Тоомас Нипернаади - Аугуст Гайлит

Взялся за ручку двери, приостановился. Прислушался — не позовет ли хозяин? Не позвал, только ветер гудел и свистел за стеной. Оглянулся — хозяин снова склонился над стойкой и, похоже, собирался вздремнуть.

- Какова же будет твоя последняя и окончательная цена? - спросил  Нипернаади, возвращаясь к стойке.

- Три рюмки водки, два фунта хлеба и селедка, - ответил хозяин, приподняв голову.

- А ночлег?

- Ночлега не будет! - твердо ответствовал корчмарь. - И речи быть не может.

Нипернаади выложил на стойку нож, записную книжку, пробочник и зеркальце, подсел к печке и сказал:

- Да смилуется господь бог над тобой, скрягой! Но я здорово промотался за эти недели, и в кармане не осталось ни цента. Зато и пожил я, надо признаться, в свое удовольствие! Пока толстопузый трактирщик взял меня за чуб и не сказал: «Отправляйся-ка снова на меня за чуб и не сказал: «Отправляйся-ка снова на заработки!» Так я и попал сюда. Ну, давай же скорее водки, хлеба и селедку. А Ночлег — не велика забота — у меня тут поблизости обитает тетка, еще и обрадуется, когда меня увидит, времени-то ого-го сколько прошло. Она живет в нескольких километрах отсюда, немолодая, имеет большой дом, восемь лодок и сети у нее лучшие во всей округе. Ее зовут Катарина Йе, ты наверняка слыхал о ней. Богатая милая женщина, но мне, пьянице, не наследовать ее состояния. Не по душе мне сидеть на одном месте и возиться с этими лодками, сетями.

Он ел не торопясь, с удовольствием, сладкая истома разлилась по всему его телу. Он наслаждался каждым кусочком, долго подробно рассказывал о делах богатой тетушки и в конце концов чуть не задремал у печки.

- Дружище Вайгупалу, видно, задерживается, - сказал он сонно, - но он непременно будет, еще сегодня.

За окнами смеркалось. С моря тяжко задувал ветер, шум и рокот волн все усиливался. С неба иголками сыпалась ледяная изморось.

- Сегодня больше никто не придет, - заявил хозяин, забирая стакан и тарелку  Нипернаади,  - Сейчас закрою ставни и запру двери, чего жечь дорогой керосин!

- Нет, нет, - возразил Нипернаади, борясь со сном. - Яан Вайгупалу будет непременно, этот человек никогда не обманывает. А как запьет — только через неделю остановится. Эх, дьявол, вот у него и размах, и здоровье, а денег!...

- Не верю я в твоего Вайгупалу, - сказал хозяин, - не слыхал я прежде такого имени!

Нипернаади оторвался от печки и скрепя сердце двинулся к двери.

- Зачахнешь ты в этой дыре, - презрительно сказал он. - В тебе нет и капли крови делового человека. Уж лучше тебе стать рыбаком или крестьянином, а то — завтра же топать со мной грузить кругляк. За полный день тебе, конечно, не заплатят, но хоть что-то заработаешь. А пока будешь здесь киснуть, у тебя горб вырастет, да и на пропитание наверняка не хватит.

Он остановился в дверях, будто из боязни выйти на холод.

- Наверняка, - повторил он.

- А когда я однажды забреду сюда снова, - добавил он, - то вместо тебя за стойкой будет белый скелет — это уж точно!

- Иди, иди, - сказал трактирщик, оттесняя его за дверь, - ни к чему мне твои глупые разговоры.

Он вышел, встречь ему ударил ледяной дождь. Придерживая руками пиджак, он пошел вдоль берега, ссутулившийся, убогий, дрожащий. Свернул в лес, отыскал под кустом каннель, придирчиво оглядел, верно, прикидывая, не отнести ли и его хозяину трактира. Но пару раз проведя по холодным струнам, снова упрятал инструмент под куст. Потом сгреб в кучу палые листья и соорудил себе ложе.

Утром проснулся стуча зубами, мокрый, замерзший. Снова побежал в Сирвасте.

В гавани уже суетились люди.  Нипернаади понаблюдал за ними, потом подступил и спросил:

- Работа найдется?

Мужик постарше испытующе оглядел его и отозвался:

- А что, можно попробовать, если не подойдешь, можешь вечером двигать дальше.

Он да не подойдет? Где его напарник? Да вы только поглядите, как он перебрасывает эти бревно ан судно — как пушинки. Да это не работа, а так, забава, детишки и те справились бы. Его подозревают — как будто нет у него сил, желания, сноровки, наконец!

Его напарником оказался молодой и сильный парень по имени Яанус Роог.

- Не пыли, - с укором сказал он  Нипернаади, - сразу видно, что ты не работник. Ты, может, на Чудском с сетями возился, а кругляк грузить не умеешь. Для начала рукавицы надень, возьмись за бревно и как следует на катки поставь, потом подтолкни, и чтобы всегда с одинаковой силой, оно само куда надо скатится. У тебя что, рукавиц нету?

- Дома оставил, - ответил  Нипернаади застенчиво. - Да сейчас еще не холодно.

- Не холодно? - засмеялся Яанус Роог. - Бревна заледенели, а тебе не холодно?

Вечером рабочие разошлись по домам, и  Нипернаади залез на покачивающуюся баржу. Здесь он вместе со сторожем спал у топившейся железной печурки, был доволен и счастлив.

- Эти баржи за границу пойдут? - спросил он.

- Нет, эти гробы не выдержат шторма, - ответил сторож. - На них и в прибрежных-то водах небезопасно.

- Жаль, -  Нипернаади заметно расстроился, - а я бы махнул за границу. Я ведь по профессии матрос, и мне бороздить моря — одно удовольствие. В самом деле, это куда лучше, чем бродить по суше. Ну и, конечно, увлекательно тоже, с бурями бороться дело нешуточное, особенно на посудине вроде этой.

Дни проходили в запарке, работа была не из легких. Несколько барж уже уши нагруженные.

- Здесь работы на несколько месяцев хватит, - прикинул Яанус Роог, - жаль только, что наши люди так суетятся, дело не спорится, когда нет профессиональных рабочих. А тут одни рыбаки да батраки хуторские, эти пылят, гонят, будто на сенокосе или путине. Кругляк надо грузить не спеша, со знанием дела, надо каждое бревнышко сколько раз приподнять да посравнить, прежде чем решить, какое и в каком порядке возьмешь, потом только ставь его на катки. Ни рыбаки, ни батраки так не умеют, они думают, что работа для работы, а не для заработка.

В субботу рабочим заплатили, и Яанус Роог сказал Нипернаади:

- Я тут однажды вечером слышал, как ты на каннеле играешь. Ты что, в самом деле способен к такому занятию? Сегодня могу взять тебя с собой. Я тут неподалеку знаю одну девушку, дочь рыбака, Марет Ваа, они с отцом живут в небольшой избушке.

Эта Марет Ваа девушка что надо и веселая, да уж не про тебя. Ты для нее староват, и одежка твоя совсем износилась. Ты когда последний раз смотрел на свои сапоги? Но со мной-то мог бы пойти, мне было бы веселее с Марет беседовать под твои переборы. А о водке позабочусь я.

Они зашли в трактир, и Яанус Роог купил водки.  Нипернаади забрал у хозяина свои вещицы и сказал:

- Ну, теперь погуляем! Только в этой дыре я и минуты не останусь. Мне  нужен не скупердяй, а трактирщик, чтобы выставлял на стол всю свою выписку и закуску и при этом относился бы к человеку с уважением. Пошли-ка в Ристмяэ, там трактирщик наверняка поумнее. Уж он из-за двух рюмок водки торговаться не станет, когда речь идет о тысячах.

- Хвастун ты, и все, - сердито отозвался хозяин. - Ни пить ты не умеешь, ни деньгами сорить. А придешь еще раз, и рюмки водки за свой ножик и зеркало не получишь. Бахвал несчастный!

- Чтоб я еще раз сюда вернулся? - у  Нипернаади брови на лоб полезли. - Да знаешь ли ты, что скоро я на судах своей тетушки Катарины Йе ухожу за границу, капитаном подрядился. Тетушка хочет сделать из меня приличного человека.

- Нет на нашем берегу никаких Катарин Йе, - возразил хозяин.

- Ах нету?

- Слушай, Яанус, - позвал  Нипернаади через порог. - Трактирщик говорит, что на их берегу нет моей тетки Катарины Йе! Иди-ка растолкуй этому человеку, ошибается он или нет.

Но Яанус был уже далеко и крикнул:

- Сколько еще тебя ждать? Пошли уже, не то я уйду к Марет один!

- Видал, даже Яанус не хочет с тобой, пустельгой, разговаривать.

Он побежал за товарищем, и они направились к рыбацкой лачуге.

- Эта Марет прелестная девушка, - заговорил Яанус. - Глаза у нее зеленые как море, щеки смуглые, волосы черные, а нос с горбинкой, как у вороненка. Ты не подумай ничего дурного, она еще совсем молоденькая, и даже меня, самого красивого парня на этом берегу, не очень-то привечает, дикарка, недотрога и любит бегать в одиночку по лесу, вдоль берега.

Старику с ней одно расстройство: ему бы на старости лет крепкого зятька, да Марет и слышать о том не желает. Так и живут, еле перебиваются, и голодают и холодают. Но сама Марет — загляденье, вчера я ее встретил на берегу и говорю — Марет, завтра приду проведать тебя, так что сиди дома и жди!

Лачуга Симона Ваа сиротливо стояла на высоком берегу, маленькая, приземистая, малюсенькое оконце, словно лампада, глядело в сторону моря. Вокруг бесновался и выл ветер, и крохотное жилище как бы съежилось в страхе перед холодом и бурей. Низкая дверь держалась на петлях из прутьев, две малюсенькие комнаты напоминали ракушки. Светлые доски пола совсем недавно скребли, и они еще не просохли.

- Привет Симону Ваа! - сказал Яанус, входя в комнату. - До чего же у тебя жилье неказистое, вхожу и боюсь, что задену головой потолок и опрокину всю твою обитель. И чего это ты строил ее такую теснющую?! Гляди, сегодня я даже приятеля привел, он с Чудского озера, знает, как сети ставить, и на каннеле играет. А вообще человек совсем бедный, бездольный, сапоги, вон, каши просят. Как в гавани работа кончится, не знаю, что и делать будет.