Колдуны - Адам Нэвилл

только не моя малышка». Он не может избавиться от ужасного водоворота в собственных мозгах. Обхватив себя руками и склонив голову, Том не шевелится. Ни крики, ни слезы не ослабляют напряжение. Пораженный ужасом, Том безучастен. Его напуганные мысли в панике мечутся в своем стойле. Хочется пробить голову чем-нибудь острым и выпустить их. Возможно, это отвлечет от мучительных страданий по поводу собственного существования, когда его малышка борется за жизнь.

«Это на твоей совести. Тупой ублюдок!»

Том представляет лицо Грейси таким, каким оно было. И у него снова перехватывает дыхание. Мысли туманятся, в голове стирается все, кроме воспоминания о живых зеленых глазах дочки.

«Глаз».

Они могут ее спасти. Эти маги. Колдуны. Они могут все исправить. Их магия – это шантаж. Они могут снять проклятие, которое сами наложили!

Том у их двери. Руки стучат точно молотки. Ладони бьют по дереву снова и снова, заглушая горе.

– Пожалуйста! Пожалуйста!

Наконец, его руки проносятся по пустоте. Дверь открыта.

Том поднимает взгляд и видит ее, Медею, чье наполовину освещенное лицо искажает жуткая, торжествующая усмешка. На тощем теле висит белая ночная рубашка.

Том падает перед каргой на колени.

– Она потеряла столько крови. Ее глаз! Проклятие. Убери его. Я умоляю вас. Деньги, все деньги. Все, что у нас есть. Это ваше. Мы уйдем. Уедем. Мы уйдем. Пожалуйста. Только не моя малышка. Не моя Грейси. Нет. Нет. Как вы могли? Ребенка?

Том резко обрывает свои рыданья и мольбы. Он потрясен ухмылкой, которая расплывается на лице Медеи и освещает ее полные злобы глаза. Безгубый рот обрамляет сероватые квадратные зубы.

– Глаз за деревья.

Ошарашенный и потрясенный нечеловеческой бессердечностью, Том вскидывает голову выше, но не может придумать, что ответить.

– И кто же теперь в заднице? – шепчет Медея так сдавленно, что ее слова вырываются с шипением.

Раздается слабый скрип петель, и дверь захлопывается перед носом Тома.

44

Удар, удар, удар в дверь черного хода.

Со стороны темного сада шишковатая голова, покрытая рыжеватой шерстью и грязью, толкает стекло в нижней половине двери. Жуткая морда и пара розовых глаз на мгновение приближаются, а затем исчезают, когда существо встает на задние лапы.

Щетинистое брюхо проходится по стеклу, обнажая множество морщинистых бугорков. Они окружают две пухлые человеческие груди. Молоко у свиньи черное.

Том отворачивается, его крик зреет, как чих, который никак не может вырваться наружу. И тут же сталкивается со вторым незваным гостем, чье ужасное лицо ухмыляется уже в доме.

Покрытый всклокоченной белой шерстью жилистый ужас, покачиваясь, стоит на двух ногах перед сломанной плитой, его бурые когти царапают линолеум. От бугристой морды доносится тихое ржание.

Они – люди. Они – животные.

– Отвернись. Не смотри на них, – говорит Том Грейси. Дочка в школьной форме стоит у кухонного стола. Позади нее, там, где когда-то был холл, уходит в небытие черная бездна с мокрыми кирпичными стенами. Внутри нее бьет копытами страшное существо.

Том пытается обнять дочку и защитить ее от вида хрюкающей твари у кухонной двери и от той, что копошится на кухне, но не может дотянуться до малышки. Онемевшие ноги успевают сделать лишь один шаг, прежде чем их парализует.

Том смотрит вниз и видит, что пола почти нет. В щелях между оголенными балками ползают высохшие кошки.

Без глаз Грейси все равно не может увидеть своего папу. И мама ей ничем не поможет. Фиона появляется в своем лучшем платье и на самых высоких каблуках, она никогда не выглядела красивее. С порога посылает воздушный поцелуй дочке и говорит:

– Когда я вернусь, мы спустимся вместе. Это как пижамная вечеринка. В пещере. И мы больше не выйдем. Это так интересно. У тебя будут новые мамы и папы, и у одного из них длинный хвост.

Задняя дверь со щелчком открывается.

Свинья на четвереньках вбегает в дом, наполняя воздух запахом пропитанной мочой соломы и жирного свежего помета.

Кряхтя и визжа, визитеры обступают Тома. Ему остается лишь дрожать перед пустыми глазницами дочки. Грейси смеется.

Выцветшие зубы рвут его плоть. Два пальца ломаются в горячей пасти свиньи, как хлебные палочки.

И тут к Тому возвращается способность кричать.

* * *

Ритмичный стук. Снаружи. По ту сторону закрытых глаз и отрешенного разума. Тук-тук-тук. Звук медленно выводит его из жуткого сна.

Том выныривает из тягучего видения. Последнее воспоминание об аде, который он пережил, – это мокрые кости на кухне, превращенной в бойню. Но хватка сновидения, к счастью, слабеет. Всепоглощающая тоска кошмара и острое ощущение боли отступают, когда он вздрагивает в полудреме.

Его веки разлепляются, на лице следы порожденной ужасом соли. Том смутно осознает, что находится в спальне.

Голый по пояс, грязный и истощенный, он один полулежит на кровати. Мокрые простыни клеймами отпечатались на его лице.

В замешательстве Том вспоминает, как зашел в спальню и напился ромом. А потом… Потом завернул череп, кошку и бутылку в газеты, сложил в пакеты и бросил в багажник своей машины. Затем поднялся наверх. Позвонил Фионе. Дважды. Ответа не было, и ему никто не перезванивал.

Должно быть, после он отключился.

Сейчас снаружи раздается скрежет острых когтей по кирпичу – что-то карабкается по стене. Мимо окна проносится тень, направляясь на крышу. Нога случайно ударяется в окно, и раздается звон кости о стекло.

Внизу отчаянно дергают ручку двери черного хода.

Том глядит в потолок. Над ним раздается топот по крыше, словно какое-то животное бегает взад и вперед, пытаясь проникнуть внутрь. Черепица срывается и соскальзывает вниз, и только отдаленный грохот во внутреннем дворике полностью погружает Тома в его мысли.

«Сколько сейчас времени?»

Вопль свиньи. Снаружи чудовище визжит от ярости. Старая ручка кухонной двери дребезжит, бьет вниз, скрипит вверх. Вверх и вниз, вверх и вниз.

Кожа сжимает череп Тома резиновой шапочкой. Том перекатывается по кровати на половину жены, чтобы оказаться подальше от окна. Сбивает с тумбочки пустую бутылку рома, та катится, падает, ударяется об пол.

Тварь на крыше прочищает нос, затем издает сухой кашель, который вскоре перерастает в визг – совершенно человеческий по тону, как кажется Тому.

Он встает с кровати, но его ведет, качает из стороны в сторону, пока плечо не упирается в стену. Том все еще пьян и помнит, как прикончил половину бутылки. Яростно моргая, чтобы избавиться от невнятицы вязкого кошмара, он подходит к открытой двери и выходит на лестничную площадку. Прислушивается, покачиваясь. Хватает с верстака молоток.

Бам! По двери внизу. Тяжелое тело бьется