Флорис. Любовь на берегах Миссисипи - Жаклин Монсиньи

Раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Мгновенно осушив слезы, Батистина обернулась. В сопровождении двух гвардейцев в комнату вошел ее тюремщик, капитан д’Эчепарра. Он всегда заходил к ней перед трапезой и после нее.

— Вы уже закончили ваш ужин, мадам? — бесстрастно спросил капитан.

— Я даже не приступала к нему, сударь, эти бобы совершенно несъедобны.

— Сожалею, мадам, но ничего иного у нас в форте Тулуз нет.

— Вы образцовый солдат, сударь. Порой мне кажется, что вам приказали уморить меня голодом! — надменно бросила Батистина.

— Я исполняю свой долг и не собираюсь отвечать на ваши колкости, мадам!

Приказав солдатам унести миску и кувшин, капитан д’Эчепарра направился к двери. Батистина в ярости впилась ногтями в собственные ладони. Она ненавидела этого баска: она была уверена, что он грубо и жестоко обходится с индейцами. За три месяца своего заключения она так и не сумела найти у своего тюремщика чувствительную струну. Была ли она нежной и очаровательной или впадала в отчаяние и заливалась слезами, приходила ли она в ярость и пыталась бунтовать или билась в истерике и падала в обморок — все напрасно. В конце концов Батистина решила остановиться на холодной иронии и ледяном презрении. Ее поведение превосходно соответствовало температуре воздуха в форте.

Перед тем как переступить порог, капитан обернулся к Батистине и промолвил:

— Мадам, соберите ваши вещи, мы отбываем завтра на рассвете.

— Опять! И куда же на этот раз вы меня везете?

— Я не могу вам этого сказать, мадам, извольте собраться и быть готовой к отъезду!

— А если я откажусь? — спросила Батистина, бросаясь на покрытую тюфяком деревянную кровать. Настроение у нее было прескверным.

— Мне жаль, мадам, но должен предупредить, что в таком случае мне придется применить силу!

— Интересно, как вы это себе представляете?

С этими словами Батистина отвернулась к стене. Услышав, как дверь за капитаном закрылась, она, не раздеваясь, залезла под одеяло. Мозг Батистины лихорадочно работал. Она никак не могла понять, чего добивается от нее губернатор. В глубине души Батистина уже начинала сожалеть, что удар Флориса по губернаторской макушке оказался не смертельным. Почему де Водрей не приказал доставить ее в Новый Орлеан, чтобы она предстала перед судом, а перевозит ее из форта в форт?

Батистина принялась загибать пальцы. Итак, после их ареста д’Эчепарра приказал своим солдатам сопроводить пленников в Новый Орлеан, в то время как он сам с двумя десятками людей, охранявшими Батистину, переправился через реку Арканзас и поместил девушку в форт Орлеан, расположенный на реке Миссури. Там она провела три недели, затем прибыл следующий приказ, и Батистину перевезли в Сен-Луи — крепость, выстроенную на пересечении Миссисипи и Миссури. Батистина воображала себя железной Маской. С ней обращались почтительно, словно с государственной преступницей. В Сен-Луисе она пробыла всего несколько дней. Затем в большой габаре пленницу повезли вниз по течению Миссисипи, и д’Эчепарра запер ее в форте Прюдом на Черепашьем острове. Местные плантаторы попытались добиться свидания с герцогиней де Бель-Иль, но получили категорический отказ. Изумленная Батистина вынуждена была признать: ее почему-то решили содержать в строжайшей изоляции!

Все, чего ей удалось добиться от капитана д’Эчепарры, — это разрешение возить с собой чемодан с одеждой, ибо ее индейское платье окончательно пришло в негодность. Батистина умоляла своего тюремщика позволить ей исповедаться у священника, но получила отказ. Однако он согласился под усиленной охраной отвести ее в церковь послушать мессу. На голове у Батистины была надета шляпка с густой вуалью, и девушке не удалось ни с кем поговорить; она только могла наблюдать за истово молившимися суровыми прихожанами. Батистина возмущенно требовала суда.

— Куда вы так торопитесь, мадам! — усмехался капитан д’Эчепарра.

Вскоре переезды возобновились. Неделю Батистина провела в форте Морепа на озере Понтчартрейн, затем д’Эчепарра приказал своим солдатам спуститься вниз по реке, минуя Батон Руж, и подойти к форту Конде, построенному в устье реки Мобил. Оттуда они поднялись по реке Алибамус и прибыли в форт Тулуз.

«Завтра утром снова в путь… Но что все это значит?» — в который раз спрашивала себя Батистина.

Заснуть ей не удалось, зато она наконец согрелась. Вскочив с кровати, Батистина быстро скинула шаль, юбки и кофту и снова легла в постель. Внезапно с улицы донесся конский топот. Комната пленницы находилась на третьем этаже одного из четырех укрепленных бастионов форта Тулуз, выстроенного полукругом, по образцу крепостей Вобана. Постройка из камня и толстых бревен была окружена высоким палисадом с дозорной дорожкой вдоль бруствера. Окна комнаты Батистины выходили на берег реки Алибамус. Густое темное облако заволокло луну. В ночном мраке палисад из толстых круглых бревен казался совсем черным. Батистине показалось, что внизу, в зарослях буковых деревьев, кто-то есть. Северный ветер стих, уступив место более теплому южному ветерку. Глаза Батистины привыкли к полумраку, и она разглядела плотно сбившуюся в кучу многочисленную толпу, застывшую в ожидании.

— Кажется, это индейцы из поселка, — прошептала она.

Их было много, не меньше сотни. Мужчины, женщины и дети старались держаться поближе друг к другу. Никто не проронил ни единого звука. Они лишь топали и подпрыгивали на месте от холода. Гулкая тишина производила еще более устрашающее впечатление, нежели шум.

Внезапно Батистина прищурилась: в небе над индейским поселением разливалось красное зарево. Вскоре стало светло, как днем. Казалось, что языки пламени лижут нависшие над фортом черные облака. Сомнений не было: кто-то поджег хижины натчезов. До Батистины доносились стенания женщин. Мужчины в знак печали рвали на себе украшенные перьями волосы.

— Эй, дикари, проваливайте, вон отсюда… бегите, черт бы вас побрал!.. Живей… или я прикажу стрелять! — раздался голос д’Эчепарры.

— Гнусный негодяй! — прошептала Батистина, вцепившись в решетку.

Баск галопом мчался в форт, за ним следовало не менее дюжины солдат с факелами в руках. Остановившись, капитан д’Эчепарра поднял хлыст.

— Я же сказал: проваливайте… вашего поселка больше нет… я вас предупреждал… убирайтесь, да поживее! Вы можете направиться вверх по течению Алибамуса!

При этих словах один из натчезов, должно быть, вождь, гордо выступил вперед и встал перед баском:

— Быть может, мой большой белый брат не знает, что мой народ жил в поселке Пом Бланш столько лун, сколько волос на моей голове, и кости наших предков…

Ружейный залп прервал его речь. По знаку капитана д’Эчепарры солдаты выстрелили в воздух. Перезарядив ружья, они прицелились в индейцев.

— Вон! Хватит болтать! Бегите отсюда как можно дальше! — прорычал капитан.

Батистина возмутилась. Этот грубиян поджег поселок, а теперь, словно бездомных собак, выгонял из него индейцев.

— Остановите его… — закричала Батистина, вцепившись в решетку.

Натчезы, солдаты и капитан подняли головы и с удивлением увидели в окне Батистину. Девушка мгновенно воспользовалась их замешательством и, дрожа от гнева, закричала:

— Натчезы, капитан не имеет права прогонять вас отсюда… Закон на вашей стороне, этот поселок принадлежит вам… Вы свободны, отважны, защищайтесь… Разгоните солдат! Мерзкий тип! Поджигатель! Наглец! Я разоблачу тебя! Запомните, капитан д’Эчепарра, я расскажу обо всем, что видела здесь!

И Батистина погрозила баску кулаком. В рядах индейцев послышался ропот. Они все громче переговаривались между собой. Капитан почувствовал перемену, произошедшую в настроении натчезов; в воздухе запахло мятежом. Приказав солдатам держать ружья наготове, он вскочил на лошадь, и кавалькада на всем скаку влетела в ворота форта.

— К оружию, отважные натчезы! Отомстите за свои дома! Не дайте выгнать себя как бессловесных тварей! — все еще продолжала кричать вцепившаяся в решетку Батистина, когда д’Эчепарра с тремя солдатами ворвались к ней в комнату.

— Ах! О-о-о-о! — только и успела вымолвить Батистина. Ее оттащили от окна, швырнули на кровать и связали.

— Вы с ума сошли, мадам! Эти дикари могут нас оскальпировать! — возмущался д’Эчепарра, засовывая Батистине кляп в рот.

Девушка извивалась всем телом. Взор ее прекрасных глаз был столь красноречив, что устоять перед ним мог бы только святой.

— О-о-о-о!

Капитан д’Эчепарра понял, что означал этот стон.

— Клянетесь мне, мадам, что не станете кричать?

Батистина заморгала глазами. Капитан аккуратно вытащил кляп.

— Почему вы подожгли поселок?

Капитан медленно выпрямился: Батистина почувствовала, как он внимательно рассматривает ее грудь, слегка прикрытую тонкой кофтой.