом открыла помаду, аккуратно оттенила губы и, взяв немного помады на кончик пальца, тщательно провела по скулам. Посмотрела на помаду жемчужно-розового цвета и подумала — а не использовать ли ее как тени для глаз?

Я рискнула бросить еще один взгляд в зеркало и пожалела, что не накрасилась поярче, когда уходила из дома. Не сделала эпиляцию на ногах. Не послушала Джейни, когда она уговаривала меня пройти японскую процедуру для выпрямления волос. Не надела что-нибудь иное, вместо штанов цвета хаки с карманами и черного свитера, которые, когда я выходила из дома, казались очень даже ничего. Плохо, что у меня не было времени купить что-нибудь. Зря я разрешила Софи переписать «Элмо в стране Ворчунов» на курс «Йога для потери веса».

«Это просто смешно, — подумала я. — Я взрослая, замужняя женщина, мать троих детей. А не какая-нибудь глупенькая четырнадцатилетняя девчонка, собирающаяся на свидание со своей первой любовью в репетиционной во время ленча». Я бросила в рот мятную жвачку, промурлыкала пару воодушевляющих тактов из «I Am Woman» и распахнула дверь туалета.