Интимный дневник «подчиненной». Реальные «50 оттенков» - Софи Морган

– Ты поняла, почему я наказал тебя подобным образом?

Я сглотнула через палочки, прежде чем прошипеть «да», закрыв глаза от звука собственного голоса.

– Я наказал тебя так, потому что ты – маленькая глупая девчонка, и именно так наказывают маленьких глупышек.

Будь я в обычном расположении духа, я бы что-нибудь сказала, хотя бы закатила глаза, услышав «девчонка». Но сейчас я лежала молча, испытывая чувство стыда, пытаясь не пустить слюни, и мой язык горел от боли.

– Ты маленькая глупая девчонка, верно?

О, нет, подумала я, только не это. Если меня называли хорошей девочкой, в крайнем случае я испытывала подозрительные приливы радости, но это… Я ощутила, как сжимаю палочки губами и моим торчащим языком в молчаливом протесте.

– Ударь себя еще раз.

Еще до того, как мне пришла мысль о неповиновении, моя рука уже двигалась, выполняя его желание. Я поблагодарила его.

– Скажи это.

Я вздохнула. Открыла рот. Закрыла. Попыталась снова.

Внезапно палочки уперлись мне в зубы, когда я попыталась заговорить, хотя еще несколько секунд назад все было иначе. Позор был очевиден, хотя слова из-за обездвиженного языка прозвучали невнятно:

– Я маленькаяглупаядевчонка.

– Маленькие глупые девчонки плюют на других, верно?

Я заскулила, выражая согласие со всем, что он говорил, со всем, что могло прекратить это, поскольку боль и унижение были нестерпимы.

– А сейчас ты можешь сказать, что плюешь на меня?

Я издавала нечленораздельные звуки, которые не говорили ни о чем, кроме моего отчаяния.

– Нет, не могу.

– Так попытайся! – прошипел он.

Давай, Софи, это скоро кончится. Хуже уже быть не может. Слезы ручьями лились по моему лицу, когда я попыталась это сделать – безнадежно, вновь и вновь пытаясь выдохнуть и заставить губы слушаться, в отчаянии ожидая, когда муки кончатся и я смогу закрыть рот, сведенный судорогами боли.

А затем, конечно, все стало хуже.

– Положи руку между ног. Что ты чувствуешь?

Я вспыхнула. Я знала, что я буду чувствовать, несмотря ни на что. Я была совершенно мокрой. Удары ладонью становились все более влажными, что выдавало меня с головой, даже без тех доказательств, которые оставались у меня на пальцах.

– Стесняешься сказать? Прижми пальцы к своему высунутому языку. Попробуй себя на вкус. Скажи, что ты чувствуешь.

Я протянула руку к горящему от боли рту и ощутила вкус того, как мое тело предало мой разум, своим дрожащим языком. Сжав зубы, я сказала ему то, что он уже знал:

– Я мокрая.

– Что?

В этот момент моя ненависть к Джеймсу была столь же велика, как и желание повиноваться ему. Я хотела превзойти его в своем подчинении. Для меня это было состязанием, и я могла выиграть, только не проявив малодушия. Бредовая идея? Возможно. Вероятно, причиной мог быть мой онемевший язык. Я выдавила сквозь зубы:

– Я мокрая.

– Хорошая девочка.

Чувство ненависти исчезло, и я испытала прилив гордости наряду с легким приступом паники от ощущения того, насколько управляемой я становлюсь.

– А теперь доведи себя до оргазма. Когда я услышу, как ты кончишь, ты сможешь снять зажимы.

Я действительно не знаю, спасло ли ситуацию, если бы я кончила легко при таком отношении с его стороны. Стоило постараться, но язык так болел и я с таким трудом сглатывала слюну, что наряду с глубоким чувством унижения и раскаяния это отвлекало меня, и я не могла достичь оргазма быстро. К тому времени как я молила его дать мне возможность кончить, голос мой срывался, был полон отчаяния и неразборчив, а тело ломило от боли, и я чувствовала себя совершенно обезоруженной. Я была полностью в его власти и, так или иначе, больше никогда не допустила бы подобной ошибки.

Мне было так стыдно – из-за того, что я разочаровала его и сделала столько унизительного.

Когда я вернулась на землю, осторожно снимая зажимы с груди и языка и испытывая дикую боль при приливе крови, я чувствовала себя изможденной и странно расстроенной. Я хотела поговорить с ним, но не знала, что сказать. Мне было так стыдно – из-за того, что я разочаровала его и сделала столько унизительного по его просьбе, – что не могла разговаривать как обычно. Я чувствовала себя более косноязычной, чем с зажимом на языке.

Он проявлял столь неуместное, но все же столь успокаивающее внимание, спрашивая, как я себя чувствую, не нужно ли мне положить лед на саднящий язык. Смешно, но от его доброты у меня вновь появились слезы на глазах.

При попытках заговорить мой голос звучал сипло, а во рту было сухо.

– Все будет хорошо, спасибо.

Я знала, что со мной все будет в порядке, как и то, что не забуду его урок еще долго и никогда не смогу смотреть на палочки для еды по-прежнему.

– Умница.

Я сглотнула и, не пытаясь скрыть раскаяния, сказала:

– Я виновата, прости.

Его голос звучал тепло и успокаивающе:

– Прощаю. И если хочешь, я дам тебе другое задание, чтобы ты выполнила его так, как я хочу.

Я согласилась еще до того, как он кончил фразу. Он сказал мне открыть внешний карман сумки (я поняла, что должна относиться к содержимому моего багажа с большим вниманием!) – я нашла там мешочек, а в нем маленький вибратор, вставку в анус и баночку со смазкой.

Вид этих предметов на краю постели заставил мое сердце биться быстрее, хотя я не была уверена в том, что после пережитого смогу выдержать еще что-нибудь этой ночью.

Он сказал мне заткнуть зад, вставить вибратор поглубже и описать ощущения, которые я испытывала в каждый унизительный момент наказания, которому я подверглась, вплоть до отчаянного желания кончить. Я не должна была испытать оргазм, пока не допишу до конца и не отправлю ему сочинение по электронке. В сочинении должно было быть не менее двух тысяч слов, но если я кончу раньше – на тысячу больше при каждом «инциденте». И если он не получит его в ближайшие часы до того, как я закончу дела и вернусь домой, я буду наказана снова лично им, возможно, при помощи зажима на языке, поскольку ему известно, насколько это мне пришлось не по нраву, и ему действительно нравилась идея посмотреть, как я буду говорить с зажимом во время порки тростью.

Во рту у меня пересохло, и я в смятении смотрела на вставку, которая выглядела значительно толще, чем что-либо, когда-то побывавшее у меня в заднице. Голос у меня дрожал.

– Она размером почти с меня.

Я представила, как он улыбается.

– Знаю. Мне пора спать, завтра рано на работу. Думаю, тебе лучше начать.

Я протолкнула вставку и, испытывая боль во всем теле, уселась писа́ть. Я писала несколько часов, пытаясь выразить свои чувства, принести извинения и ублажить его. Наконец, написав то, чем была довольна, я смогла поспать…