День «Д». 6 июня 1944 г. - Стивен Амброз

Второй пилот «Б-26» Хавенер, по его словам, «испытывал такие душевные муки, какие не переживал за все предыдущие двадцать четыре боевых вылета»: «Меня не покидали мысли о тех бедолагах в Голландии, которым приходилось совершать рейды на малых высотах. Теперь и нам предстояло осуществить эту самоубийственную миссию в компании сотен „Мародеров“, следующих за нами с интервалами всего в несколько минут».

Лейтенант А. X. Корри служил бомбардиром на «Б-26». Когда его самолет вышел из облаков, вокруг было чистое небо. «Через минуту, — рассказывает он, — внизу появился другой самолет — тоже „Б-26“. Я направил в его сторону закодированный световой сигнал и тут же получил подтверждение. Бомбардировщик взмыл вверх и расположился у нашего правого крыла. Моментально к левому крылу примкнул еще один самолет, за ним — второй, третий. Вскоре образовались три звена по шесть самолетов в каждом, и все мы взяли курс на заданный район вторжения».

Капитан Чарлз Харрис пилотировал «Б-17», входивший в 100-ю бомбардировочную группу. Он последним поднялся в воздух — в 3.45. «Мы замыкали всю 8-ю военно-воздушную армию, — вспоминает Харрис, — и сколько я ни оглядывался назад, за нами не было никого. Зато впереди, насколько хватало глаз, виднелись сотни и сотни самолетов».

Когда низко летящие «Мародеры» приближались к «Юте», стало светать, и перед экипажами открылось уникальное в военной истории и незабываемое зрелище. К берегу устремились сотни десантных судов, испещрив море белыми бурунами. А за ними шли ДКТ, транспортные суда, эсминцы, крейсеры, линкоры. «Я смотрел вниз, — вспоминает лейтенант Аллен Стивене, второй пилот „Б-26“ из 397-й бомбардировочной группы, — и меня охватило волнующее чувство, что я присутствую на величайшем представлении, когда-либо организованном человеком».

Лейтенант Уильям Мориарити, пилот «Б-26», рассказывает: «Мы могли видеть, как корабли обстреливают берег. Один эсминец, полузатонувший, все еще продолжал вести огонь из кормовых орудий. На пляжах творилось что-то невообразимое: казалось, что на них вал за валом накатываются волны взрывов бомб и снарядов».

Лейтенанту Корри десантные суда, скопившиеся в прибрежных водах, напомнили «полчища термитов, упорно пробивающихся к своей цели». «Я пытался представить себе ребят, сгрудившихся на палубах, конечно же, до смерти напуганных, — говорит он. — Я видел, какое пекло их ожидает, и молился за этих мужественных молодых людей. И я думал: мне здесь, сверху, тяжело смотреть на весь этот ужас, а каково им там, внизу!»

Экипажи «Б-17», летевшие над облаками на высоте 6000 м, не видели того, что происходит под ними. Перед их глазами мелькали лишь силуэты таких же «Б-17». Самолеты следовали за ведущим бомбардировщиком с радаром на борту. Он должен был обозначить общую цель поражения и сбросить на нее бомбы, а затем то же самое предстояло сделать остальным. Такое бомбометание не соответствовало поставленной задаче — обеспечить поддержку наземных действий. Эйзенхауэр, откладывая время вторжения, объяснял свое решение необходимостью поддержать морскую высадку интенсивными бомбардировками с воздуха. Он доказывал, что без этого операция по вторжению немыслима.

Впоследствии, после бесславной бомбардировки в июле накануне операции «Кобра», Эйзенхауэр понял, что «Б-17» не годятся для оказания тактической поддержки наземным войскам. Как подтвердили экипажи самолетов, их действия в день «Д» оказались напрасными. «Б-17» лучше использовать в тех целях, для которых они построены, то есть для нанесения ударов по крупным объектам на территории Германии: нефтеперерабатывающим предприятиям, железнодорожным узлам и депо, заводским комплексам, аэродромам. А бомбардировки побережья с большей эффективностью могут осуществить «Мародеры» и «А-20» («Хэвакс» — «Погромщики»).

Но даже командующие, убежденные в бесполезности стратегической авиации для наземных войск и выступавшие против плана «Транспорт», решили участвовать в дне «Д». Они хотели быть на месте боевых действий, и они были нужны Эйзенхауэру.

На высоте 6000 м, при низкой плотной облачности и только-только начинающемся рассвете определить «место боевых действий» оказалось не таким простым делом. Многим пилотам так и не удалось сориентироваться в небе. Приказ звучал несложно: если вы не видите цель или отстали от самолета с радаром, возвращайтесь обратно. 68 «Б-17» 466-й группы поднялись в воздух, неся около 180 т бомб. Только 32 из них смогли освободиться от своего груза. И сбросили они бомбы вслепую, сквозь облака, на британские берега.

Лейтенант Карден знал, что где-то внизу среди десантников находится его брат. «Я не представлял себе, где именно, — говорит пилот, — но не хотел, чтобы он попал под наши бомбы. Из-за плохой погоды мы немного запаздывали, что могло сказаться на точности бомбометания». Самолеты задержали сброс бомб, чтобы не обрушить их на войска, высаживавшиеся с десантных судов. В итоге бомбы с «Б-17» в основном упали на материк в 3—5 км от моря.

«Мы ненавидели себя, — замечает лейтенант Мейер. — Конечно, никто не ожидал, что все так скверно закончится». Пилотам «Б-17» еще повезло: им не очень помешал зенитный огонь, а люфтваффе вообще не появилась. И все же для них это был, по словам Мейера, «холостой рейд».

Налеты «Мародеров» на «Юте» никак не назовешь «холостыми». Бомбардировщики шли на столь малой высоте, что, как говорит сержант Лавлейс, «немцы могли закидать нас камнями». «Первый эшелон десанта, — рассказывает он, — находился на расстоянии метров двухсот от берега и, лавируя, пытался к нему прорваться. Мы пикировали прямо на взморье в поисках целей. Немцы вели огонь не как обычно — из 88-мм пушек, а из более мелкого, но скоростного оружия. Я помню застывшее лицо немецкого пулеметчика, спрятавшегося возле амбара. На какое-то мгновение я увидел направленное на меня дуло. Бортовой или хвостовой пулеметчики могут отстреливаться. А я в своей верхней башне чувствовал полное бессилие. Она не давала мне возможности вертикально опустить стволы, и я был не в состоянии кого-либо поразить».

Лейтенант Хавенер видел, как по самолету ударил зенитный снаряд. Командир экипажа сделал молниеносный переворот через крыло («бочку»), выровнял машину и продолжил полет. «Невероятно! — комментирует Хавенер. — Мы снова заходим на бомбежку. Еще один наш самолет получает прямое попадание, воспламеняется и валится вниз. Чертовы инструктажи и „млечные рейды“! Эти проклятые зенитки!»

Сержант Рей Сандерс сидел рядом с Хавенером. «Мы в принципе привыкли к сильному зенитному огню, — говорит он. — Но такого убийственного и точного еще не встречали».

На очередном заходе бомбардир Корри понял, что самолет идет намного ниже 300 м, и он не сможет навести прицел. Корри видел людей, выпрыгивающих в воду с десантных судов, падающих под выстрелами и беспомощно плавающих в прибое, трассирующие пули, летящие из бункеров и густо покрывающие берег. Он воспользовался ручной наводкой, решив, что ему не нужна особая точность для того, чтобы «наделать окопов для парней, штурмующих пляжи».

На «Б-26» Хавенера сержант Сандерс услышал, «будто самолет разрывается на куски». «Страшный треск доносился со всех сторон, — вспоминает он. — Я схватил переговорную трубку и прокричал:

— Нас сбили!

В ответ раздался спокойный голос второго пилота Хавенера:

— Нет, мы не сбиты. Это под нами взрываются наши же бомбы.

Так низко мы летели».

Лейтенант Джон Робинсон также подтверждает: «От взрывов бомб крылья самолета постоянно тряслись. Впечатление было такое, словно на машине едешь по шпалам железнодорожного полотна». Аналогичные ощущения испытали и другие пилоты. Это дает представление о том, сколько взрывной энергии впустую ушло в воздух.

Но безусловно, не вся. Это может засвидетельствовать лейтенант Артур Янке. Когда над Ла-Мадлен появились «Мародеры», он спрятался в траншее и закрыл глаза. От взрывов над дюнами вырастали песчаные гейзеры. Одна бомба громыхнула в нескольких метрах от Янке, и его засыпало. Раненный в руку, он с трудом выбрался из-под завала и сполз в воронку. Даже в России, подумал лейтенант, ему не приходилось попадать в такую передрягу.

Янке скрывался от бомб на месте, где теперь стоит музей, посвященный военным действиям на «Юте». Ему вспомнилась торжественная церемония, состоявшаяся здесь же всего лишь неделю назад. Генерал Маркс наградил его Железным крестом за боевые заслуги на Восточном фронте. Был устроен настоящий праздник с пиршеством, хоровым пением, театральным представлением. Всем понравились слова из пьесы: «Долго ли нам еще сидеть на этой пороховой бочке?» Солдаты Янке встретили их со смехом.

Теперь «пороховая бочка» взорвалась. Уничтожены две 75-мм пушки, повреждена 88-миллиметровая, исчезли два 50-мм противотанковых орудия и огнеметы. Янке остался без радио и телефонной связи. Его люди выжили, укрываясь в бункерах. Когда они вышли наружу, их охватил ужас. Капрал, отвечающий за питание, пожилой человек, сказал Янке: