Сказки Долгой Земли (сборник) - Антон Орлов

– Мне даже думать об этом противно. Сразу, знаешь ли, ассоциации… Это к тебе лично не относится, но ниже пояса я теперь словно каменная. Обледенелый камень. Держись от меня подальше.

У нее и в глазах поблескивал лед. Сине-серые узоры на стылом стекле.

– Неужели нельзя ничего сделать, чтобы ты поняла, что бывает по-другому? – жалким голосом спросил Стефан. – Чтобы ты смогла полюбить…

– А оно мне нужно? – Эфра неприятно усмехнулась. – Мысль о так называемой любви не вызывает у меня ничего, кроме рвотного рефлекса. Не знаю, что должно случиться, чтобы стало иначе. Наверное, что-то невозможное. Такое, во что я давно уже не верю.

– А твоя мама как себя чувствует? – поинтересовался он безнадежным тоном, прекрасно понимая, что его Эфра к разряду «невозможного» не причисляет.

– Неплохо. Лорд ее подлечил, и смена обстановки пошла на пользу, и то, что за меня больше не надо переживать.

– Я бы зашел к ней в гости, если она будет не против. Не дашь мне ее адрес?

– Не дам, – отрезала Эфра. – Не думай, что ко мне можно подобраться обходным путем.

– Да я… – он смешался, словно пойманный с поличным.

– Имей в виду, я выхожу замуж.

– Что?.. Как?.. За Бранда или за Дика?

– При чем тут они? За господина Мерсмона. Я его официальная любовница, а в будущем стану женой. Послушай доброго совета, не надо за мной увиваться, а то нарвешься на такие неприятности, какие тебе и не снились.

Стефан потрясенно моргал, застигнутый врасплох ощущением дикого противоречия. Наконец ему удалось подобрать слова и выстроить из них более или менее связный вопрос:

– Ты же сказала, что никого не любишь, а собралась замуж, зачем тебе тогда замуж?.. Разве ты его любишь?

– По крайней мере, уважаю и готова служить ему верой и правдой.

– А как же то, от чего тебя тошнит? – напомнил он запальчиво.

Девушка слегка пожала плечами, с невозмутимым выражением на лице, только в узорчатых морозных глазах мелькнуло затаенное торжество.

«Так она же не спит с ним! – осенило Стефана. – Видимо, этот фрукт решил дождаться, когда у нее пройдет. Влиятельный, безусловно богатый, еще и колдун. Бедный поэт против него – как лесная букашка под гусеницей таран-машины. Ага, потом запишу… Неужели Эфра пошла к нему ради обеспеченной и безопасной жизни? Или ради мести, чтобы натравить его на тех ублюдков с Мархена? Два разных сюжета, и оба вполне пригодятся, если я все это переживу. Как будто окружающий мир превратился в печальную серую тучу… Тоже записать».

– Эфра, он же борется за корону Весеннего Властителя, а Весенний не должен быть женат, – глотая слезы, напомнил поэт. – Ему полагается крутить любовь со многими девушками, а то народ не поймет, традиция ведь!

– Не беда, поженимся летом, когда он снимет корону и станет гранд-советником, а до тех пор я буду первой фавориткой, – возразила Эфра деловым тоном, как будто речь шла о работе регистраторши или машинистки.

– Он ревнивый? – тревожно хлопая ресницами, поинтересовался Стефан.

– Не то слово, – от мечтательно-мстительной, почти угрожающей усмешки, озарившей на мгновение лицо девушки, ему стало не по себе. – Да, если что-нибудь надумаешь насчет эпиграмм, приходи сюда, это наше кафе. Господин Петерсон будет в курсе, – она кивнула на дверь, из-за которой доносился плеск воды. – Заплатят хорошо, не беспокойся. Больше, чем заплатили бы у других кандидатов.

– Я подумаю.

Он никогда не писал эпиграмм, считал это занятие бессмысленным злобствованием. И зачем нужны деньги, если отношения с Эфрой, не успев начаться по-настоящему, рассыпались бесформенной снежной кучей… Собрать и слепить заново? Но для этого нужно обоюдное желание, в одиночку ничего не получится.

– Мне пора, – она встала, набросила на плечи сверкающий белым мехом и серебряным шитьем жакет. – Выслушай внимательно, что я сейчас скажу. Ты хотел мне помочь, только поэтому предупреждаю. Прими к сведению с первого раза, повторять не буду. Если вдруг я назначу тебе свидание…

– Значит, надежда все-таки есть? – встрепенулся поникший Стефан.

– Ни в коем случае не приходи, – сухим тоном, не глядя ему в глаза, продолжила Эфра. – Беги как от огня, понял?

– Почему?..

– Я же сказала, второй раз повторять не буду. Прощай.

Он ринулся следом, чуть не налетел на дверной косяк, шатко спустился по лестнице следом за ней. Успел увидеть, как мелькнул край юбки из блестящего голубого атласа и захлопнулась дверца автомобиля.

Уже потом, забрав из кафе свою куртку на собачьем меху и сумку с афишами, на улице, посреди зябкой пляски снежинок, Стефан осознал, что не далее как полчаса назад выпил чашку настоящего черного кофе. Неслыханная роскошь, в конце-то зимы, а он проглотил драгоценную жидкость как воду, не ощутив ни вкуса, ни аромата.

Зарплату не платят, а если о ней заикнуться, директор театра уставится на тебя с таким выражением, точно увидел клубок личинок или трехногую курицу, выдержит томительную паузу, чуть-чуть переигрывая, и наконец спросит: «А что ты, милый мой, сделал для того, чтобы у нас появились деньги?»

Стефан, положим, мог бы отчитаться: он расклеивал по всему городу афиши новаторского квадроэсхатологического спектакля «Магдалина на земле и на небе», вдобавок предложил свою пьесу, которая намного лучше провальной «Магдалины», – сами виноваты, что до сих пор не посмотрели. Но все равно тушевался, как и все остальные.

Кормился он где повезет, словно неприхотливая городская птица. Потерял верхнюю пуговицу от куртки, зато нашел на улице хорошую теплую перчатку.

Все чаще его искушала мысль: а не написать ли на пробу две-три эпиграммы? Как минимум полноценный обед… Но каждый раз получалась такая графомания, что стыдно было кому бы то ни было это показывать. Предвыборная ругань – не его амплуа.

В душе роились совсем другие стихи – печальные, неистовые, пронизанные серебряными напевами метели, заметающей следы Эфры на стылом тротуаре.

Из-за той мархенской истории Эфра перестала быть собой, превратилась в заледеневшее изваяние, но, может быть, когда она прочитает стихи, которые посвятил ей влюбленный поэт, случится чудо и все выправится? Он верил в силу слова и в то же время в глубине души чувствовал, что никакие слова тут не помогут.

«Она столкнулась с этими человеческими отбросами и теперь видит вокруг только одно, не замечая всего остального. Как будто на свете нет ничего, кроме помойки. Ей надо было родиться в большом городе, тогда бы все вышло иначе. Здесь бы нашлось, кому за нее заступиться, и она бы не разочаровалась в любви. Надо было сказать ей об этом, а я, как всегда, крепок задним умом… Когда пишешь, можно сколько угодно исправлять и менять каждую строчку, а в споре что произнес вслух – уже не отредактируешь. Слово не воробей, не вырубишь топором. Господи, есть-то как хочется… Сделать, что ли, еще одну попытку? Обещаньями да кашей всех накормит радость наша, выдвиженец-пустобрех… Ага, пальцем в небо!»