За третьей гранью - Джезебел Морган

Недовольно передёрнув плечами, я стремительным шагом вышла из своей комнаты и повертела головой в разные стороны. К моему преогромнейшему сожалению, вампира, готового меня на руках отнести в столовую, в коридоре не оказалось. Обиженно надув губки, я стремительным шагом направилась в смутно знакомом направлении, надеясь, что оно не заведёт меня во вчерашние дебри. Чувствовала я себя по-прежнему не очень хорошо, но и не настолько плохо, чтобы предаваться жалости к себе любимой.

Я на удивление быстро вышла к крутой лестнице и придерживаясь одной рукой за стену спустилась вниз. В светлом зале, за огромным длинным столом с краю сиротливо сидели Анрис и Брунгальд. Услышав шаги, жрица вскочила и подбежала ко мне, что-то быстро проговаривая на египетском языке. Прислушавшись к смутно знакомым звукам я узнала слова песни, которую исполняли для меня в храме по утрам. Кажется, очередной гимн, восхваляющий божественную Тефнут.

«И я тоже очень рада тебя видеть», – тепло улыбнулась я жрице, стараясь не слишком заметно с алчностью коситься на накрытый стол. Египтянка заметила мой взгляд и солнечно улыбнувшись поволокла меня к столу. Плюхнувшись на лавку, я блаженно вдохнула вкусный аромат еды (ну и что, что на столе стояли только два блюда: с мясом и белыми лепёшками, какого-то болезненного вида?). Схватила кусок мяса, что побольше, обожглась, завернула в лепёшку, снова обожглась, но уже об лепёшку, прошипела несколько очень нецензурных слов, положила получившийся пирожок на краешек блюда и начала дуть на обожжённые пальцы, блестящие от масла. Предательски урчал желудок, срочно требуя обещанной кормёжки, но облизывать пальцы под изучающим взглядом хозяина я не стала.

Анрис, приняв к сведению мой печальный опыт, взялась за кусочек мяса очень осторожно, глядя на него так хищно, что вампир театрально побледнел – продержи он нас голодными ещё немного, и я бы воплотила свою шутку про вампирьи крылышки в реальность. (Ну или хотя бы попыталась).

Когда еда чуть подостыла, и мы моментально смели её со стола под умилённым взглядом Брунгальда. Чесслово, я себя прям домашней любимицей почувствовала! Которую надо кормить, поить, можно даже нежно любить, но уважать и считаться с её мнением вовсе не обязательно. Действительно, зачем? Животное же… Недовольно покосившись на не сводящегося с меня глаз вампира, я поудобнее устроилась на жёсткой лавке, подперла голову кулачком и блаженно закатила глаза. Чего мне ещё не хватает для полного счастья?..

Вопрос был риторическим, но я сама на него же себе ответила и печально призадумалась. Я уже говорила Хель, что на такие вопросы отвечают только полные кретины и дотошные зубрилы. Интересно к какому виду можно отнести меня? И то, и другое обидное какое-то…

Мысли путались, мешались, создавая не то лабиринт без входа и выхода, не то липкую и противную паутину, из которой невозможно выпутаться. А я и не стала, воспользовавшись методом гордиева узла. Просто вспомнила с чего вся эта круговерть мыслей началась. Так чего мне там для полного счастья не хватало? Правильно, испоганить кому-нибудь настроение, а раз Хельги для этой цели рядом нет, придётся обходиться подручным материалом.

Я лениво приоткрыла один глаз, оценивающе окинула взглядом Анрис и Брунгальда, выбирая себе жертву. Жрицу было жалко, ничего плохого она мне не сделала, а вот наш «любимый» хозяин… Я чуть не облизнулась.

«Слу-у-ушай, Брунгальд, – завела я, – у меня тут вопросик нарисовался…»

Вампир, ещё не знавший, какую страшную участь я ему готовлю (помереть от моих вопросов: в способности задавать их бесчисленное множество я переплюнула даже папочку), великодушно кивнул. Ха! Можно подумать от его согласия так много зависело, а несогласие могло меня остановить!

«Я вот вспомнила… А почему у тебя крылышки бежевые, а не чёрные или серые, а?» – коварно начала я тоном одного таможенника, обнаружившего в багаже оружие. Честно говоря, на тот единственный пистолет у меня была лицензия, даже самая настоящая, но тогда я умудрилась забыть её дома… Но тон мужчины с вороватым выражением на самой что ни на есть разбойничьей харе я запомнила очень хорошо… Хозяин удивлённо приподнял брови, но ответить соизволил.

«Ну я же не спрашиваю, почему у тебя рыжие волосы, а не чёрные, как у египтянки, или светлые, как у меня», – прохладно улыбнулся вампир. Кажется, темы, касающиеся его второй ипостаси, Брунгальду решительно не нравились.

«А почему, – я осеклась под его тяжёлым взглядом, словно промораживающим насквозь. Мило ему улыбнувшись, я продолжила фразу: – А почему у тебя в доме нет никого, кроме нас, а одежды в шкафах как на целый штат слуг?»

На этот раз вампир тоже ответил с улыбкой, но навевающей жуть и лишающей воли, как в ночном кошмаре, оставляющем после себя на утро только липкий пот да дурные воспоминания.

«Все рабы рано или поздно узнавали о моей истинной сути и считали своим долгом предупредить горожан о соседстве жуткого демона».

Тонкий ободок радужки налился кровью, став из серого рубиновым. Анрис побледнела, её бронзовая кожа приобрела сероватый оттенок. Девушка покосилась на сиротливо лежащий на блюде кусочек мяса, который уже ни в кого не влез, и вцепилась в край стола так, что побелели костяшки пальцев.

«Это… вы их… убили?» – не отводя неподвижного взгляда от кусочка, еле выдавила из себя девушка, опасаясь получить ответ.

«Что? Конечно же, нет! – клыкасто улыбнулся почти перекинувшийся хозяин, – Всего лишь стёр память и продал». Нечего сказать, успокоил. «А мы-то тебе тогда зачем? И твою тайну уже знаем. Тоже продашь?» Вампир сделал вид, что не услышал моего вопроса и обратился к Анрис. «Почему ты приняла её за богиню?»

Ой, не стоило ему задавать этот вопрос фанатичной жрице… Ой, как не стоило. На нас сразу же обрушился поток бессвязных восторженных мыслей, как у восьмиклассницы при виде своего кумира.

«Огневолосая богиня явилась вместе с Ра, окутанная его милостью, как прекраснейшим платьем… Её глаза пылали как драгоценные камни… лицо её было прекрасно, как на древней фреске, – я закашлялась, вспомнив некоторые шедевры настенной живописи из храма. – Её шаг был лёгок и быстр, и перед ней шёл дождь, о котором мы не имели права молиться ещё сто и пять дней…»

Мученически переглянувшись, мы с Брунгальдом одновременно закатили глаза, а Анрис продолжала изливать историю нашего знакомства.

«Милосердная отказалась от кровавой жертвы, даровала мне не только жизнь, но и своё благословение», – восторженно вещала Анрис.

«Милая, хватит, мы уже поняли», – попыталась я вежливо прервать поток слов. Девушка послушно заткнулась и уставилась на меня восторженным взглядом мимоходом обласканного щенка. На одно мгновение мне стало стыдно. Но совсем ненадолго – не умею я долго переживать угрызения совести, у неё слишком быстро зубы об меня ломаются. Интересно, как бы жрица пела, если бы знала, что я её просто использовала, чтобы вырваться из храма? Тоже бы считала себя причастной к небесным таинствам?