Богиня пустыни - Кай Мейер

Молодой мужчина в форменной одежде вышел из здания почты на другой стороне улицы. В первое мгновение Сендрин подумала, что это Валериан. Она уже было открыла рот, чтобы позвать его по имени, как ей стало ясно, что это не мог быть он. Брат Адриана, наверное, как раз в это время мотыгой рубил защитные окопы в соляной корке Омахеке. Теперь было видно, что мужчина, появившийся на другой стороне улицы, хотя и был белокурым, но в остальном не имел никакого сходства с Валерианой. Ее ввел в заблуждение дождь, дождь и замешательство.

Складки белых одежд похожи на искаженные лица, они корчат гримасы на штормовом ветру… тень одинокого странника, которому предстоит далекий путь, но в какой конец света? Куда он идет, какова его цель? Буря, заметающая след странника, сжирает распростертые километры дюн и соляных морей… И снова Селкирк, который склоняется со сверкающими лезвиями ножей над своей любимой дочерью… Блестящие лезвия, которые сотворяют озеро крови, как когда-то Иов Красное море…

Молодой солдат остановился перед мальчиком-саном. Малыш сидел на корточках под навесом почтовой станции и предлагал немногочисленным пешеходам почистить их обувь. Никто не обращал на него внимания, что было неудивительным при такой погоде. Солдат наклонился к мальчику и обменялся с ним несколькими словами. Затем он занял место на табурете, в то время как маленький сан при помощи щеток и тряпок начал полировать сапоги немца.

По ночам крик гиен… пожар в деревне туземцев… мужчина и женщина, крича и завывая, на четвереньках выпрыгивают из жара и бросаются, словно голодные хищники, на убийц своей семьи… снова кровь, которая беззвучно капает в пыль, кровь гереро…

Взгляд Сендрин был направлен на мальчика. Он сидел лицом к ней, она могла рассмотреть его профиль сквозь занавес дождя. Черты его лица еще не были искривлены в ухмылке, как у взрослых мужчин-санов. Несмотря на примитивную работу, которую он выполнял, казалось, что это занятие его воодушевляло. Быстро и тщательно он чистил сапоги солдата, пока кожа не начала блестеть.

Мужчина и женщина, оба обнаженные, занимаются любовью на каменном полу доисторического храма… Енох-ребенок на фоне Еноха-города, крохотное живое существо перед подавляющей массой камня, дерева и песка.

Маленький сан почти закончил свою работу, как вдруг его тело скрутили сильные судороги. Тряпка выпала у него из рук, пятном распласталась на досках веранды. Солдат озадаченно посмотрел на него поверх своей газеты. Верхняя часть туловища мальчика, продолжавшего сидеть, скрестив ноги, сначала окаменела, затем начала трястись, словно под натиском лихорадки невероятной силы.

Белые, словно вымытые щеткой кости на песке… кости нама… кости гереро… кости дамара… кости санов…

У Сендрин выпала из рук чашка с чаем. Фарфор с дребезгом разлетелся на дощатом полу. За окном кафе мелькнуло что-то белое, за пыльным стеклом скользили призраки. Мальчик-сан на другой стороне улицы начал кричать, его голос звучал высоко и резко, его губы исторгали одни и те же слоги, слова, снова и снова.

Город… высокий как небо… из человеческих костей… по его улицам-каналам устремляется кровь… никогда не иссякнет… бессмертие… навсегда… прибывает песок… песок…

Сендрин вскочила. На той стороне улицы, за грязной дорогой, по земле катался мальчик. Солдат наклонился над ним, затем резко выпрямился, очевидно из страха заразиться непонятной болезнью. Малыш визжал и барахтался, рычал одни и те же слова, задыхаясь в предсмертном страхе. Слова на языке санов. Несмотря на это, Сендрин их понимала.

В тот самый момент, когда мальчик перевернулся, их взгляды встретились. Он протянул руку в ее сторону, указательный палец показывал прямо на Сендрин, затем его маленькое тело снова скрутилось, сотрясаемое спазмами и криками.

Но и без указующего жеста продолжало звучать обвинение на языке, который не понимал никто из немцев, выглядывающих теперь изо всех окон, из-под навесов и маркиз.

Девушка-альбинос склонилась над столом, увидела расколотую чашку, увидела ужас на лице Сендрин, увидела и услышала мальчика на другой стороне улицы. Она что-то сказала. Ленивые звучные слова, прозвучавшие вне восприятия Сендрин, не были ею услышаны.

Никто не знал, что происходило с мальчиком. Никто не понимал, что он кричал, снова и снова, пока не потерял сознание. Даже в бессознательном состоянии его члены продолжали содрогаться, как лапы дикой кошки, сопротивляющейся смерти.

Злой взгляд.

Сендрин вскочила так резко, что ее стул откинулся назад и свалился с веранды в грязь, девушка-альбинос испуганно отшатнулась, головы любопытных повернулись в ее сторону, в надежде на новую сенсацию.

Сендрин устремилась прочь, не заплатив, не оборачиваясь назад. Она мчалась под дождем до тех пор, пока не почувствовала, что ее легкие вот-вот разорвутся, мчалась, пока не увидела перед собой вокзал, карету и перед ней маленького черного мужчину в ливрее швейцара.

Йоханнес посмотрел на нее безучастно и не промолвил ни слова.

Глава 4

Через два с половиной месяца, в начале июля, Сендрин получила письмо. На обратной стороне конверта стояли только три слова.

Элиас, берег Скелетов.

Она чуть было не уронила конверт в яичницу на своей тарелке. Присутствующие удивленно посмотрели на нее, но, даже если кто-то к ней и обратился, она ничего не слышала. Единственное, чего она сейчас хотела, — это убежать в свою комнату и, закрыв за собой дверь, разорвать конверт.

Но она овладела собой, положила письмо рядом со своей тарелкой и постаралась сохранить спокойствие.

— Сообщение из дому? — спросила Мадлен, не глядя на Сендрин.

Салома была менее сдержанной.

— От кого письмо? — воскликнула она взволнованно. — Ох, фрейлейн Мук, ну расскажите же!

— От… ни от кого, — ответила она, совершенно сбитая с толку.

— Это, должно быть, очень интересное письмо, если его написал никто, — заметил Адриан. — Совершенно ни о чем, надо думать.

Сендрин хмуро посмотрела на него, и Адриан, ухмыльнувшись, вновь сконцентрировался на бутерброде с джемом.

Мадлен еще некоторое время делала вид, что письмо ее не интересует, но затем она внезапно положила нож и вилку, и широкая улыбка озарила ее лицо.

— Оно от вашего брата? — спросила она напрямик.

Совершенно озадаченная, Сендрин уставилась на нее. К этому времени она уже тринадцать месяцев жила в доме Каскаденов, и за все это время она ни единой душе не рассказывала об отъезде Элиаса на Юго-Запад.

— Откуда вы знаете? — спросила она тихо.