Последняя империя. Падение Советского Союза - Сергей Плохий

Обсуждение договора на заседании Государственного Совета 14 ноября оправдало худшие опасения Шахназарова. Ельцин, пользуясь поддержкой остальных республиканских лидеров, выступил против союзного государства и единой конституции. Несмотря на то, что Кравчук не посещал заседания Совета с октября, у российского президента не возникало проблем с получением поддержки большинства глав республик, которые приезжали в Москву. Ранее Горбачев согласился вести переговоры о создании конфедерации. Теперь же он открыто отошел от идеи конфедерации: “Союзное государство. Я категорически настаиваю. Если не создадим союзное государство, я вам прогнозирую беду…”

Ельцин не уступал: “Будем создавать Союз государств”.

Горбачев решил идти до конца и пригрозил покинуть заседание: “Если нет государства, я в этом процессе не участвую. Я могу прямо сейчас вас покинуть. Это моя принципиальная позиция. Если не будет государства, считаю свою миссию исчерпанной. Я не смогу выступить за нечто аморфное”.

Ельцин и другие члены Совета попытались убедить Горбачева в преимуществах конфедерации. Они утверждали: в конфедерации армия, транспорт и космическая программа останутся под контролем центра. Горбачев не слушал. Он поднялся и начал собирать документы. Республиканские лидеры запаниковали и запросили перерыва. Ельцин и Горбачев, сепаратно обсудив ситуацию, пришли к компромиссу: Союз Суверенных Государств (именно такое название должна была получить новая структура) должен был стать “демократическим конфедеративным государством” без единой конституции, но с президентом, избираемым всенародным голосованием.

Несмотря на половинчатость проекта, Горбачев был вполне доволен. Главы республик согласились парафировать Союзный договор на следующем заседании Государственного Совета. Борис Панкин вспоминал “распаренное, но довольное лицо Горбачева”. Когда республиканские лидеры направились к выходу, пресс-секретарь Горбачева поставил журналистов так, что обойти их было невозможно. Глава СССР подводил глав республик к микрофону, чтобы каждый сделал заявление в поддержку союзного государства. Ельцин произнес: “Договорились, что Союз будет – демократическое конфедеративное государство”37.

Павел Палажченко смотрел пресс-конференцию по телевизору: “К всеобщему удивлению, 14 ноября Горбачев выглядел победителем. Ельцин и остальные повторяли в микрофон в прямом эфире: ‘Союз будет существовать…’ Я смотрел передачу вместе с коллегами. Они, как и я, удивлялись, что президенту удалось на них надавить”38.

Часть V

Глас народа

Глава 13

Накануне

Вечером 25 ноября Михаил Горбачев сидел в кабинете на новоогаревской даче. Заседание Государственного Совета СССР, созванного через полторы недели после предыдущего, зашло в тупик. На этот раз Горбачев не просто пригрозил встать и уйти – а именно так и поступил. И теперь мучился: не просчитался ли он? После 14 ноября и в Москве, и вне ее произошли серьезные перемены. Тогда ему удалось выстроить лидеров республик перед телекамерами. Зрители услышали, что Союз в том или ином виде будет сохранен.

Теперь в высших кругах царили иные настроения. Ждали украинского референдума 1 декабря, и никто, кроме Горбачева, не сомневался, что за независимость проголосует подавляющее большинство. Так думали в Киеве. Так считали и Джордж Буш, и Борис Ельцин, и руководители советских республик. Через несколько дней украинские события коренным образом изменят и расстановку сил, и отношения Горбачева как с республиканскими лидерами, так и с правительством США. Первым сигналом стало поведение глав республик в Ново-Огарево 25 ноября, на встрече, посвященной новому Союзному договору, который предлагал Горбачев.

Четырнадцатого ноября Государственный Совет обсудил и одобрил текст документа, а в этот раз должен был его парафировать. Против течения, как обычно, первым поплыл Ельцин. Согласованный в прошлый раз термин “конфедеративное государство” он назвал зыбким, беспредметным. Борис Николаевич заявил, что российский парламент предпочитает договор о конфедерации или о союзе суверенных государств, а подобный текст не утвердит.

Отказались парафировать договор, выступив на стороне Ельцина, также лидеры Белоруссии, Узбекистана и Туркменистана. Они предложили послать текст в верховные советы без подписей – прозрачно намекая депутатам, что никаких обязательств на себя не берут. Разъяренный Горбачев обвинил Ельцина в нарушении данного 14 ноября слова. “Мало ли что… – ответил Ельцин, который на следующий же день пожаловался прессе, что пошел на чрезмерные уступки. – Время идет. В группах, в комитетах [российского] Верховного Совета обсуждали – говорят, такой проект не пройдет”. Чтобы уязвить противника, Ельцин указал на отсутствие в зале Кравчука или его представителей. Ельцин настаивал, что Украина в конфедеративное государство не войдет, а “без Украины Союза не будет”.

Председатель белорусского Верховного Совета Станислав Шушкевич, пятидесятишестилетний демократ, противник августовского путча, от имени лидеров республик попросил еще десять дней на изучение столь важного документа. Сверх того, по его мысли, отсрочка дала бы возможность Украине присоединиться к соглашению. Ельцин тут же предложил:

– Давайте дождемся 1 декабря.

Горбачев попытался обернуть украинский фактор себе на пользу: – Если откажемся от Союза, это будет подарок сепаратистам.

Переубедить этим президент СССР никого не смог, вышел из себя и пустил в ход испытанный прием – угрозу уйти. “Если вы считаете, что договор не нужен, скажите ясно, – заявил он в лицо президентам союзных республик. – Может быть, отдельно сами встретитесь и решите. Или здесь оставайтесь, мы вас покинем… Почувствуйте, что вам важнее – народ или сепаратисты”.

Бросив на ходу еще несколько слов, Горбачев вышел из зала с немногочисленной свитой. В своем кабинете он провел около часа. Опомнятся ли бунтари, позовут ли обратно? В апреле он таким же манером ушел с пленума ЦК КПСС, когда в повестку дня включили вопрос о снятии его с поста генерального секретаря. Члены ЦК перепугались, отменили голосование, и рычаги управления партией остались в его руках. Но теперь положение было труднее. Никто не выталкивал Горбачева из кресла вождя партии, которую давно распустили, или кресла президента государства, которое рушилось на глазах. Ему не давали отстроить государство заново – а без этого править ему было нечем. Уплывала почва под ногами. Просить его вернуться на совещание главы республик также не торопились. Похоже, демарш не произвел ожидаемого впечатления.

Спокойно обсудив, что им делать, главы республик прислали к Горбачеву двух делегатов: Ельцина, которого президент СССР с полным основанием считал главным смутьяном, и более покладистого Шушкевича. Первому видеть Горбачева вообще не хотелось, а вот у белоруса было кое-что на уме. Когда они шли из зала в кабинет по застекленной галерее, любуясь золотистой осенней листвой, Шушкевич напомнил Ельцину о своем приглашении посетить Белоруссию и обсудить экономическое взаимодействие. Вместо Минска он звал Ельцина в заказник в Беловежской пуще, неподалеку от Бреста. Тот согласился.

– Ну вот, пришли мы к хану Союза. Бери нас под свою высокую руку, – объявил Ельцин, переступая порог.

Михаил Сергеевич ответил так же шутливо:

– Видишь, царь Борис, все можно решить, если честно сотрудничать.

Сравнение с эпохой, когда русские князья склонялись перед золотоордынским ханом, хромало. Великие князья московские присвоили себе титул царей только после свержения ига и более ничьей власти над собой не терпели. “Царь Борис” не собирался изменять этому обычаю.

Как рассказал Горбачев своим советникам, Ельцин, говоря с ним, “воротил морду и чуть ли не плевался”. Идея Ельцина и Шушкевича оставляла президенту шанс на почетное отступление, но и только: республики соглашались не выбрасывать оборот “конфедеративное государство” из текста, но на обсуждение в парламентах проект направлялся без подписи членов Государственного Совета.

Вернувшись в зал, Горбачев возобновил заседание, а после вышел к телекамерам, чтобы рассказать, к чему пришел Госсовет: документ уйдет в парламенты союзных республик, которые получат возможность обсудить и ратифицировать его. Но в какие бы слова Горбачев ни облекал происшедшее, всем стало ясно, что желаемого он не добился. Репортеры спросили его в лоб: кто виноват, кто сорвал парафирование договора? Ответа у него не нашлось, хотя подозрения в том, что президент России действовал не один, зародились давно. По воспоминаниям Анатолия Черняева, Горбачев догадывался о сговоре Ельцина с Кравчуком: “валить Союз с двух сторон”1.

Горбачев давно ощущал упорное сопротивление руководства Украины. После августовского путча элита республики сплотилась вокруг председателя Верховной Рады, социологические опросы показывали растущее одобрение выхода из состава СССР, и Кравчук смелел. Его визиты в Канаду и Соединенные Штаты в сентябре показали, что он ведет Украину к независимости. В последний раз на заседании Государственного Совета он побывал в октябре, когда на повестке дня стояли хозяйственные дела, а не Союзный договор. Тогда же он заявил, что в Киеве депутаты проголосовали за приостановление своего участия в обсуждении проекта договора до обнародования итогов референдума. Верховная Рада и вправду стала бойкотировать общесоюзные органы власти, налаживая прямые контакты с другими республиками. На их взгляд, Союз пора было отправлять на свалку истории2.