Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права - Вадим Юрьевич Солод

поставил под сомнение обращение к ним при рассмотрении уголовных дел по целому ряду статей. Ведение судопроизводства по правилам новых судебных уставов действительно становилось небезопасным для государственной машины. По общему признанию, политические преступления обладали притягательно-убеждающей силой, которую никакой гласный суд скрыть не мог. Сам состязательный характер судебного процесса делал маловероятным перевес в пользу государственного обвинения (Карлова Т.С. Достоевский и русский суд. Изд. Казанского университета, 1975).

В итоге уже в 1887 году министр юстиции и генерал-прокурор Правительствующего Сената Н.А. Манасеин добился значительных изменений в не оправдавших себя на практике положениях судебной реформы 1864 года – в частности, теперь гласность судебных заседаний существенно ограничивалась, а министр получал право давать указания рассматривать дело «за закрытыми дверями» (закон от 12 февраля 1887 года). Через два года генерал-прокурор сумел обосновать в Государственном совете необходимость запрещения принимать в коллегии присяжных заседателей лиц нехристианской веры, для чего потребовалось специальное мнение министерства юстиции, и т. д.

Однако, на фоне суда над В.И. Засулич, где, как мы видим, положения уголовного закона были проигнорированы всеми сторонами, уголовный процесс по обвинению мещанки О.В. Палей в убийстве Александра Довнара – студента Института инженеров путей сообщения им. Александра I – смотрится просто как хрестоматийный образец правоприменения. Дело стало резонансным ещё и по причине участия в нём одного из лучших российских адвокатов Н.П. Карабчевского, защищавшего убийцу.

В соответствии с материалами следствия, это преступление было совершено в одном из номеров третьеразрядной гостиницы «Европа», расположенной на набережной Фонтанки в Петербурге, на бытовой почве. Крещённая в православную веру вопреки воле своей семьи иудейка Палей, являвшаяся незаконнорождённой дочерью известного в Крыму чиновника – генерал-майора Василия Попова (он же был её крёстным отцом), – в течение нескольких лет состояла в отношениях с Александром Довнаром. О женитьбе на Ольге студент и не заикался по банальной причине – его мать А.М. Шмидт люто ненавидела свою потенциальную невестку. В результате постоянных размолвок и шумных скандалов «обманутая» женщина приобрела револьвер, из которого во время ссоры выстрелила любовнику в голову. Потом (правда, неудачно) пыталась покончить с собой.

Позиции и прокурора, и адвоката П.Е. Рейнбота (он представлял интересы матери покойного, признанной по делу гражданским истцом) полностью совпадали: «Палем – профессиональная проститутка, находилась на содержании различных мужчин, в том числе была содержанкой богатого одессита Кандинского. После начала сожительствовать со студентом Александром Довнаром – молодым человеком из хорошей семьи. Жила за его счёт, считала себя его невестой и убила юношу после того, как он объявил ей о разрыве, и т. д.»

Хитровская площадь в Москве, 1900

На основе собранных по делу доказательств было сформулировано обвинительное заключение, которое квалифицировало деяние подсудимой как преднамеренное, заранее обдуманное убийство, то есть преступление, ответственность за которое была предусмотрена ст. 1149-1471 Уложения о наказаниях. Наличие в обвинительном акте ссылки на «обдуманность» преступления, позволяла отнести его к тяжким предумышленным убийствам, следовательно, и ответственность за него была предусмотрена соответствующая – лишение всех прав состояния и каторжные работы на срок от 15 до 20 лет. Защита подсудимой настаивала на переквалификации действий Ольги Палем, как совершённых в состоянии крайнего умоисступления, запальчивости и раздражительности, и вообще просила о её оправдании.

Однако защитник Ольги Васильевны – Н.П. Карабчевский – был не только одним из самых лучших столичных адвокатов, но и известным актёром-любителем, блестящим оратором и полемистом. Он выступает с речью в защиту женщины-убийцы, которая представляет из себя законченное драматическое литературное произведение и при последующем перепечатывании в газетах заняла целых 30 страниц. Его выступление было переполнено красочными эпитетами, поэтическими сравнениями и гиперболами: «Образ распятого “за всех” Христа и торжественная обстановка православного богослужения тронули её сердце, смутили её воображение. Таясь от родителей, она задумала “переменить веру”. С точки зрения ветхозаветной еврейской семьи, это было страшным грехом, за который не прощает Адонай, бог-мститель, до седьмого колена (…) Наконец однажды Александр Довнар, взволнованный, точно окрылённый какой-то неслыханной радостью, разыскивает своего приятеля Матеранского и изливается перед ним. До сих пор он знал только продажных женщин; наконец и у него – роман (…) Ссоры и даже драки бывают, но зато примирения следуют бурные, страстные, совсем как у влюблённых (…) Раз, впрочем, он её приревновал к какому-то дачному донжуану, и она была в восторге. На глазах свидетельницы Власовой он ухватил её за горло, как бы собираясь задушить. Она упала перед ним на колени, даже не защищаясь, и в каком-то блаженном исступлении твердила: “Мой! Мой! …Люблю тебя, Саша, люблю!..” Она убедилась, что он всё ещё любит её, и была на седьмом небе» и так далее, и так далее…

Далее Николай Платонович провёл собственное, достаточно тщательное расследование, которое доказывало обратное: Ольга никогда не была проституткой, да – содержанкой, но не проституткой; и её любовник был не так безгрешен, как хотелось бы стороне обвинения: слыл завсегдатаем многих публичных домов, о чём неоднократно рассказывал друзьям как о своей болезненной зависимости, дважды заразил возлюбленную венерическими заболеваниями, полученными им от проституток, никогда не содержал Ольгу и т. д.

Перед вынесением вердикта адвокат обращается к присяжным: «Господа присяжные заседатели! Менее года назад, 17 мая, в обстановке довольно специфической – трактирно-петербургской – с осложнениями в виде эсмарховской кружки на стене и распитой бутылки дешёвого шампанского на столе, стряслось большое зло. На грязный трактирный пол упал ничком убитый наповал молодой человек, подававший самые блестящие надежды на удачную карьеру, любимый семьёй, уважаемый товарищами, здоровый и рассудительный, обещавший долгую и благополучную жизнь. Рядом с ним пошла по больничным и тюремным мытарствам ещё молодая, полная жажды жизни женщина, тяжело раненная в грудь, теперь измученная нравственно и физически, ожидающая от вас решения своей участи. На протяжении какой-нибудь шальной секунды, отделившей два сухих выстрела, уместилось столько зла, что не мудрено, если из него выросло то “большое”, всех интересующее дело, которое вы призваны теперь разрешить?»

Заседание продолжается пять дней, по делу заслушаны 92 свидетеля. Некоторые из них со стороны обвинения, как выяснилось на судебном следствии, являются профессиональными участниками подобных судебных процессов и выступают за деньги.

Судом перед коллегией присяжных заседателей были поставлены следующие вопросы:

1. Виновна ли симферопольская мещанка Ольга Васильевна Палем в том, что, задумав заранее лишить жизни студента Александра Довнара, она купила револьвер с патронами, снаряжёнными пулями, пригласила Довнара на свидание в гостиницу «Европа» по набережной реки Фонтанки в Санкт-Петербурге, взяла с собой туда револьвер с патронами и в номере этой гостиницы 17 мая 1894 года выстрелила в него, Довнара, из револьвера в голову, сзади, на расстоянии нескольких вершков, в то время