Мы - истребители - Владимир Поселягин

— Ну мы надеемся на тебя, — пожал мне руку комиссар и приглашающе показал на дверь.

Стул перед микрофоном был удобным. Откинувшись на спинку, я прищурившись смотрел на редактора, отсчитывающего время.

«Три, два, один… Пуск!»

— Добрый день, уважаемые товарищи радиослушатели. В эфире радиостанция Керчи. Как мы и обещали, сегодня у нас в гостях дважды Герой Советского Союза летчик-истребитель майор Суворов. Он только что с боевого вылета, в котором сбил три немецких самолета, доведя свой счет сбитых самолетов противника до шестидесяти двух лично и девять в группе… — бубнил диктор, начав передачу.

— … а теперь слово предоставляется дважды Герою Советского Союза майору Вячеславу Суворову!

— Здравствуйте, товарищи… — Тут я замолк на несколько секунд. Не потому, что нечего было сказать, а потому, что, бросив случайный взгляд на свои руки, которые положил на стол перед собой, увидел черные ободки под ногтями. Плохо смытая кровь Семеныча как будто говорила: «Не смей, они ждут от тебя другого». Крепко сжав челюсти, я на миг зажмурил глаза.

Андрей Смолин, диктор Керченского радио, с недоумением смотрел на молодого паренька, который сидел перед ним, крепко зажмурившись. Когда этот знаменитый на весь Союз парень вошел в помещение студии, Андрей сразу заметил, что с ним что-то не так. Слишком бледным он был. Сейчас, замолкнув на первой же фразе, закрыл полные боли глаза и вот уже две секунды молчал. Смолин один из немногих знал, что в прошлое свое выступление Суворов был пьян, причем в стельку. Однако политработники тщательно это замалчивали. Сейчас же от летчика, кроме запаха сгоревшего пороха, ничем особым не несло.

Вдруг Суворов распахнул свои глаза, и Андрей вздрогнул. Столько бесшабашной веселости, которой был так знаменит этот прославленный летчик, было в них!

— Я не могу их подвести… — скорее прочитал по губам, чем услышал диктор, после чего, чуть усмехнувшись, гость начал свою речь. Однако как же она отличалась от того текста, что лежал перед Андреем!

Встретив удивленно-недоумевающий взгляд диктора, сидевшего напротив, я усмехнулся и продолжил. Будем надеяться, что эта небольшая заминка была несильно заметна.

— …Андрей Павлович был прав, и я действительно после вылета. Только он не уточнил, что вылет был вчера и я был сбит. Чтобы прояснить эту ситуацию, бегло расскажу, что было. Дело в том, что несколько дней назад нами был сбит немецкий летчик, и он поведал о важной шишке, которая в составе автоколонны проследует по определенному маршруту. То есть это была дезинформация, мы поняли это, однако отменять операцию не стали. Вылет совершили в составе сборной группы, восемь штурмовиков и восемь истребителей прикрытия…

Я спокойно, чуть иронично рассказывал про ту операцию. Избегая касаться скользких тем. В этот раз хотелось провести более серьезную передачу с легкими вкраплениями юмора. Да и порадовать слушателей песнями Высоцкого, которыми ранее не слишком баловал их.

— Так и закончился тот бой. Причем это не значило, что он проигран, мы выполнили свое задание, именно это было нашей целью, а то, что нас сбили… что ж, судьба. Так вот, наш бой сподвиг меня на написание песни. Знаете, многие удивляются, как я быстро пишу их, и они правы, я тоже удивляюсь. Например, за вчерашний день я написал тексты сразу трех песен, первая — про наш бой. Сейчас вы ее услышите.

Подхватил гитару, поморщившись от боли в плече, и, накинув ремень, поработал снятой с повязки рукой.

Их восемь, нас двое — расклад перед боемНе наш, но мы будем играть.Сережка, держись, нам не светит с тобою,Но козыри надо равнять.Я этот небесный квадрат не покину,Мне цифры сейчас не важны,Сегодня мой друг защищает мне спину,А значит, и шансы равны…

Прижав пальцами струны, пытался унять сильно бьющееся сердце. В исполнение этой песни я вложил душу, что уж говорить.

— Как вы слышали, окончание было другим, но и пришла она мне не в спокойной обстановке. Менять ее я не стал. Несмотря на итог боя, задание было выполнено, причем не просто выполнено, но даже перевыполнено. Мы воспользовались этим налетом, чтобы вызвать неразбериху в войсках противника, нанесли мощные бомбо-штурмовые удары по крупному железнодорожному узлу и аэродрому. Потери немцев сейчас подсчитываются. Многие бойцы и командиры спрашивали, не верующий ли я? Скажу честно: нет. Я атеист в полном его понимании. Религия, возведенная на убийствах и казнях, для меня неприемлема. Это я о Владимире Святославиче, о том, который Красное Солнышко. Но людям это нужно, так что пусть будет. Знаете, когда нам встретились разведчики, я уже думал, что все, так и не выберусь из этих гор, однако парни молодцы, чуть не за шкирку вытащили нас. Причем самой большой проблемой оказался я. Так что разведчики фактически несли меня на руках, у меня оказались слишком серьезные травмы и ранения для похода по горам. Я вообще им удивляюсь, безбашенные парни, все-то у них ловко получалось. Именно им я хочу посвятить свою следующую песню. Она тоже про разведчиков, на данный момент ничего другого я просто не успел написать. Парни, это для вас.

А на войне как на войне,А нам труднее там вдвойне.Когда взойдёт над сопками рассвет,Мы не прощаемся ни с кем.Чужие слезы нам зачем?Уходим в ночь, уходим в дождь, уходим в снег.Мы армейская разведка,Мы без дел скучаем редко,Что ни день, то снова поиск, снова бой.Ты, сестричка в медсанбате,Не тревожься, бога ради,Мы до свадьбы доживём ещё с тобой!..

Песня была удивительно длинной, но я спел ее полностью. Что уж говорить, она была одной из моих любимых. Знал её назубок, даже переделанные варианты, но сейчас исполнил в авторском тексте.

Поморщившись, потер плечо — оно доставляло мне все больше и больше проблем.

— На чем я закончил? А, как решил поговорить с пленным летчиком. И первый вопрос был таков. Почему они убивают женщин и детей. Мне часто приходилось это видеть, и я не раз поражался бесчеловечной жестокости немецких летчиков, буквально уничтожавших с воздуха колонны беженцев и санитарные поезда. И знаете, что он мне ответил?..

— Да где? — Стопка листов рассыпалась по полу. Упав на колени, комиссар Мерецков стал шустро ворошить их, ища нужный.

— Точно тут был? — пыхтел рядом главный редактор, бегло изучая каждый листок.

— Да был! Тут все не то. Это бухгалтерия, а нужны были приказы, а у них конверта не было. Может, я его в сейф убрал? — остановившись, задумался комиссар.

Бормочущий на средней громкости репродуктор на стене выдал новый перл Суворова.

— Твари! — отвлекшись от поисков, высказался редактор, прислушавшись к глухому голосу летчика, довольно подробно рассказывающего про какой-то план «Ост».

— Угу. Запись идет? — забеспокоился Мерецков, копаясь в сейфе.

— Конечно, был же приказ!

— Хорошо. Есть! Вот он, — замахал комиссар конвертом.

Редактор Симанович с облегчением вздохнул. Теперь им есть чем прикрыться от проверок из политуправления штаба фронта. Слишком уж за гранью шел эфир.

— Не знаю, кто принял решение, но человек, пославший этот приказ не мешать товарищу Суворову, умен, причем очень, — задумчиво пробормотал редактор, не отвлекаясь от прослушивания.

— Умный — это да… Тут личная подпись наркома товарища Берии, — ответил комиссар, отчего Симанович от неожиданности закашлялся.

Похлопав его по спине, Мерецков кивнул на репродуктор:

— Сейчас звонки начнутся, переводи все на меня, а пока иди в комнату записи, контролируй там все. Я сейчас бойца пришлю, пусть охраняет. Это же такая бомба!..

— Так не мы одни пишем…

Штаб 11-й армии.

— Чушь какая-то. «Ост», недочеловеки… — говорил командующий 3-й Королевской румынской армии генерал-лейтенант Пётр Думитреску. Морщась, он слушал перевод немецкого офицера, стоявшего у большого радио, разукрашенного барельефами с африканской охотой.

— Обычная пропаганда, — нервно вытирая платком блестящую лысину, ответил генерал Ганс фон Зальмут.

— А вы что скажете, герр командующий? — поинтересовался Думитреску.

Все время передачи Манштейн крутил в руках резную трость, которую подарили ему латышские патриоты еще в сорок первом году, задумчиво рассматривая пол.

— Очень интересный юноша. Так хотелось поговорить с ним. Жаль, что это не удалось, — задумчиво ответил генерал.

— Но что вы думаете о его словах? Это правда? То, что все это придумал фюрер? — не унимался румынский генерал.

— Фюрер у нас непогрешим… — с едва заметной усмешкой ответил фон Манштейн, — однако мы собрались тут не для того, чтобы обсуждать подобные глупости. Вернемся к плану штурма высоты двести одиннадцать — ноль восемь. Нужно продвинуть линию фронта на пятнадцать километров вперед, тогда у нас появится возможность для удара вдоль шоссе.