Собиратель Сухоруков (СИ) - Кленин Василий

Приказав командирам проверить готовность всех воинов к бою, я пошел к стене. Вражеский дозор был на месте: не менее трех двадцаток мичуаке (прицепилось к языку презрительное прозвище пурепеча, которое я подхватил в Уэтамо). Со времен нашей последней атаки они стали осторожнее. Что творилось в основном лагере, в самом Излучном – со стены нельзя было ни рассмотреть, ни услышать. А по нашему плану, «купчиха» Цитлалли уже давно должна была занести дезу в уши мальчишки-орла и его подручных. Я невольно начал грызть ногти на левой руке. Как же тяжело томиться ожиданием! Просто ждать и не иметь ни малейшей возможности повлиять на ход событий. Хоть бы, какой-то намек…

Сына Обезьяны привели ко мне ближе к вечеру. И я по горящим глазам советника понял: сработало!

– Уплыли, Большой Человек! – радостно прошептал безрод. – Как солнце за полдень перевалило, так и ушли на север! Многие и многие лодки!

– Сколько людей?

– Не знаю точно, – пожал плечами Сын Обезьяны. – Я сразу поспешил сюда, едва их заметил. Но точно больше сотни.

Я оглянулся. Дозорный отряд пурепеча оставался на месте. Лысые островитяне и перьеволосые кенги вели себя, как ни в чем не бывало, старательно скрывая произошедшие в лагере перемены. Но войско врага разделилось! Часть ушла минимум на два дня: вряд ли рыбоеды раньше убедятся, что никаких теночков не существует. А, может, они доплывут до самого Чурумуко. Жаль, неизвестно, сколько врагов уплыло. Хотя… Да пофиг! Будем бить, невзирая на количество! Это наш единственный шанс, и мы его не упустим.

– Общий сбор, – негромко скомандовал я золотым; и тут же добавил. – Только не трубить! Пройдите по Аграбе и соберите всех на площадке.

Пока войско собиралось, я нашел Мясо.

– Дружище, бери людей и иди в хранилище. Доставайте всю еду, что осталась, возьмите ту, что мы привезли – и готовьте хороший ужин! Сегодня мы наедимся вволю. А завтра либо у нас будет новая еда… либо она нам вообще не понадобится.

Горец посмотрел на меня укоризненно, но ничего не сказал, а только кивнул. И пошел к алладиновой пещере.

– И еще достань ткань! Всю, что осталась! – крикнул я ему вдогонку.

Ннака только обреченно махнул рукой, даже не оборачиваясь. А меня уже ждали воины. Я смотрел на десятки усталых, измученных лиц – и вдруг улыбнулся. Невероятный покой накрыл меня. Теперь, когда всё ясно, когда нечего ждать и нечего бояться – мне стало удивительно хорошо!

– Мои воины, – негромко сказал я. – Мои собратья. Мы долго ждали, долго страдали и мучились. Но совсем скоро это всё закончится. Совсем скоро наша земля станет свободной, а подлые пурепеча, пришедшие на нашу землю, сдохнут. Их солнечный бог уже почти ушел под землю, а, когда он вновь поднимется над горизонтом – то застанет лишь обескровленные тела рыбоедов. Мы омоем их кровью нашу землю – и она очистится! Их бог будет далеко от них, а вот великий Золотой Змей Земли – будет с нами! Мы твердо стоим обеими ногами на нашей земле, и сила ее всегда в нас! Знайте, собратья – Змей даст нам победу! Змей с нами!

Всё-таки под конец речи я уже почти кричал. Я изливал на оба моих воинства свой покой, дарил им уверенность. Видел, как округляются от удивления глаза черных и золотых… А потом вспыхивают злой радостью! Радости предвкушения скорой мести!

– Скоро будет ужин: ешьте вволю! Ни в чем себе не отказывайте! Ешьте, пейте, веселитесь! А после – сразу спать! Снимите почти все дозоры – сегодня на нас никто не нападет. Пусть лишь несколько воинов останутся на стене, чтобы сторожащие нас пурепеча ничего не заподозрили. Спите крепко! В тот самый час, когда их бог будет максимально далеко от своего народа, мы встанем, возьмем в руки оружие и вырежем их поганые сердца!

Дружный рев полутора сотен глоток был мне ответом. Я заметил краем глаза, как к общим крикам присоединились и куитлатеки, стоявшие чуть в стороне. Улыбаются хищно – предвкушают кровь рыбоедов.

«Пир» (насколько его возможно было сделать из остатков еды) затянулся, но мы с генералами поскорее разогнали народ по циновкам. А вот я категорически не мог заснуть. Да и не хотелось спать. Кровь кипела, адреналин по-хорошему жег сердце. Я бродил вдоль стены, обдумывая последние детали нападения.

Четлане, как и другие окрестные племена обожали ночные набеги. Подкрасться, украсть что-нибудь, ухватить молоденькую девчонку, может быть, даже убить в ночной тиши кровника – наша молодежь это активно практиковала. Как и горцы-оцколи. Но вот воевать ночью – такого здесь не ведали. И понятно почему: ночным боем практически невозможно управлять. Воин не видит толком, кого бить, куда наступать. Банально, не видно земли, на которой воюешь. А в условиях гор это очень опасно, легко навредить себе гораздо больше, чем противнику.

Для моих воинов ночное нападение было в диковинку. Надеюсь, что для пурепеча – тоже. По крайней мере, они ни разу не попытались провернуть такой трюк.

Собственно, я тоже не собираюсь идти на врага глухой ночью. Тем более, что небо еще с обеда затянули тучи, и луна себя никак не проявляла. Ломать ноги в полной темноте я не готов, равно как и полностью лишиться управления войском. Нас слишком мало осталось, чтобы подвергаться такому риску.

…До рассвета оставалось, примерно, два часа, когда я снял стражу с постов и велел тихонько будить всех воинов.

Глава 25. Давай-ка дальше сам

Следуя еще вечерним приказам, воины молча вооружались и стягивались к берегу водохранилища. Даже в этот ночной час за стеной кто-то из врагов мог наблюдать, и я решил не рисковать. Вниз спустили несколько веревок, воины по одному, тихо, без брызг спускались в холодную ночную воду, осторожно переползали через дамбу и по камням спускались на дно оврага ниже водохранилища. Всем был дан строгий приказ: молчать. Мы, конечно, находились далеко от чужих ушей, но шепот сотни-другой человек может перерасти в приличный шум.

Когда почти полсотни бойцов оказались внизу, переправились и я с генералами. Войско потихоньку накапливалась под самой дамбой, а я с тревогой прислушивался, обернувшись на запад. Огромная доля успеха зависела от фактора внезапности. Если нас зажмут в овраге – это будет конец.

Более часа ушло на то, чтобы собрались все. Я внимательно оглядел войско. Последние наши силы. Около семидесяти золотых. Четыре двадцатки черных (процентов на семьдесят состоящие из малообученных ополченцев). Четырнадцать «волонтеров»-куитлатеков. И еще почти три десятка добровольцев из «штатских» (последние мужские резервы Аграбы). Даже несколько раненых воинов (из ходячих) присоединились к ночной атаке. Об этом еще вчера вечером мне заявил Муравей. Стоит, на копьё опираясь, потому что густо забинтованная голова плохо различает, где верх, где низ – и заявляет, что пойдет с нами. Я на него наорал, велел лежать и выздоравливать, но парень твердо стоял на своем. На ногах плохо получалось, а вот на своем – тверже некуда.

– Мы сзади пойдем. Будем вязать пленных, помогать нашим раненым, – Аскуатла глянул мне не в глаза, а в самую душу, и добавил. – Мы в любом случае разделим твою участь, владыка. Либо победу, либо смерть.

Ну, что тут скажешь…

Двести человек. Без малого. Вот и всё, что у меня есть. Обученных воинов среди них хорошо, если половина наберется. А врагов? Да без понятия, сколько их там. Будем их кромсать, сколько бы ни было. Наш расчет: на внезапность и на то, что будем бить по частям.

Я слегка отошел от толпы и поднял руку в знак внимания. Затем вынул из-за пояса лоскут белой тряпки. Вечером, Ннака выдал такой каждому воину. Бойцы достали свои «портянки» и повязали ими головы. Именно так мы и будем узнавать своих ночью. Даже в кромешной темноте каньона белые повязки можно было рассмотреть. Двое золотых помогли мне повязать свой лоскут. А также присобачили щит на хитрой ременной «упряжи» к правой руке. В левой я уже держал тот самый бронзовый топорик, заменивший прежнюю боевую кирку.

Дважды глухо стукнув деревянной ручкой по ранту, я дал команду выдвигаться. Шли гуськом, в две узкие колонны: золотые – справа от жиденькой струйки ручья, все остальные – слева. Шли медленно, тщательно ощупывая ногой камни, прежде чем наступить. На полторы сотни шагов ушло, наверное, полчаса. После этого я уперся в пирамидку из камней, которую ночью сложил Сын Обезьяны.