Хранители времени - Янина Жураковская

Это был риторический вопрос, если ты не поняла.

Мы идём в народ, скоро не жди, встретим колдуна, оставим тебе кусочек. Цепочку я (зачеркнуто, зачеркнуто, зачеркнуто), в общем, аннигилировал.

И нет, умирать мы не собираемся.

Саша, Идио.

Во вторую ночь беси вопили злее прежнего. Канира тенью бродила по избе, задрёмывала то на лавке, то за столом, но всякий раз, как начинался ор, испуганно вскидывалась. И снова начинала ходить — от печки к окну, от окна к печки, от печки к двери. Лукан. залившись с вечера по самые брови, что-то мычал во сне, хрипел и дёргался. Опившаяся сонного зелья бабка вздыхала и охала всякий раз, как беси заходились в истошном крике, растревоженные куры испуганно кудахтали в птичнике, старый Ярик тихо, жалобно подвывал им из конуры. Один Вихря спал беспробудно, не слыша ни криков с улицы, ни бабкиных вздохов, ни как сокрушалась мать, поутру наведавшись к птице и найдя трёх несушек уже закоченевшими. Не слыхал он и того, как пришла соседка Горпына и поведала, что на калитке Рисениной тряпицу белую кто-то повесил, а сама девка в избе на столе лежит мёртвая.

— В избу взошли — лежит девка си-и-иняя! Шея что у курёнка свёрнута, платье на груди искровавлено — вдругорядь падаль кровушки попил, мясца сладкого отведал, костьми похрустел, мозги повытягнул, — гулким басом вещала тётка, прозванная зятьями Живодёрихой. — Токмо вежды у ей сомкнуты, руки сложены — девка ведьмаристая, видать, озаботилася. А що не далси ей мертвяк — за то мужику тваму поклон низкий. Наказано ить было: сказывай ведьмарям усё без утайки, а он забрехалси аки пёс шелудивый… Не в обиду, детушка, грю, в упреженье токмо: уйдет ежли девка, грызть землю мужику тваму, кровью умыватьси лешаку безголовому. Оглоеду треклятому.

Сказала, как припечатала. Кулаком по столу. С потолочных балок посыпалась сажа.

— Ведьмарка с Лукашей о работе условилася, — беспокойно заёрзала Канира, — он и мошну растряс уж. Таперча не уйдёт она, покуда нежитя по ветру не развеет. Верно грю, слово ведьмарье дадено, што стрела стреляна… Тетинька, волхва покойную отчитывать, чай, не звал никто? Пойду, что ль, покличу? — и метнулась к двери, что стрела самострельная.

— Куды торописси, заполошная? — властно громыхнула Живодёриха под жалобный треск лавки. — Обожди, с тобой пойду! Слышь, шо грю? Обожди! Канька, бисова душа!..

Не слышал Вихря и того, как после ухода матери, отец, только притворявшийся спящим, вытянул из-под печи бутыль рябиновки, ополовинил её и тоже ушёл куда-то.

Он проснулся, когда в «Наливном яблочке» упомянутая ведьмарка читала некую записку, и подивился тишине. Бабка ещё дремала. Вихря оделся, умял миску творога со сметаной, закусил холодными пирожками и отважно отправился на разведку.

Рыжий чародей и ведьмарёнок нашлись в саду бабки Евдохи. Бабка, ломая руки, стояла на крылечке, но незваных гостей гнать не смела. Рыжий держал перед собой какой-то ключик как рогульку — воду искал, что ль? — и читал заговоры (из тех, что бубнил под нос батя, когда мамка не давала ему денег на пиво и гвоздила ухватом по спине). Белобрысый, к чему-то принюхиваясь, носился кругами как бешеный таракан. Ведьмарки рядом не было. Пока Вихря прикидывал, на какой бы козе к ним подъехать, ведуны замерли, переглянулись и, заорав не хуже пары некормленых кабанчиков, кинулись к кусту нежно любимых бабкой эльфийских роз. Комья земли полетели в воздух. Бабка горестно завыла.

Вихря презрительно сплюнул и потрусил к избушке колдуна, рассудив, что ведьмарке там самое место. Завернул за угол, с разбегу врезался в чей-то живот…

— Ой… — пискнул он, увидев, в чей живот.

— Здравствуй, мальчик, — негромко сказала ведьмарка. Она была без куртки и кольчуги, из-под пятнистой рубахи выглядывала другая, с такой страшенной харей, что у Вихри от восторга глаза стали круглыми как у филина. — Ты не бойся, — она словно невзначай положила руку ему на плечо.

Паренёк чуть подался назад — железные пальцы тотчас сжались, словно тиски: «Не убежишь», но сама ведьмарка на ясном солнышке казалась совсем не страшной. А глаза у нее теперь были не как у кота и не жёлтые, а серые, точно сумерки. «Вот ежли б ишшо без конопушек… да и так ничё девка!» — великодушно решил Вихря. Будто подслушав его мысли (а кто ей знал, ведьму лохматую, может, и впрямь слушала), ведьмарка улыбнулась.

— Не бойся, — повторила она мягко, словно песню пела. — Я ничего тебе не сделаю. Мне просто нужна помощь. Откуда у твоей мамы цепочка, что она мне послала?

— Дык я почём знаю? — удивился Вихря. — Могёт, батька купил, аль от колдуна приволок.

— У вас есть колдун? — глаза её сощурились, и она стала похожа на ястреба, готового при малейшем шевелении в траве камнем пасть вниз. В животе у Вихри стало горячо, а пирожки ни с того, ни с сего заёрзали, толкая друг дружку.

— Был. Хороший был, не чета вашему-та, што цветочки Евдохины щас пластает, — паренёк небрежно, подражая бате, ковырнул ногой землю. — Да токмо нет его, помер давно.

— Умер. Давно, — ведьмарка скривилась, словно у неё внезапно разболелись зубы. — Вломус нахур, эртха аш ворт! А дом его стоит или сломали? В нём живу… Цве…точки?! — запнулась она. — Какие цветочки? Не красные ли?

Бабка Левдуся, подсматривавшая в приоткрытую калитку, сдавленно кхекнула и, шустро работая костылём, поковыляла в старую баньку, где своего часа дожидались полсотни маковых головок.

— Не-а, розы синие, — досадливо дёрнул плечом Вихря. — А домок-то цел, што ему сдеется? Стоит себе, нихто там не живёт, ништо не трогает, трогать-то уж и нечаво.

— Проводи меня туда, — отчего-то спав с лица, сказала ведьмарка, и на просьбу это было мало похоже. — С-садовод… Обкурился он, что ли? — пробормотала она себе под нос и уже громче спросила: — Когда, говоришь, колдун умер?

Большая серебряная монета рыбкой мелькнула меж её пальцев и спряталась в ладони.

— О прошлом годе, — Вихря мотнул кудлатой головёнкой, из которой мигом вылетел строгий отцовский наказ ни с кем не болтать о колдуне и не менее строгий материнский — НИКУДА НЕ ХОДИТЬ С ВЕДЬМАРКОЙ! (Кричать, выть и голосить Канира умела не хуже баньши). — Ледолом тады был, значится. Котька с Лиской на льду лунки вертели да и провалилися разом, а дядечка углядал. К им кинулся, вытягнул, до дому отвёл, усю ночь леденею гнал, а сам-от повалился, ровно куль с мукой и боле не встал…

Прохожих на улице было мало, но каждый почитал своим долгом остановиться, вытаращить глаза на ведьмарку, сотворить на бесью морду Священный круг, потом потупить взгляд и крыской шмыгнуть мимо. Девка хмурилась, но шагу не сбавляла. Вихря, совсем осмелев, подёргал её за рукав.