Зеленый луч. Буря. - Леонид Соболев

— Выправка вполне приличная.

И это была для меня похвала, может быть, еще большая, чем та, которую я ощущал в добрых оценках Леонидом Сергеевичем моих скромных книг.

А Соболев — человек в литературе очень взыскательный. Ведь недаром на Первом нашем Всесоюзном писательском съезде в 1934 году он произнес с трибуны слова, которые потом в своей речи, закрывая съезд, повторил Горький. Слова эти, чуть ли не ставшие нашей писательской поговоркой, напоминали о том, что партия, Советская власть, народ дали нам, писателям, все права, кроме одного: плохо писать. Соболев пишет скупо и немного, очень тщательно выверяя каждую страницу, каждое слово своих книг и не торопясь выходить с ними к читателю. Он никогда не забывает о высоких правах советского писателя и о взыскательных требованиях нашего многочитающего народа, народа-книголюба.

С присущим Соболеву безукоризненным знанием моря и наших людей, защищающих родные берега, написана и повесть «Зеленый луч». По сюжету своему, захватывающему читателя с первых же страниц, по насыщенности и энергии стремительно развивающихся событий книга эта по праву занимает видное место среди самых увлекательных произведений советской приключенческой литературы. Но у Леонида Соболева приключения никогда не выглядят преувеличением или присочинением. Героические поступки, подлинные подвиги и бесстрашные действия командира сторожевого катера «0944» лейтенанта Алексея Решетникова и его товарищей — это не нагроможденные хитроумно случайности, а некая закономерность, проявления определенных характеров в событиях, полных высокого драматизма по существу своему. В решении этих напряженных коллизий проявляется истинное величие того мужества, что проявил наш народ в дни войны на суше и на море, хотя события, составляющие фабулу повести, имеют внешне весьма скромный масштаб.

Матросское поверье о добром зеленом предзакатном луче, предвещающем удачу и счастье, по-своему и поэтично озаряет эту повесть. Но, конечно, не утешительная примета, столь желанная, хотя и редко уловимая, решает дело в повести Леонида Соболева. Братство, характеры и поступки героев ее венчает не изумрудный прощальный луч заката, а целая радуга пленительных чувств и душевных черт, свойственных людям, которых так любит и так живо рисует Соболев. И спасает героев не мифический луч заката, а указавший местонахождение катера дальнозоркий зеленый луч корабельного ратьера.

У знаменитого американского писателя Эрнеста Хемингуэя есть известная книга «Старик и море». Это горькая повесть о тщете людских усилий, результат которых все равно пожирает алчное море, кишащее жадными акулами. Перед ними оказывается бессильным даже самый многоопытный человек-одиночка.

Книги Соболева можно было бы объединить под общим названием: «Человек наш и море». Повесть «Зеленый луч», как и другие произведения Леонида Соболева, воспевает крепкое, немногословное братство и мужественную сплоченность советских людей, утвердивших свою трудовую власть на родной земле и бесстрашно побеждающих врага как на ее тверди, так и в зыбких необъятных просторах моря.

Лев Кассиль.

Всеволод Воеводин, Евгений Рысс

Буря

«…обыкновенные человеческие свойства приняли характер возвышенный».

Бальзак

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВСТРЕЧИ

Глава I

МЫСЛИ О МОРЕ

Ленинград — город приморский, но не все ленинградцы помнят об этом. Я думаю, что в Ленинграде есть люди, которые прожили в нем всю свою жизнь и никогда не видели моря.

Я ленинградец. Я родился и вырос в этом удивительном городе, но, так же как большинство моих сверстников, школьных друзей, море знал только по книгам.

Несколько лет назад был такой случай. После школы мы с товарищами решили побродить по улицам. Мы шли не торопясь, и часу не прошло, как очутились в незнакомой части города. С любопытством я оглядывался по сторонам и вдруг прямо перед собой, над крышей трехэтажного дома, увидел корабль. Он показался мне выброшенным на берег; его острый нос врезался прямо в крыши.

Я опешил от неожиданности. Сначала я даже не мог понять, каким образом здесь, во дворе обыкновенного ленинградского дома, оказалось это огромное морское судно, выкрашенное в белый и красный цвета. А потом я сообразил, что мы уже забрели в портовую часть города и там, за домами, не дворы, а доки и корабельные верфи.

Тут был мост с четырьмя башнями посредине. Красивая трехмачтовая шхуна стояла у моста, всеми своими мачтами отражаясь в окнах домов, выходящих на набережную. Был ясный вечер. Во всех этажах окна пылали закатом. В ту сторону, где садилось солнце, было больно смотреть глазам; неясно я различал там, на реке, большие и малые суда, и стеклянные крыши цехов, и черные, изогнувшиеся над водой подъемные краны. Мы хотели скорей перебежать мост, чтобы вблизи разглядеть трехмачтовую шхуну, как вдруг кто-то из моих товарищей крикнул: «Смотрите, море!»

В самом деле, это было море; кусочек моря, открывшийся нам с обыкновенной ленинградской улицы, с моста, по которому то и дело пробегали трамваи и автомобили. Он был очень невелик, этот кусочек сверкающей солнцем морской глади, — слева от нас его заслоняли дома, справа — доки. Когда ребята уже тянули меня за рукав, торопили идти дальше, я все еще стоял у перил и смотрел, смотрел во все глаза на эту далекую полоску воды, терявшую свой блеск, по мере того как наступали сумерки.

Так впервые в жизни я увидел море. Потом из пригородного поселка, где одно время был наш пионерский лагерь, я видел его много раз и вскоре уже привык равнодушно смотреть на проходящие мимо корабли. О море, о морской службе я стал думать гораздо позже.

Мне самому сейчас видно, что в этих мыслях не было ничего хорошего. Не море меня соблазняло, а моряки, вернее — некоторые моряки.

В последнем классе школы я стал учиться небрежно, завел новых приятелей, гораздо старше меня по возрасту. Среди них были матросы, служившие в торговом флоте. В дни междурейсовых стоянок эти ребята появлялись расфранченные, в мягких шляпах и долгополых плащах, таких блестящих, что даже в солнечную погоду казалось, будто бы они попали под хороший дождь и еще не успели обсохнуть. Парням этим было лет по восемнадцати, однако они корчили из себя людей, видавших виды в своей жизни. Все они любили выпить, посквернословить, а при случае и подраться из-за какого-нибудь пустяка. И, прямо надо сказать, эти пустые и не очень умные парни мне ужасно нравились.