Одиссей покидает Итаку - Василий Звягинцев

Рано утром, когда небо еще отливало темно-сиреневым перламутром и край солнца только-только показался над заснеженными холмами, Шульгин проделывал свой обычный получасовой комплекс силовой гимнастики на свежем воздухе. Он уже закончил упражнения, крепко растерся сухим и жестким снегом и собирался возвратиться в дом, чтобы завершить процедуру горячим душем. Поднявшись на крыльцо, скользнул взглядом по освещенным розовыми лучами окрестностям и увидел нечто вполне заслуживающее названия «неопознанный летающий объект».

Словно сигнальщик, опаздывающий на вахту, он взлетел по скобтрапу на смотровую площадку, укрепленную между ветвями растущей рядом с домом гигантской сосны. Ткнулся бровями в окаменевшую резину окуляров, завертел кремальеру стереотрубы, догоняя ускользающую цель. Чуть тронул барабан наводки на резкость, и между делениями угломерной сетки, на удалении километров в пять, вырисовывалось некое сооружение, медленно проплывающее курсом с востока на юго-запад на высоте около километра. Более всего наблюдаемый объект напоминал земной дирижабль, однако земное происхождение, по известным причинам, заведомо исключалось.

Первым ощущением Шульгина было такое прозаическое чувство, как досада. Оттого, что опять ломается налаженный образ жизни, возникает масса новых вопросов и проблем. Только что все было так обычно и спокойно. Не обернись он в эту сторону – стоял бы сейчас под тугими обжигающими струями и ни о чем бы не думал. Вот уж воистину – умножая знания, умножаешь скорби…

Шульгин выдернул из зажима трубку телефона. Пока разбуженные тревожным звонком колонисты одевались и карабкались наверх, через всю наличную оптику всматривались в артефакт, он, неторопливо удаляясь, растаял в блистающей синеве.

Но увидеть все успели достаточно.

Обмен мнениями состоялся уже внизу, в библиотеке.

– С точки зрения теории вероятностей – полный бред, – говорил Шульгин, прижимая к горячему печному кафелю окоченевшие кисти рук. – Сначала – пришельцы двух видов, теперь еще и местная цивилизация. Да так просто не может быть…

– Теория тут ни при чем, – возразил Левашов, – и допускает все, что угодно. Не обязательно при вероятности один на миллион делать миллион попыток. Может выйти с первого раза…

– Точно, – кивнул Берестин. – Особенно если не придавать специального значения собственной исключительности. В большой войне для конкретного индивида вероятность быть убитым первым равна единице, деленной на численность действующей армии, даже двух – своей и неприятельской, однако «счастливчик» выявляется сразу же, и никого, кроме него самого, это не удивляет…

– В вашей теоретической подготовленности я не сомневаюсь, – вновь заговорил Шульгин, – но меня больше занимает практика – обнаружили они нас или нет?

– Вряд ли… Белое на белом, среди леса, а и далеко, в общем-то.

– Главное – мы их обнаружили.

– А техника у них не фонтан. Дирижабль… Движки как бы не паровые – дымят здорово. И скоростишка не больше полусотни в час…

– Это еще ни о чем не говорит, – возразил Левашов. – Ты у нас мог бы увидеть телегу на лесной дороге, а делать из этого выводы…

– Тут есть разница, мне кажется. Телегу увидеть можно, а вот паровоз Стефенсона – вряд ли.

– Стоп, ребята! Делать-то что будем?

Шульгин словно опомнился от охватившего всех возбуждения.

– Думаю, спешить нам особо некуда. Ну – аборигены. Ну – полетели по своим делам. Впервые, заметим, за полгода. Вполне возможно, еще полгода вторично не прилетят. Так что позавтракать мы вполне успеем. А потом и продолжим военный совет в Филях.

К середине дня появилась программа действий, лаконичная, но чрезвычайно емкая.

1. Ввести военное положение.

2. Принять меры к обороне форта на случай внезапного нападения.

3. Развернуть широкие разведоперации на предельный радиус. После получения хоть какой-нибудь достоверной информации о разумных жителях планеты вернуться к вопросу о практических действиях.

…У колонистов опять появилась жизненная цель, в атмосфере планеты повис призрак новой опасности, сулящей острые ощущения и начисто снимающей настроения чуть апатичного эпикурейства. С жаром, может быть, даже чуть преувеличенным, все с головой погрузились в заботы и идеи, размножающиеся со скоростью цепной реакции.

Лариса, единственная из всех, сохранила благоразумие. Присутствуя на совете четверых мужчин, с которыми ее свела судьба, она смотрела на них и слушала со странным чувством. Каждый из них был старше ее на добрый десяток лет или близко к тому, и все же они производили впечатление азартных, неспособных задуматься о последствиях своих поступков мальчишек. Решать проблемы, для которых следовало бы собрать чуть ли не сессию ООН, походя, за завтраком, отнюдь не забывая при этом закусывать и даже слегка выпивать. А с другой стороны – быстрота и четкость принятия решений в ситуации, к которой у них не было и не могло быть никакого навыка. Она достаточно много занималась историческими документами и имела представление, как, какими путями и способами разрешались те или иные критические ситуации. И не могла не признать, что ее друзья выглядели не худшим образом.

Пользуясь предоставленными ей правами, она тоже приняла участие в беседе и сказала, как думала, о том, что вряд ли они имеют основания брать на себя сложнейшее и ответственнейшее дело, способное изменить весь ход мировой истории, – контакт с иной цивилизацией. И даже если в прошлом они уже в такой контакт вступали, то это ничего не меняет, так как встреча произошла не по их вине и выбору, а по инициативе инопланетян. А сейчас другое дело, можно подождать, подумать, каким образом организовать эту встречу с разумными обитателями планеты, может быть, самим и не соваться…

Она хотела что-то еще продолжить в том же роде, но замолчала, споткнувшись о холодный и как бы сожалеющий взгляд Берестина. Он вообще среди всех присутствующих казался ей самым непонятным и жестким человеком.

– Милая девочка, – тихо сказал Берестин. – Ты всерьез считаешь или просто повторяешь трепотню своих старших коллег, что только они там, – он дернул головой вверх и в сторону, – имеют прерогативу делить события на важные для мировой истории и не важные? И что есть люди, которым по чину положено совершать исторические поступки, и – остальные, которым это заказано? То есть – герои и быдло? Так эта теория уже в начале нашего века признана несостоятельной и в корне реакционной. И мы здесь все привыкли считать, что от каждого может зависеть все. Исторические поступки совершаются каждым и без мыслей о том, как бы не нарушить какие-то инструкции и табели о рангах…

Лариса, несколько оторопевшая от неожиданно серьезного и будто бы даже угрожающего тона Берестина, сразу не нашла, что ему ответить. Помог ей Шульгин, незаметно, но резко ударивший Берестина носком сапога по щиколотке.

– Видишь ли, Ларис, мы как бы представляем разные научные школы… Это как в медицине. Ученики академика Амосова говорят: в любом случае и обязательно резать. А последователи Аничкова не прибегают к ножу ни в каких обстоятельствах…

– Как историк-дипломат, ты поможешь нам на более поздних этапах, – сказал Левашов.

– Вот-вот, – поддержал его Новиков. – Сперва найдем, с кем и о чем разговаривать, а там и тебе карты в руки.

– Красные женщины в дипломатии – неподражаемы… – Шульгин поднял глаза к потолку и вытянул губы в трубочку.

Лариса не выдержала и рассмеялась.

– Ну вот и слава богу. (Берестин, как заметил Новиков, стал довольно часто в последнее время употреблять это присловье. Будто демонстративно отбросил некие привычки и традиции.) Тогда давайте займемся делом. Лично мне не терпится отправиться на поиски братьев по разуму. Вдруг они встретят меня с распростертыми объятиями, и я тут же начну сеять среди них доброе, вечное, а если выйдет, то и разумное…

Глава 13

По своему маршруту Берестин шел один.

Настоящая мужская работа – сжимать тугие обрезиненные рукоятки фрикционов и гнать десятитонную броневую машину через белое безмолвие по двенадцать и более часов в сутки. В плечах и руках – весь этот стальной вес и пятьсот лошадей дизеля, а транспортер идет, как глиссер, выхлестывая из-под гусениц снежные фонтаны, а то вдруг ухает в забитую снегом лощину, погружается вместе с башней, как подводная лодка, и, жутко рыча, стреляя выхлопами, выползает вновь на поверхность. Да если еще идти с открытым лобовым люком, чтоб лучше видеть, – ледяной ветер хлещет в лицо, обжигает щеки и садится инеем на черный ребристый шлем.

И можно подумать. О чем хочешь. Можно об инопланетянах, космосе, проблемах контактов и априорной гуманности разумов, достигших высокой степени развития.

Можно и о женщинах. Конкретно об одной Ирине, а то и о других тоже. Например, о Ларисе. Которая непонятно что нашла именно в Олеге. Не то чтобы Берестин считал его хуже других, а все равно странно.