Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права - Вадим Юрьевич Солод

class="p1">Лев Толстой напишет в ответ: «Засуличевское дело не шутка. Это бессмыслица, дурь, нашедшая на людей недаром. Это первые члены из ряда, ещё нам не понятного; но это дело важное. Славянская дурь, предвестница войны, это похоже на предвестие революции». Великий писатель и в этот раз оказался провидцем. Спустя несколько лет отработанный сценарий успешной террористической атаки Веры Засулич будет в деталях повторён мещанином Н.М. Санковским, когда тот осуществил вооружённое нападение на товарища министра внутренних дел и шефа жандармов генерала П.А. Черевина, до этого командовавшего Собственным Его Величества конвоем, а затем, уже позднее, назначенного на должность Главного Начальника Охраны Его Величества. Злоумышленник также попадёт в высокий кабинет чиновника как проситель, для чего предварительно через швейцара передаст тому письмо с пожеланием лично сообщить генералу важную информацию, с тем же оружием – револьвером «Бульдог» – и так же будет стрелять практически в упор, но промахнётся: в момент покушения нападавший будет не совсем трезв. От пули пострадает только генеральский мундир, пошитый в мастерской лучшего столичного портного А.И. Катуна на Николаевской улице. Имевший репутацию бесстрашного рубаки, герой многих войн генерал-лейтенант Черевин сумеет лично задержать и разоружить нападавшего. Как все регулярно выпивающие люди, Пётр Александрович был милосерден, поэтому в качестве наказания приказал просто высечь розгами Санковского, но состоявшийся суд всё-таки приговорил террориста-одиночку к смертной казни, хотя и она вскоре была заменена на вечную каторгу.

Простота исполнения терактов и отсутствие должной системы обеспечения безопасности чиновников позволяли террористам раз за разом успешно реализовывать свои планы по физическому устранению высших руководителей, регулярно приговариваемых к смерти различными террористическими ячейками, бригадами и крыльями. О чём можно вообще было говорить, если для того, чтобы уберечь от террористов Московского обер-полицмейстера Д.Ф. Трепова (сына губернатора Ф.Ф. Трепова), Николай II назначает его дворцовым комендантом в Петергоф? Своё решение император именно так и объясняет: «Только эта должность может сохранить Трепова в живых. Не могу же я после всего того, что он сделал, передать его в руки анархистов! Тут или за границей – безразлично».

Дважды исключённый из Юрьевского и Московского университетов как неблагонадёжный гомельский мещанин Пётр Карпович решил убить министра народного просвещения доктора права Н.П. Боголепова – известного учёного-цивилиста, имевшего в либеральной среде смертельно опасную репутацию консерватора и реакционера, – за его решение отчислить из Киевского университета и направить в солдаты 183 студента. П. Карпович вместе с другими просителями явился в урочное время в приёмную министра на Фонтанке с заявлением об открытии в Чернигове реального училища, дождался, когда Николай Павлович повернулся к нему спиной, и выстрелил из револьвера тому в шею. После тяжёлого ранения министр скончался в больнице от заражения крови. Террорист был схвачен – он, по традиции, и не пытался сбежать с места расправы. Уголовный суд Санкт-Петербургской судебной палаты приговорил бывшего студента к 20 годам каторги с отбыванием наказания в Шлиссельбургской крепости, а затем в Акатуйской тюрьме.

Уголовный состав окружного суда не мог приговаривать подсудимых к смертной казни – в начале прошлого века это были уже полномочия военного суда, поэтому после сравнительно недолгой отсидки, в 1907 году, убийца был амнистирован, уехал за границу, а впоследствии стал членом боевой организации СР (эсеров), продолжив работу по специальности. Всё случилось так, как и обещал Карпович в своём последнем слове на суде: «Готового к смерти меня, естественно, каторга не устрашит и уж, конечно, не исправит…» (Варфоломеев Ю.В. Судебный процесс по делу П.В. Карповича: убийство министра народного просвещения Н.П. Боголепова).

После оправдания в суде ставшей знаменитой Веры Засулич министр юстиции и генерал-прокурор К.И. Пален обвинил А.Ф. Кони в нарушении законодательства и потребовал от него уйти в отставку. Для министра это был уже второй и очень серьёзный прокол – по делу Нечаева и его сторонников император уже высказывал своё раздражение вынесенным судом вердиктом О.В. Эссену: «Просто срам, как решено дело», – и вот опять… Позиция К.И. Палена имела достаточные правовые основания, однако председатель суда, известный своими либеральными убеждениями, как это водится у убеждённых демократов, от отставки отказался[85], за что и был переведён с понижением в гражданский департамент судебной палаты. На следующий день после освобождения подсудимой в зале суда постановленный приговор был оспорен товарищем (заместителем) прокурора Санкт-Петербургского окружного суда, а уже 1 апреля 1878 года исполняющий обязанности градоначальника генерал-майор свиты Е.И.В. Козлов издал соответствующий секретный циркуляр № 16 о розыске преступницы, с требованием её задержания и помещения в дом предварительного заключения, но её сообщники уже успели переправить революционерку в соседнюю Швецию.

Указом Е.И.В. от 20 мая 1878 года из Правительствующего Сената Санкт-Петербургскому окружному суду было направлено определение кассационного уголовного департамента. Сам по себе это документ достаточно примечательный и профессиональный. Похоже, что кассационная инстанция искала законные основания для отмены приговора и нашла их – только не в бессмысленной риторике относительно оценки душевных метаний преступницы и её скрытых нравственных терзаний, в итоге толкнувших её на преступление, а в простом нарушении процессуальных норм, предусмотренных ст. ст. 575–576 Устава уголовного судопроизводства.

По двум ходатайствам П.А. Александрова в судебное заседание должны были быть вызваны семь свидетелей со стороны защиты, которые не были допрошены на предварительном следствии «для проверки через опрос этих свидетелей очевидцев обстоятельств, вызвавших и сопровождавших наказание лишённого по суду всех прав состояния арестанта Боголюбова».

Определением окружного суда от 23 марта 1878 года в удовлетворении ходатайств защитнику было отказано, так как, по мнению судей, показания свидетелей не имели отношения к предмету обвинения. Тогда адвокат потребовал приобщить к материалам дела заявление В. Засулич, которым она «принимает вызов семи свидетелей на свой счёт». Однако это заявление так и не было рассмотрено и о нём не был уведомлен прокурор. Тем не менее при отсутствии повесток, с нарушением предусмотренной уголовным законом процедуры четыре свидетеля самостоятельно прибыли в суд и были допрошены председателем коллегии.

«Уголовное судопроизводство без постановления судом по сему предмету надлежащего определения и что допущение их судом к допросу в судебном заседании 31 марта имело последствием существенное нарушение статьи 575 Уст. Уг. – Судопр., состоящее в том, что суд допросом этих приглашённых свидетелей расследовал обстоятельства, не составлявшие предмета дела о покушении на жизнь генерал-адъютанта Трепова и не разъяснившие мотивы совершённого Верой Засулич преступления. Ввиду этих существенных нарушений закона уголовный кассационный департамент Правительствующего Сената отменил приговор суда и решение присяжных заседателей», – говорилось в Указе.

В таком неутешительном итоге ставший всемирно известным процесс навсегда (!) убедил российскую власть в неэффективности использования судов с участием присяжных заседателей при рассмотрении уголовных дел, связанных с государственными преступлениями, и