Двойня для генерального - Кэти Свит

— Эх, — вздыхает.

— Что случилось? — интересуюсь. Ведь явно для чего-то им нужен Илларионов. Неспроста интерес к его скромной персоне с самого раннего утра. Ой, неспроста.

— Мам, — Маруся садится на кровать. Смотрит на меня серьёзно, как никогда. — А можно выбрать папу? — вопрос хлеще, чем удар под дых.

— Это как? — удивляюсь. Радуюсь, что голос не дрожит.

— Можно, дядя Матвей будет нашим папой? — тихо произносит Денис. В его глазах плещется надежда.

— Мы его хотим попросить, — встревает Маруся. — Как думаешь, он согласится?

— Согласится, — отвечаю своей детворе. — Он будет очень счастлив, — с трудом проглатываю ком в горле. А он, зараза, так там и стоит.

Вчера детки весь день потратили на изучение своих комнат, новых игрушек, до самого вечера их было не видно и не слышно. Маруська даже забыла об инциденте в машине! А это уже кое-что.

Матвей, думаю, ещё долго его не забудет. Как и машина, которую несчастный водитель повез на автомойку. Салон будет крайне рад предстоящей химчистке.

Сегодняшний день мы решили провести все вместе, но и тут Матвей преподнёс нам сюрприз. Сразу после завтрака к Денису приехал футбольный тренер, который занял его до обеда. А ближе к вечеру привезли двух лошадей.

Восторг Маруси не описать.

Дети нагулялись, наигрались и вечером едва донесли себя до кроватей. Засыпали чуть ли не на ходу. Я прочитала им сказку, поцеловала и отправилась заниматься своими делами. Личная жизнь, личной жизнью, а вот работу никто не отменял.

Заканчиваю разгребать завал лишь к часу ночию. Устала до ужаса, но ложиться спать не хочу. Нужно дождаться хозяина дома.

Спускаюсь вниз, выхожу на улицу. Наслаждаюсь спокойствием и тишиной.

Полулежу на шезлонге на улице, смотрю на ровную водную гладь бассейна, ни о чем не думаю. Впервые за долгое время позволяю себе расслабиться и отдохнуть.

Надо мной бескрайнее темное небо, усеянное россыпью звезд. Оно прекрасно и беспечно, глаз не отвести! Стоит поднять голову и посмотреть наверх, как мыслями тут же уносишься в воспоминания. Что я и делаю, пока меня никто не тревожит.

Матвея до сих пор нет. Он написал, что задерживается и попросил не уезжать. А я ведь хотела. Даже вещи собрала.

Потом посидела, подумала и решила остаться. Ради детей.

— Вот ты где, — за спиной раздается знакомый до боли голос. Оборачиваюсь. — Привет, — на соседний со мной шезлонг садится Илларионов.

Мужчина едва стоит на ногах, веки полуопущены, костюм помят. Видно, что Матвей устал до невозможности. Ему срочно требуется отдых.

— Это тебе, — протягивает мне сложенный пополам листок. Нехотя принимаю, подозрительно кошусь на него. — Прости. Цветы купить не успел, — произносит будничным тоном. Словно его об этом просили! Пфф.

Мужчина откидывается назад, ерошит волосы, закрывает глаза. Руки лежат вдоль тела, ноги выпрямлены. Грудь мирно ходит вверх-вниз. Дыхание слишком спокойное для бодрствующего человека.

— Думаю, это лучше букета, — говорит чуть ли ни под нос себе. Так тихо.

Замолкает. Я тоже молчу. Кручу в руках лист и не решаюсь его открыть.

Бумага жжёт пальцы, словно её посыпали самым жгучим на свете перцем. Нетерпение зашкаливает, волнение в душе унять не могу. Но я по-прежнему сижу и смотрю на сложенный листок. Как робот.

Илларионов своим странным действием окончательно ввёл меня в ступор.

— Что там? — спрашиваю с сомнением.

— Открывай, — говорит тихо. Всё же Матвей не спит, он в полудрёме. — Не укусит, не переживай, — слегка ухмыляется. Я по-прежнему не решаюсь. Страшно.

— И всё же, — продолжаю настаивать на своём.

— Считай, сюрприз, — открывает веки, с трудом фокусирует взгляд. Мда… Никогда ещё я не видела Илларионова настолько уставшим.

— Я с некоторых пор ненавижу сюрпризы, — отвечаю смотря ему прямо в глаза. — Последние шесть лет.

— Этот тебе понравится, — убеждает. Делает вид, что моя колкость его не задела. — Поверь.

— Ну ладно, — произношу уже другим тоном. Щурю глаза. — Попробую, — собираюсь с мыслями. Фиг знает, что там! — Но учти, если мне не понравится…

— То ты больше никогда мне не поверишь, — озвучивает вслух то, что я хотела сказать.

— Именно! — подтверждаю. Вижу, как лукавая улыбка расползается у Илларионова на губах.

— Понравится, — опять начинает засыпать. — Я в этом уверен.

Открываю лист. Читаю. И не могу поверить глазам! Матвей сделал то, что я считала совсем невозможным!

Любой бы пальцем покрутил у виска! Совершенно любой! Никто бы даже браться не стал, не то, что поверить! Перечитываю ещё раз. Потом ещё. И ещё.

— Этого не может быть, — шепчу.

— Это правда, — утверждает. — Я всё проверил.

Подскакиваю с места, бросаюсь к нему на шею.

— Спасибо! — шепчу. Эмоции переполняют.

Слезы от счастья и облегчения льются из глаз, забирают с собой весь пережитый страх и горе.

Нет! Я не дочь Апрельского! Я папина дочь. Зайцева самая настоящая!!

— Но…Как?? — не понимаю. Каша в голове. — Как такое вообще возможно?!!

— Сделай мне кофе, тогда расскажу, — просит меня. — Я еле сижу.

— Лежишь, — поправляю его.

— Лежу, — ухмыляется. — Так кофе сделаешь? — приоткрывает один глаз.

— Пойдём, — поднимаюсь с шезлонга. Зову за собой.

Приходим на кухню, Матвей садится на стул. Хорошо, что это не табуретка! Иначе бы упал.

Мне с какой-то стороны даже стыдно его в таком состоянии мучить расспросами, но я сама понимаю, что до утра не дотяну.

Быстро, насколько это возможно в масштабах трёхметровой кухни, нахожу турку и молотый кофе. Варю крепкий ароматный напиток,