Тень Дракона - Александр Золотько

– Для всех посторонних – да. А для твоих работодателей? Или лучше называть их дрессировщиками?

– Называй их как хочешь…

– Тогда – дрессировщиками. Как ты думаешь, если вдруг станет известно, что ты подрабатываешь еще и наемным киллером.

– При чем здесь киллер?

– Ты не торопись. Не нужно. Я же сказал, если не хватит правды – я буду использовать ложь. По моим сведениям, за период с Нового года по август, до нашей с тобой драки, в городе случилось три громких нераскрытых убийства, и четыре случая могут трактоваться и как убийства в том числе. Ты можешь доказать, что не делал этого? Можешь? А это уже не тихий промысел, не удовлетворение своих потребностей в чистой энергии. Это работа на других хозяев. Это прямая угроза бизнесу, приносящему хорошие деньги. Если я все это сведу воедино и обнародую, как полагаешь, во что-нибудь поверят? Твои дрессировщики. Не исключаю, что они решат все разом закончить, выбросить все, не отделяя зерна от плевел.

– А ты не исключаешь, что все это может стоить слишком дорого? – вкрадчивым голосом спросил Дракон.

– Мне?

– Нет. Всем вам.

– Нам – это кому?

– Людям.

– Тебе не кажется, что этот разговор у нас уже был? Не кажется? Это, значит, у меня дежа вю. Ложная память. Ты уже не сможешь мне ничего сделать. Убивать людей? Ерунда. Я потерплю. Не так много времени пройдет, прежде чем до тебя доберутся твои дрессировщики.

– А если не доберутся?

– Без их помощи ты не продержишься долго. Рано или поздно…

– Скорее поздно, – сказал Дракон. – Поздно для всех вас. И для тебя.

– Не думаю.

– И не надо, – голос Дракона окреп, стал увереннее.

Шатов почувствовал, что теряет инициативу, что разговор выходит из-под его контроля. Не нужно было давить так сильно. Дракон теперь…

– Ты что-то сказал о средствах борьбы со мной… Но ты еще не столкнулся и с половиной моих средств. Вы устроили свой мир так, что мне даже не нужно будет уничтожать тебя своими руками. Деньги, страх, ненависть – тебя может убить любое из этих проявлений вашего мира. Это я безумен? Ошибаешься. Это ваш мир безумен. И чтобы в вашем мире выжить, нужно ненавидеть этот мир. Каждую его частицу, каждое существо из этого мира. А ты пытаешься его любить, Шатов. Давай попробуем. Да, ты можешь обнародовать свои измышления. Не исключено, что в них поверят. Но это не будет финалом. Это будет началом ада для тебя. Ты разве не слышал, что Драконы умеют оживлять свои тени? Не слышал? А чтобы наш спор сделать интереснее, я продиктую тебе номер моего телефона. Сразу предупреждаю, это не мой основной телефон, если вы его выключите, я все равно смогу с тобой созваниваться, а ты такую возможность потеряешь. Записывай.

Шатов автоматически взял ручку, лист бумаги. Записал.

– А теперь, – сказал Дракон, – добро пожаловать в мир теней.

Ты хотел сразиться, спросил себя Шатов. Пожалуйста. Начинай. Только почему у тебя не особо счастливое выражение лица? Что-то пошло не так. А чего ты хотел, Женя Шатов, возомнивший себя охотником на драконов?

Ты думал, что он так испугается, что… А что? Бросит все и убежит? Или испугается настолько, что покончит с собой.

Да, он испугался. Но от страха он не ослабел. Он стал еще опаснее. И он…

– Напрасно ты это, Шатов, – прозвучало за спиной.

Шатов резко обернулся. Хорунжий.

Шатов медленно встал со стула.

– Чего там, сиди, – махнул рукой Хорунжий.

За его спиной маячил незнакомый парень крепкого вида.

– Сиди, Шатов, и я с тобой посижу, – Хорунжий взял стул, стоявший возле двери, и поставил его посреди комнаты.

Шатов сел на свой стул и молча посмотрел на Хорунжего. Те же и Хорунжий. Действие третье. Или четвертое. Все, как положено. Стоило ему предпринять самостоятельные шаги, как появился добрый дядя, опекавший его все время. И, похоже, собрался напомнить о долге. И не исключено, что о Вите, которая отдыхает где-то на море за границей. В полной их власти.

Спокойно. Еще ничего не произошло.

Хорунжий потер переносицу, тяжело вздохнул.

– Напрасно ты это сделал… – Хорунжий осуждающе покачал головой.

– Подслушивали? – удивляясь своему спокойствию, спросил Шатов.

– Естественно.

– И чем недовольны?

– Ты мог вначале посоветоваться? – устало спросил Хорунжий.

– А вы мне разрешили бы действовать?

– Конечно, нет.

– Хотя бы честно… – признал Шатов. – А почему?

– Ты хочешь уничтожить Дракона?

– Да.

– Любыми средствами?

– Ты слышал мой с ним разговор.

– Слышал.

– Вы что, все знали с самого начала?

– Нет. Можешь гордиться, наших аналитиков ты обошел.

– Ваших аналитиков, – саркастически засмеялся Шатов, – у уголовников появились аналитики.

– Представь себе – да. Появились. Но мы – не уголовники.

– Но не можете сказать мне, кто вы такие, – утвердительно произнес Шатов.

– Не можем.

– Но вы и не официальные органы…

– Давай, не будем об органах. Лучше давай поговорим о том, что мне теперь делать.

– Со мной?

– И с тобой тоже.

– У вас на Дракона другие планы?

– У нас на Дракона масса разных планов. И среди них нет ни одного, связанного с его похоронами, – Шатов энергично развел руками, стул под ним скрипнул.

– Осторожнее, стул хлипкий.

– Спасибо за предупреждение. Нам не нужен Дракон как таковой, – сказал Хорунжий. – Он нам нужен как возможность выхода через него наверх.

– Так вы все-таки знали, что за Драконом кто-то стоит.

– Мы не верим в существование всемогущих одиночек, вот в чем проблема, – покачал еще раз головой Хорунжий. – Принципиально не верим.

Естественно, они не верят. Они сами – организация. И им унизительно и совершенно непонятно, как может одиночка противостоять целой системе. И они такого не допускают. Они делают все, чтобы система всегда побеждала. И за каждым отдельным случаем им мерещится призрак другой системы, зловещей, мощной и враждебной.

Они все просыпаются среди ночи с криком, представив себе, что такая система вдруг возникнет, что найдется организация, которую они проморгали.

Шатов усмехнулся.

– И, между прочим, ничего смешного здесь нет, – сказал Хорунжий. – Мы планировали, что Дракон рано или поздно окончательно съедет крышей и пойдет на тебя в лоб. А тут мы его и примем.

– А теперь?

– А теперь он на тебя сам не полезет. Теперь он начнет заваливать тебя разными тяжелыми предметами.

– Можно конкретнее?

– Можно. Сколько у нас сейчас стоит заказать человека?

– Это вам виднее, это вы контролируете уголовников.

– Не контролируем, а пытаемся регулировать. И это большая разница. Очень большая. Мы, например, тоже не смогли выяснить, кто заказал одного из трех убитых, и двух из четырех, погибших в результате несчастных случаев. Из той подборки, которую ты получил через Вику.

– А трех, значит, выявили, но до широкой общественности не донесли? – констатировал Шатов.

– До тех, кого это касалось, информация дошла.

– Остальные обойдутся…

– Естественно. Обошлись.

– И вы планировали, что Дракон вам скажет все?

– Мы планировали, что сможем найти средства убедить его сказать все.

– А при чем здесь заказ на человека?

– А при том, что Дракону теперь вовсе не обязательно лично убивать тебя. Он может заплатить денежку, и тебя убьют.

Шатов засмеялся.

– С удовольствием поддержал бы тебя, но не вижу причин хохотать, – немного обиженно произнес Хорунжий.

– Но вы же контролирует, пардон, регулируете эту сферу общественной жизни. Как только вы узнаете, что меня заказали, то…

– То ничего не сможем сделать. Совершенно. Нас не существует. В наши планы вовсе не входит, чтобы о нас говорили все подряд. А если мы задавим одного-двух желающих на тебе заработать, то Дракон поймет сам и проинформирует своих хозяев.

– Дрессировщиков, – поправил Шатов.

– Пошел ты, со своими фигурами речи, милый фраер.

– Сочувствую. Теперь же все будет выглядеть так: вы мне заломите руки за спину, увезете к черту на кулички, ибо мне теперь нельзя попасть в руки Дракона.

– Дурак, тебе и раньше нельзя было попадать в его руки.

– Тогда что?

– Если ты не осуществишь свою угрозу по отношению к Дракону, то он поймет, что тебя кто-то отговорил. И почует опасность…

– Какую, к черту, опасность! Его и так все пытаются поймать.

– Пытаются, но о них он знает, а о нас – нет. И, между прочим, сделанная нами ставка на тебя, сработала.

– На меня еще менты поставили…

Хорунжий словно и не услышал этого замечания. Хорунжий думал, на лице его явно проступала напряженная работа мысли.