История целибата - Элизабет Эбботт

В конце концов монахиня из Уэттона заговорила и рассказала о том, кто был ее сбежавшим любовником и где его можно было найти. Мстительные сестры уговорили монахов из расположенного неподалеку монастыря выследить его. Используя всякие уловки и переодевшись в одежды монахинь, те смогли захватить обидчика. Монахини были в восторге, они потребовали, чтобы молодого человека доставили в женский монастырь для допроса. Но на деле допрос превратился в пытку, во время которой связанный узник лежал на полу. В помещение, где он находился, привели его беременную любовницу, и монахини вложили ей в руки нож. Потом они заставили ее, «не желавшую того, отрезать заразу собственными руками». Одна из зрительниц этой жестокой кастрации схватила отрезанные органы и засунула их, «истекавшие кровью», в рот грешника.

Так молодой человек стал евнухом. После этого пришедшую в ужас от содеянного монахиню бросили обратно в келью. Там она продолжала проклинать архиепископа Генри, который вскоре привиделся ей во сне. «Почему ты проклинаешь меня?» – спросил он. «Потому что ты силой отдал меня в этот мерзкий монастырь», – ответила она. «Исповедуйся в своих грехах и молись, – сказал он, – тогда я решу твою проблему». На следующую ночь два ангела помогли ей родить двух близнецов и забрали их с собой. Уэттонские монахини осмотрели заблудшую сестру и обвинили ее в убийстве ребенка. Однако ни на теле ее, ни в келье не было никаких следов родов. Еще удивительнее было то, что с нее спали кандалы. Монахини проконсультировались с духовным наставником, который усмотрел в этом деле божественное вмешательство. «То, что сделал Господь, обычным не назовешь, – писал он, – и в грехах, что Он разрешил, ты более не повинна». Монахиню простили и благословили, разлады и раздоры в монастыре улеглись.

Кастрация молодого человека была обычным наказанием за совращение монахини, если взглянуть на происшедшее с точки зрения царивших в то время нравов. Причем такая кара была более гуманна, чем в предшествовавшие столетия, когда за это вешали или рубили головы. Необычным здесь было то, что монахиню заставили участвовать в его увечье и в том, что она помогала засовывать отрезанные органы ему в рот.

С точки зрения сегодняшнего дня этот печальный случай является горьким осуждением насильственного заточения детей в монастыри, где они должны были посвятить жизнь религиозному служению. У монахини из Уэттона не было ни религиозного призвания, ни склонности к рассуждению о проблемах морали. Она просто полюбила самого красивого из мужчин, появлявшихся в ее ограниченном мире. Случилось неизбежное, ее поймали, приговорили и заточили в келье. Размышляя над ситуацией, в которой она оказалась, монахиня каждый день проклинала епископа, передавшего ее злопамятным монахиням. Продолжение этой истории окутано легендами – в эпоху Средневековья так решались многие вопросы, причинявшие беспокойство.

Суть произошедшего заключалась в проклятье монахини. Ее отдали в монастырь, когда она была маленьким ребенком, потом заставили дать обеты, значения которых она не понимала. Когда монахиня последовала зову сердца и чресл, вступив в недозволенную любовную связь, жестокостью довели девушку до предательства и страшно изуродовали ее любовника за пренебрежение целомудрием, которое она и в грош не ставила.

Насилие, проявленное остальными монахинями, стало проявлением садизма, больше похожего на коллективную одержимость или folie а deux[374], чем на приверженность целибату. Преследуемой монахине это никогда не нравилось. Она была просто женщиной, вынужденной жить в условиях, совершенно ее не привлекавших. Когда она проклинала архиепископа Генри за то, что тот заточил ее в монастырь, вынудив нести тяжкий крест безбрачия, возложенный и на остальных монахинь, она, наверное, еще чувствовала на пальцах кровь гениталий любовника.

Светский целибат и братская любовь к ближнему

[375]

О лежащих в основе христианской теологии навязчивых идеях, связанных с сексом, порой просто старались не думать, преклоняясь перед девственностью, иногда самым священным обетом провозглашали целибат, однако даже такое отношение не позволяло полностью игнорировать состоявших в браке людей. В период раннего христианства отцы Церкви нередко мучились от осознания того факта, что даже самые добродетельные из состоявших в браке христиан достаточно часто прелюбодействовали. Для искоренения этого зла предлагалось несколько решений. Было изменено однозначное, но расплывчатое отношение к девственности: через семь лет раскаяния и соблюдения целибата мать (по определению существо сексуальное) вновь могла стать девственницей. Старцы или духовные наставники теперь стали задавать серьезным молодым людям вопрос, который раньше было принято задавать только девушкам: ты девственник?

Постепенно Церковь все настойчивее требовала соблюдать временное воздержание в периоды определенных событий: Великого поста, по воскресеньям, по возможности в субботу вечером или в любой вечер накануне мессы или причастия, а также во время месячных у жены. Даже непродолжительный целибат очищает душу и усиливает связь между соблюдающим безбрачие человеком и Господом. Кроме того, было распространено мнение о том, что воздержание в период менструации и церковных праздников исключало возможность зачатия прокаженных, эпилептиков и других «испорченных» отпрысков.

Отцы Церкви пытались наложить запрет даже на брачную ночь, когда без соития, казалось бы, нельзя обойтись. Целомудрие целибата обязательно должно было распространяться на первую брачную ночь, а по возможности и на следующие три-четыре. В период Средневековья во многих епархиях у нетерпеливых женихов требовали платить церковным властям взнос за право на отмену такого ограничения. (Возможно, именно отсюда возник миф о jus primae noctis[376], а позже о droit de seigneur[377], который берет начало от разделявшегося Церковью – а позже феодальными властителями – положения о новой уловке, призванной выколачивать из людей деньги.)

Через некоторое время требования о соблюдении целибата были расширены. Мужья и жены должны были ежегодно воздерживаться от половой жизни три раза по сорок дней, что составляло около трети всего времени года. Христиане все чаще соблюдали эти ограничения. В результате уровень рождаемости существенно снизился, а концентрация собственности в одних руках увеличилась. Церковь оказалась в числе тех, кто получал от этого выгоду, и потому в церковных кругах развитие событий в этом направлении воспринималось положительно. Где-то в административных недрах церковного организма некие финансовые кудесники пришли к заключению, что мирской целибат отождествляется с церковным богатством, и к этой формуле относились с большим благоговением.

Следующим логическим этапом было продолжение состояния целибата до бесконечности – такой шаг получил известность под названием «духовного брака». Этот процесс стимулировался христианским аскетизмом, сопровождавшимся все более злобными нападками на женщин, изображавшихся искусительницами и соблазнительницами, дочерями Евы, по природе своей развратными и порочными. Другие пары, жившие без вступления в брак, отвергали эрос[378] и целомудренно жили, испытывая любовь, которую древние греки называли агапэ[379] – чистую и непорочную, опосредованную любовью к Господу. Как ни странно, одержимые похотью священнослужители подвергали такие союза нападкам: не может быть, заявляли они, чтобы мужчина и женщина, живущие под одной крышей и спящие в одной постели, не занимались блудом.

Они ошибались. Целомудренные браки и отношения, основанные на любви агапэ, существовали, причем такие союзы были вполне жизнеспособны. Классическим примером здесь являются отношения Марии и Иосифа, поскольку по мере того, как утверждалось убеждение в девственности непорочной девы Марии, она не только зачала Иисуса, не вступив в половой акт, но и родила его без разрыва девственной плевы, после чего никогда не занималась сексуальными отношениями и не рожала других детей.

Модель отношений между Марией и Иосифом была образцом для подражания боровшимся христианским парам, таким как состоятельный сенатор Павлин Ноланский, целомудренный брак которого произвел неизгладимое впечатление на Блаженного Августина. Когда Павлину было сорок лет, он женился, вскоре у него родился сын, умерший во младенчестве. Спустя некоторое время Павлин раздал свое имущество, дал обет целибата и ушел от дел, поселившись вместе со своей покорной супругой Тарасией в уединенном семейном пристанище.

Некоторые жены выступали против этого. Египтянин отец Феона бросил жену, потому что та не соглашалась соблюдать целибат. Поскольку она была «в расцвете юности», ей был нужен муж, и, «если в результате того, что он ее бросит, она пойдет по плохому пути, вина за нарушение брачных обетов будет лежать на нем». Феона ужаснулся такой дерзости обнаглевшей девицы и бросил ее.