По ту сторону реальности. Том 3 (Сборник мистики и фантастики) - Коллектив авторов

«Помните о нашем уговоре, срок – до завтрашнего вечера».

Подписи не было, но Мартин вспомнил. Вспомнил свой разговор с Алоизом Циффером, его предложение и свои слова. Но вот дальше… Словно кто отрубил.

– Вот ведь незадача, – горестно запричитал старик, – я что же, обещался ему?.. Видать, какие парфюмы дурманные там были или курения. Одурманил меня. Ох, Боже всемилостивый, спаси и сохрани!

Внезапный осторожный стук в дверь заставил его пугливо вздрогнуть, словно от удара. Старик несмело приблизился к входной двери, запертой на крючок. «Кто бы мог быть в такую пору, – лихорадочно соображал Мартин, – а кто дверь-то запер изнутри? Неужто я, да просто не помню? Вот же… старая развалина!»

Стук повторился. Мартин приложил ухо к двери и спросил:

– Кто там?

– Любезный Мартин, отворите, это я, аптекарь Лемке!

– А-а-а-а-а… господин аптекарь, – зазвучало радостное недоумение в голосе Мартина, – сию секунду отворяю!

Дверь отворилась, и невысокий плотный человечек, одетый в длинный плащ и кепку, показался на пороге.

– Э-э-э-э-э-э. Чем обязан, господин аптекарь? Вы – редкий гость у меня, проходите, прошу Вас! – Мартин отступил внутрь дома.

– Нет, любезнейший, что Вы! Я на минуту буквально, да и дело у меня небольшое. Как Вы себя чувствуете?

– Слава Господу, неплохо, – ответил стекольщик. – А что, ведь… не жаловался я на хворь какую?

– Хм. Не жаловались, но давеча. В лавке господина… э-э-э. Циффера дурно Вам стало. Господин Циффер срочно вызвал меня к себе, и я, Господь всемилостив, Вас привел в чувство, – довольная ухмылка расплылась на круглом лице аптекаря, – да и господин Циффер был доволен!

– А-а-а… – недоуменно протянул Мартин. – А я-то, старая перечница, и не помню ничего! Говорите, дурно? Ох. А вот. Господин аптекарь, может… простите уж старика, как я дома-то оказался?

– Да все просто, любезный Мартин! Господин Циффер распорядился Вас домой отправить, да с покупкою! Клаусу, хозяину извозного дома, распорядился – Вас и покупку доставить домой. Расплатился сразу, да щедро. Вот Клаусовы молодцы Вас и Ваше… приобретение и доставили на телеге. А меня попросил Вам микстурку передать, чтоб, значит, полегчало, – с этими словами аптекарь протянул Мартину завернутый в бумагу бутылек с какой-то жидкостью. – Ну вот… Говорите – не помните? Бывает… пейте сию микстуру два раза в день. Она поможет. А засим – прощайте, любезный Мартин!

Аптекарь вежливо прикоснулся к козырьку кепки и исчез в темноте улицы.

Мартин, словно бы во сне, закрыл за аптекарем дверь, затем, тяжело ступая непослушными ногами, добрел до кресла, и, совершенно обессилевший, тяжело опустился в него. Картины, одна удивительней и ужасней другой, мелькали перед глазами старика, заставляя его невольно жмуриться и прикрывать глаза рукой.

Но что-то – непонятное и очень сильное чувство – привело его в себя. Картинки исчезли, ум приобрел ясность, и даже свеча, казалось, разгорелась ярче, пытаясь все же победить темноту, выползавшую из закоулков старого домишки стекольщика.

Любопытство… Сильное, неведомое ранее, заглушавшее даже страх и стыд перед событиями минувшего дня. Оно становилось все сильнее, наливая руки и ноги силой, учащая дыхание и давая рассудку ясную и четкую команду: «Посмотри! Снова посмотри на картину! Ведь это же нравится тебе… Это ты. Ты там – настоящий, не жалкий стекольщик из захолустного городишки, а тот, кем мечтал стать всю жизнь!»

Море… Его волны… Корабль… И капитан, бесстрашно и уверенно держащий в руках штурвал. Мартин смотрел на стекло, не отрываясь. И ему начало казаться, что именно он – там, у штурвала. Он даже почувствовал его в руках, в лицо брызнули соленые капли, а запах моря был настолько явственным, что Мартин мог с уверенностью сказать – это я!!! Море – настоящее, и я – настоящий!..

Утреннее солнце нехотя раздвинуло темные и пыльные шторы заспавшейся ночи и яркими бликами заиграло на стенах, на потолке, на выщербленном и некрашеном полу убогого домишки. И заставило картину на стекле заискриться еще явственней, еще красивее манящими красками мечты… Мартин так и просидел всю ночь в кресле, неотрывно глядя на картину и мечтая… вернее, он не мечтал – он жил в своей мечте. Годы повернули вспять, молодой капитан уверенно вращал штурвал, ему покорялись моря и океаны, страны и люди, и… женщины.

Мартин даже не вспомнил о своей Эльзе. Тихая, скромная и незаметная, всегда хлопочущая по хозяйству, с добрым, немного грустным лицом и огромными синими глазами, делающими ее еще добрее и беззащитнее, она вошла незаметно в его жизнь, пробыла в ней положенный кем– то долгий-долгий срок и так же тихо и незаметно ушла из этой жизни, оставив лишь слабый аромат резеды и бегоний – ее любимых цветов, служивших скромным украшением их старого, бедного домика.

Тут же… в мечте ли, наяву ли, капитан Мартин был любим самыми красивыми женщинами, они бегали за ним чуть ли не толпой, ждали его у причала, напряженно всматриваясь в даль морскую и смахивая набежавшую то ли от ветра, то ли от тоски по нему предательскую слезу. Они смеялись счастливым смехом, когда он обнимал их, сойдя после дальних странствий на берег, пьяные от счастья уже тем, что встреча все же состоялась – короткая, но такая яркая, страстная и желанная.

Мартин окончательно очнулся только к вечеру. Солнце уже садилось, неслышно подкрадывались сумерки. Приближался вечер – вечер, которого он так боялся. И так ждал. Мартин решил пойти к Алоизу и, честно рассказав ему все, отказаться от предложения последнего, пообещав вернуть господину Цифферу его подарок. Хотя в самой сокровенной глубине души Мартину страшно не хотелось расставаться с картиной, нарисованной на стекле…

Вечерело… Старый стекольщик, торопливо семеня, обходя освещенные дома и лавки в центре городка, спешил к старому новому дому… Странная тишина удивила его. Не было слышно привычного вечернего шума, так оживлявшего городок… шума, говорящего о том, что близится вечер, день окончен, и скоро можно будет спокойно отдохнуть дома, забыв на время о всех бедах, удачах и неудачах, спокойно ужиная с семьей, за столом, на котором, слава Всевышнему, есть пища и питье.

Городок, казалось, вымер. Не было видно прохожих, спешащих по своим делам, извозчиков, занятых седоками и груженных разнообразной поклажей, стук копыт о булыжную мостовую не нарушал тишины спокойного, теплого еще, осеннего вечера… не нарушали его и голоса людей, обычно раздающиеся отовсюду – с улиц, из домов и дверей лавок и магазинов, не гудел веселыми голосами, попыхивая трубочным табаком и запахом свежего пива из полуоткрытых дверей, маленький кабачок «У Рыжего Руди» – излюбленное место отдыха доброй сотни почтенных граждан городка, так любящих славный напиток, веселую музыку и хорошую компанию… Даже дома были какими-то другими. В них было больше света! Горели все свечи, керосиновые лампы и прочая световая амуниция, зажигаемая в таких количествах разве что раз в несколько лет или на большие праздники…