На восьми фронтах - Павел Трояновский

Пономарев угощает Веховского ломтем хлеба с салом.

- Я вас, паны, поведу к самому выдающемуся герою Варшавы,- говорит, постепенно приходя в нормальное состояние, поляк.- Желание и время есть у вас увидеть его?

- Есть...

Через хаос Старого Мяста идем по направлению к Висле. И вскоре оказываемся у приземистого длинного здания. Его стены снаружи буквально исклеваны пулями и осколками. В двух местах разворочена крыша. Окна заколочены досками.

- Польский государственный музей,- уважительным тоном .пояснил Станислав Веховский.

Осматриваемся. На воротах и дверях - знакомые дощечки: "Мин нет". Входим в ворота, минуем заваленный снегом двор. Веховский открывает одну из дверей и приглашает:

- Сюда, паны, надо на второй этаж...

На ступенях лестницы - щебенка, бумажный хлам, сломанная мебель...

- Тут. Постучитесь,- шепотом говорит наш проводник.

Тихонько стучимся в дверь.

- Проше! - раздается голос изнутри.

Входим.

Навстречу нам из-за стола поднимается взлохмаченный человек в потрепанной шубе. Он уже пожилой, на лице многодневная рыжеватая щетина. Он не испуган, нет, скорее просто удивлен появлением советских офицеров. Вопросительно смотрит из-под очков на Станислава Веховского.

- Профессор Станислав Лоренц,- представляет нам мужчину Веховский.Генеральный директор Польского государственного музея...

И - к Лоренцу:

- Пан профессор, я привел к вам советских корреспондентов...

Неужели это и есть "самый выдающийся герой Варшавы"?

* * *

- Я, паны офицеры, в совершенстве знаю русский язык, поэтому переводчика нам не потребуется,- говорит между тем профессор. И сокрушенно разводит руками.- К сожалению, ни кофе, ни чая, ни даже горячей воды у меня нет. Как видите, даже посадить вас не на что...

Мы, как можем, успокаиваем профессора. Но он все же еще долго извиняется. А когда Капустянский, вспомнив о своей спасительной фляге, протягивает ее Лоренцу, профессор вдруг шумно всхлипывает. Тут уж мы совсем не знаем, что делать.

- Извините,- говорит наконец профессор.- Ведь столько пережито... Только вчера был в лагере, думал, что и живым из него не выберусь. А сегодня снова в своем музее, которому принадлежала и принадлежит вся моя жизнь... Да, лагерь наш захватили ваши танкисты. Я сразу же сказал советскому полковнику, кто я такой, и он... Представляете, мне поверили на слово! Больше того, дали автомобиль, охрану. Я приехал в музей как раз в тот момент, когда ваши и польские саперы уже разминировали это здание... Пока я ничего показать вам не могу, но скажу откровенно: оккупантам достались далеко не все шедевры нашего музея. Далеко не все!

- А как к вам относились гитлеровцы? - спросил Пономарев.

- Как к поляку,- просто ответил профессор.- Правда, мои знания, моя известность в Европе и Америке сдерживали их. Но все же дважды мне угрожали смертью, трижды арестовывали и тысячи раз унижали мое человеческое и национальное достоинство... За что арестовывали и угрожали смертью? Я помогал восставшим, доставал для них взрывчатку, а однажды привез им целый грузовик немецкого оружия.

Потом мы многое узнали об этом удивительном человеке и от официальных польских властей. И мысленно согласились со Станиславом Веховским, назвавшим профессора Лоренца выдающимся героем Варшавы.

Здесь следует сказать, что профессор Станислав Лоренц еще за несколько дней до начала войны был проинформирован своими английскими друзьями о неизбежности военного нападения фашистской Германии на Польшу. Поэтому еще до 1 сентября 1939 года он начал принимать меры к рассредоточению и помещению в безопасные места наиболее ценных фондов музея. Так, 26 августа было вывезено триста ящиков с художественными произведениями первой категории. 31 августа отправлено еще пятьсот.

А затем война и беспрерывные бомбежки столицы сорвали продолжение задуманной работы.

И вот в музей пришли немцы. И кто пришел? Люди, с которыми он, профессор Лоренц, не раз встречался на международных конгрессах и форумах, которые приезжали к нему в Варшаву и искренне восторгались богатством местных коллекций. Теперь же это были совсем другие люди. Надменные, наглые, жадные. Задавали профессору, вроде бы даже не узнавая его, одни и те же вопросы:

- Где картины Рембрандта?

- Где Рубенс?

- Где королевские коллекции фарфора?

Да, все знали, все заранее наметили для себя, составили точные списки наиболее ценных произведений.

Но и профессор Лоренц был уже готов к такому повороту событий. Он показывал гитлеровцам, которых когда-то считал коллегами, официальные документы об отправке всех этих экспонатов в Лондон. Причем еще якобы задолго до войны.

Ему, естественно, не поверили. Стали угрожать расправой. Лоренц ответил на это голодовкой...

Оккупационным комиссаром музея был назначен немец доктор Альфред Шеленберг. По оценке Лоренца - сволочь из сволочей. Между ними сразу же началась бескомпромиссная борьба. Ибо этот фашист с ученой степенью открыто грабил музей, делал из оставшихся еще фондов крупные изъятия. А профессор Лоренц старался спасти все, что еще можно было спасти. Разными способами, вплоть до использования мусорных повозок, польский патриот вывозил из музея ценные вещи.

Пять с лишним лет продолжалась эта неравная борьба. Фашисты лишили Лоренца всех его помощников. Некоторых расстреляли, другие были отправлены в Освенцим и Майданек. Тоже на смерть...

Несмотря на каждодневно грозившую ему опасность, профессор Лоренц сумел тайно составить полный перечень произведений искусства, которые были вывезены из музея гитлеровцами. Больше того, он узнал многие адреса, куда отправлялись эти ценности. И теперь говорил нам с уверенностью:

- Если вы через год-два снова посетите мой музей, то увидите все наши богатства. Да, да, все! Даже то, что пока расхищено врагом. Я уверен, что к тому времени мы вернем в музей все до единой статуэтки, до единой фарфоровой чашечки.

Распрощавшись с профессором, вышли на улицу. Неподалеку от музея увидели стоявшую колонну наших грузовиков. Интендантский майор с расстроенным лицом пожаловался нам:

- Привезли муку и крупу для жителей Варшавы, а вот пункта разгрузки никак не найдем, заблудились. В этих развалинах не очень-то сориентируешься...

Чем ближе к окраине, тем больше встречается людей. Все они радостные, возбужденные, разговорчивые. Машут нам самодельными флажками, кричат что-то приветливое, стараются пожать руки. А вот движется длинная вереница конных повозок, а то и просто людей с тележками. В Варшаву, а вернее, в то, что от нее осталось, спешила сама жизнь.

* * *

У костела на окраине небольшого старинного городка Лович стояло четыре "виллиса", машина с походной радиостанцией, броневик и транспортный "студебеккер". Около них размеренным шагом ходил часовой с автоматом.