Путь серебра - Елизавета Алексеевна Дворецкая

с тревожной новостью: вверх по реке идет несметное войско не то славян, не то русов, которые вроде бы ходили войной на Итиль, но были там разбиты и повернули назад. Родичи, жившие ниже по реке, послали его предупредить Сартая, местного старейшину-бия. Говорили, что русов тридцать тысяч перебили на переволоке, но тысяч пять сумели уйти и теперь движутся на Булгар.

Купцы пришли в ужас, который не стал меньше от путаницы. Так перебили русов на переволоке или они идут сюда? Или перебили, но недостаточно?

– Надо вернуться, пока не поздно! – заволновался Енбулат. – Только сумасшедший пойдет им навстречу!

– Вернемся, скорее! – поддержал его Юлгуш. – Если мы их встретим, я за нашу жизнь не дам и свиного уха, бир Тэнгри![18]

– Да уж не знаю, умно ли это! – пытался отговорить их Мамалай. Про себя-то он знал, что совсем не умно. – А если они настигнут нас на реке? Юл здесь единственная дорога, ни им, ни нам некуда свернуть. У нас тяжелый груз и мало людей, а у них целое войско – большие суда, сильные гребцы! Если они нас догонят… можно не стараться, а просто подождать их здесь.

– Ну а что же ты предлагаешь, чмок твою бабку! – Юлгуш, молодой, но уже полный, явно струхнул. – Куда нам деваться?

– Нам нужно уйти с реки! Русы идут по реке, но на берег не высаживаются, только ночуют. Надо найти приют где-то в яле[19], куда они не зайдут, и спрятать свои лодки. Даже если они найдут лодки – в задницу осла их, купим новые. Но подальше от берега и мы, и люди, и товары будем в безопасности.

– Нельзя быть в безопасности, когда такая беда. Ты делай что хочешь, а я возвращаюсь! Если кто-то нас и спасет, то разве что сам Алмас-кан!

– Юглуш, не глупи! – убеждал его Мамалай. – Я старше вас, слушайте меня! Я бывал и не в таких переделках и вот, как видишь, жив, и здоров, и при товаре. Надо сохранять присутствие духа и в опасности, и тогда ничего тебе не повредит, бир Тэнгри!

– Ты старик, тебе и так недолго осталось! – огрызнулся Енбулат. Он был старше Юлгуша, но и на его лице черной тучей лежала озабоченность. – Тебе, может, уже шестьдесят, что тебе терять?

– Мне не шестьдесят… а скорее сорок, но довольно много, – поправил Мамалай.

Он сам не знал, сколько ему лет, а по загорелому морщинистому лицу ему можно было дать любой возраст между четырьмя и шестью десятками.

– Но, кроме лет, у меня еще есть мой товар, и его я точно не хочу терять. Поверьте мне – найти приют в яле будет самым безопасным! А когда русы пройдут, мы через день-другой тронемся своей дорогой и прибудем куда надо, даже не потеряв времени. Чего вы добьетесь своим бегством? Так и будете гнать, налегая на весла, обратно до самого Булгара, не зная отдыха, слушая, не плещут ли позади весла саклабов!

Два его товарища переглянулись. Мысль о бегстве длиной в десять или двенадцать дней их не прельщала, но…

– Я не останусь здесь! – опять заблажил Юлгуш. – Чмок твою бабку! Оставайся, старик, если ты такой смелый, а мы расскажем твоим родным, что ты пал в битве, словно сам Чемень-паттар!

– Ступай к своей мамаше! – сорвался Мамалай. – Пока борода не поседеет, ум не придет! Такому трусу нельзя быть купцом!

– Гадил я на твою бороду… – бурчал себе под нос обиженный, но непреклонный Юлгуш, пока его люди спешно мыли котел после ужина и собирали пожитки.

Ни уговоры, ни попреки не помогли: едва дав людям поесть и чуть отдохнуть, Енбулат и Юлгуш подняли их среди ночи, едва стало возможно разглядеть хоть что-то, и увели свои лодьи обратно вверх по Юлу. Мамалай не суетился. Как рассвело, он отправил человека в ближайшее село, где правил Сартай, – оттуда к ним приходили вечером посмотреть товар и предложить обмен, – и попросил прислать ему повозку с волом.

Три своих лодьи он спрятал в затоне, среди старых ив и топляка – там их никто не найдет. Короба с кузнечным товаром, резной костью из Булгара, железные и медные котлы, уже полученные на обмен бочонки меда погрузили на повозку и увезли. В селе Мамалай легко нанял себе дом – такую же, как все тут, глинобитную круглую хижину под тростниковой крышей. Из-за бедности многие из буртасов, как и булгар, и хазар, давно осели на земле и занялись выращиванием пшеницы, проса, ячменя. Только знатные люди, имевшие много скота, каждое лето оправлялись на кочевья. Но жилища бедняки и сейчас строили себе круглые, как ёрту, только этим глиняным ёрту не суждено было хоть раз оторваться от земли и двинуться в странствие по вольным степям…

Переезд совершился еще утром, а уже к полудню Мамалай понял, что бежал от дыма, да попал в огонь. Сартай раньше его получил новость о приближении русов и уже сговорился со своим родичем из соседнего села, Амбаем, собрать дружину и напасть, чтобы отбить у русов часть добычи. Целый день носились туда-сюда верховые вестники, все мужчины в селе точили копья, готовили стрелы. Мамалай сбыл чуть не весь свой запас стрел: у него просили в долг, обещая отдать с добычи, но на это он не соглашался – вернется ли должник живым? – и ему несли одежду и припасы. Один даже дочь предложил оставить в залог. Эта девка, Арвика, и рассказала, что услышала, пока мужчины обсуждали дело. Оказывается, эти русы два, не то три лета грабили за морем Ширван, Гурган, Табаристан и везли огромную добычу в серебре и золоте, но хакан-бек Аарон отказался пропускать их по Итилю и напал на них. Русов перебили великое множество, но кое-кто ушел. Однако добыча при них осталась, и тот, кто не побоится на них напасть, и разбогатеет, и прославится, и будет угоден хакан-беку как его верный слуга. Последнее не всем нравилось: буртасы хоть и платили дань хазарам, жаждали от нее избавиться.

– В задницу осла! – Мамалай хлопнул себя по коленям. – Да сколько же людей у этого вашего Сартая? Или он не боится, что русы разобьют его и по вашим следам придут сюда?

– Отец говорит, что Сартай и Амбай могут собрать человек двести или больше. А русы никогда не выходят на берег. Они ни разу не останавливались от того дня, когда воины хакан-бека разбили их близ города Итиля. Они бегут и по сторонам не оглядываются.

– Куда это они бегут? В Булгар, выходит? Чего