Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса - Нассим Николас Талеб

Обратная проблема индюшки

Пришло время подкрепить аргументами то, о чем я говорю, – эпистемологию статистических утверждений. Дальнейшее изложение демонстрирует, как неизвестное, то, чего вы не видите, может в одном случае обернуться хорошими новостями, а в другом – плохими. А на территории Крайнестана любой эффект усилится.

Повторим (повторение необходимо, потому что интеллектуалы склонны забывать эту истину): отсутствие доказательств того, что катастрофа грядет, еще не означает, что мы доказали, будто катастрофы не будет. Из этой простой истины следует вот что: тот, кто антихрупок, не черпает хорошие новости из прошлого, а тот, кто хрупок, не хочет слышать ни о чем плохом.

Представьте себе, что вы поехали в Мексику с ноутбуком и пытаетесь понять, насколько в среднем обеспечено местное население, по разговорам со случайными встречными. Минус в том, что без учета магната Карлоса Слима данных у вас будет маловато. Если взять все сто с лишним миллионов мексиканцев, Слим окажется (по моим прикидкам) богаче, чем от семидесяти до девяноста миллионов жителей этой страны, вместе взятых. Значит, вы можете опросить пятьдесят миллионов человек, но до тех пор, пока не случится «редкое событие» и вы не повстречаете Слима, ваши данные не имеют ценности, так как вы недооцениваете общее благосостояние страны.

Вспомним рисунки 6 и 7, иллюстрирующие отдачу от проб и ошибок. Занимаясь прилаживанием, вы терпите много мелких неудач, а потом натыкаетесь на что-то по-настоящему важное. Извне этот метод кажется неприглядным – он скрывает свои преимущества, а не свои недостатки.

Когда имеешь дело с антихрупкостью (позитивная асимметрия или бизнес, связанный с позитивным Черным лебедем), с таким ее видом, как антихрупкость проб и ошибок, список достижений побуждает нас недооценить средний результат в долгосрочном плане; он скрывает преимущества, а не недостатки.

(Тот, кто хочет знать, как этот принцип выглядит на графике, найдет его в Приложении I.)

Не будем забывать: наша задача – «не быть индюшкой». Суть в том, что длинный список всего, что случилось с индюшкой, побуждает нас думать, что неблагоприятных событий было мало — просто потому, что редкие события редки, то есть случались в прошлом нечасто, а если учесть, что редкое событие почти всегда негативно, картина возникает более оптимистическая, чем в реальности. Здесь, однако, мы имеем дело с зеркальным отражением этого принципа, с обратной ситуацией. Когда асимметрия позитивна, то есть когда мы говорим об антихрупкости, позитивно как раз «невидимое». А «эмпирические данные» не учитывают позитивные события, поэтому мы недооцениваем итоговую выгоду.

Что касается классической проблемы индюшки, правило таково:

В случае хрупкости (негативная асимметрия, проблема индюшки) список достижений побуждает нас переоценить средний результат в долгосрочном плане; он будет скрывать недостатки и выпячивать преимущества.

Учет последствий делает жизнь проще. Но стандартная методология не берет в расчет асимметрию, и почти каждый, кто изучал обычную статистику, не слишком углубляясь в этот предмет (просто для того, чтобы создавать социологические теории или учить студентов), поймет проблему индюшки неверно. У меня есть простое правило: от гарвардских преподавателей не следует ожидать той глубины понимания, которую демонстрируют таксисты или люди, не знакомые с законсервированной логикой (это эвристическое правило, оно не обязательно верно, но оно работает; я придумал его, когда Гарвардская школа бизнеса приняла с распростертыми объятиями хрупкодела Роберта К. Мертона).

Давайте подразним профессоров Гарвардской школы бизнеса – они этого хоть немного, но заслуживают. Если взять первый случай (ошибочное пренебрежение позитивной асимметрией): профессор Гарвардской школы бизнеса Гэри Пизано в работе о потенциале биотехнологии совершил элементарную ошибку, обратную проблеме индюшки – он не понял, что в бизнесе с ограниченными потерями и неограниченным потенциалом (прямая противоположность банковскому делу) то, чего вы не видите, может быть одновременно и очень важным, и не связанным с прошлыми событиями. Пизано пишет: «Несмотря на коммерческий успех различных компаний и ошеломительный рост индустрии в целом, бо́льшая часть компаний в сфере биотехнологий не приносит прибыли». Может, так оно и есть, только логическая связка неверна – вероятно, с точностью до наоборот, – сразу по двум пунктам, и если учесть, что такие логические связки чреваты серьезными последствиями, стоит объяснить, как все обстоит на самом деле. Во-первых, «бо́льшая часть компаний» в Крайнестане и не приносит прибыли – там доминируют редкие события, а значит, мало компаний генерируют доход. И что бы ни хотел сказать профессор Пизано, ввиду асимметрии и опциональности, которые мы видим на рис. 7, его мнение неубедительно, так что лучше ему писать о чем-нибудь другом, менее вредном и более интересном для гарвардских студентов – скажем, о том, как соорудить в программе PowerPoint убедительный доклад, или о разнице управленческих культур Японии и Франции. Опять же, Пизано может оказаться прав насчет жалкого потенциала инвестиций в биотехнологии, но его правота не следует из данных, которые он приводит.

Почему мировоззрение профессора Пизано опасно? Дело не в том, загубит он исследования в области биотехнологии или нет. К сожалению, такие ошибки губят в экономике все то, что имеет антихрупкие свойства (или, на специальном жаргоне, «обладает правосторонней асимметрией»). Между тем хваленая «верная выгода» может поставить экономику под удар.

Замечательно, что еще один гарвардский профессор, Кеннет Фрут, совершил аналогичную ошибку, но в противоположном направлении, с негативной асимметрией. Изучая перестраховочные компании (они страхуют от катастрофического риска), он решил, что обнаружил некое отклонение. По мнению Фрута, эти компании зарабатывают слишком много, если учесть, что катастрофы происходят не так часто, как подразумевает размер страховой премии. Фрут не осознал, что катастрофические события влияют на перестраховочные компании только негативно – и не следуют из прошлых событий (опять же, они редки). Вот вам и проблема индюшки. Единственный инцидент с обязательствами по асбесту обанкротил семьи членов страхового объединения Ллойда и превратил в ничто прибыль, накопленную предыдущим поколением. Единственный!

Мы вернемся к двум типам отдачи – «ограниченному слева» (ограниченные потери, как в сделке Фалеса) и «ограниченному справа» (ограниченные приобретения – в страховании и банковском деле). Разница между ними принципиальна, и чаще всего отдача попадает или в одну, или в другую категорию.

Потерпеть неудачу семь раз плюс-минус два

Сделаем остановку и сформулируем правила, которые следуют из этой главы. (1) Ищите опциональность – и обязательно ранжируйте явления по их опциональности; (2) предпочтительно с неограниченной, а не заранее известной отдачей; (3) вкладывайте деньги не в бизнес-планы, а в людей, ищите тех, кто способен менять профессии по шесть-семь или больше раз (эта концепция – часть modus operandi[76] венчурного инвестора Марка Андриссена); иммунитет от бизнес-планов, выдающих желаемое за действительное, – это инвестиции в людей. Поступать так – значит быть неуязвимым; (4) удостоверьтесь, что вы используете стратегию штанги с поправкой на ваш бизнес.

Шарлатан, ученый и шоумен

Я завершаю эту главу на печальной ноте: мы платим неблагодарностью многим из тех, кто помогал нам развиваться; тем, благодаря кому выжили наши предки.

Непонимание выпуклого прилаживания, антихрупкости и одомашнивания случайности мы сделали частью своих институций – пусть неявно и ненамеренно. В медицине эмпириками – или эмпирическими скептиками – называют знахарей, то есть тех, кто опирался на практику. Их имен мы не знаем, так как чаще всего они не писали книг. Многие их достижения уничтожены, скрыты от внимания общественности или попросту выпали из поля зрения архивистов; памяти об эмпириках почти не сохранилось. Члены ученого сообщества и теоретизирующие теоретики обычно пишут книги; те, кто «чует нутром», как правило, заняты практикой, им достаточно эмоционального возбуждения от открытия, они зарабатывают или теряют деньги и обсуждают свои успехи в пивной. Их опыт часто формализуют ученые; историю пишут люди, желающие убедить вас в том, что логические рассуждения обладают полной (или почти полной) монополией на производство знаний.

Мое последнее замечание в этой главе касается тех, кого кличут шарлатанами. Из этих людей одни и правда были жуликами, другие обманывали, но в меньшей степени, третьи не были шарлатанами вовсе; многие работали на границе между наукой и обманом. Долгое время официальная медицина конкурировала с толпами ярких шоуменов, мошенников, колдунов и ведьм, а также с не имевшими лицензии практиками всех мастей. Кое-кто все время странствовал, переезжал из города в город и лечил больных на глазах зевак. Иногда «шарлатаны», не устававшие твердить заклинания, делали хирургические операции.