Новый Мир. № 5, 2000 - Журнал «Новый мир»

В период первой чеченской войны идея предоставления независимости Чечне имела множество сторонников, включая автора настоящих строк. Опыт, однако, показал, что Чечня не сумела достойным образом распорядиться фактически достигнутой ею независимостью. Поэтому обратное ее завоевание, при всех его трагических издержках, представляется делом, в конечном счете долженствующим послужить на пользу самим чеченцам.

Но пройдет какое-то время, и идея независимости Чечни — почти наверное Чечни, но, вполне вероятно, также и Дагестана и даже других северокавказских автономий — вновь привлечет к себе общее внимание. Поэтому имеет смысл рассмотреть некоторые pro и contra, к ней относящиеся.

Очевидный факт, что северокавказские племена остаются «химически нерастворимыми» (воспользуюсь выражением В. Ключевского, примененным им к населению остзейских провинций) в составе России. Это значит не то, что они непременно должны обособиться, а то лишь, что такая возможность должна рассматриваться как вполне реальная. Юридические соображения, ссылки на конституцию, которая-де воспрещает, и т. д. не могут тут играть решающей роли. Когда чеченцы говорят: «Это ваша конституция, вы нам ее навязали как завоеватели, а мы хотим жить по своим законам», возразить им, на мой взгляд, очень непросто. Не на юридические тенёта надо смотреть, а в сторону фактического положения дел[24].

Ничего особо драматического в отделении северокавказских автономий не было бы. Все они, вместе взятые, составляют ничтожно малую часть России с крайне низким экономическим весом, к тому же во многом ей инопородную. Эта утрата была бы совершенно несопоставима, например, с утратой Украины, с которой вроде бы сразу смирились. Зато попытка удержать северные склоны Кавказского хребта одними только военными средствами может завести нас в тяжелейший тупик. Чеченский богатырь хоть и мал, да стоек: по пояс, по самую грудь в землю уйдет, а не сдастся. И даже если с головою уйдет в землю, все равно что-то после себя на семена оставит. Вполне можно представить такой вариант развития событий: мы получим затяжную, на долгие годы, партизанскую и террористическую войну, с разными неприятными последствиями как во внутри-, так и во внешнеполитическом плане, войну, от которой российское общество в конце концов смертельно устанет и будет аплодировать первому руководителю государства, который отпустит мятежный край раз и навсегда.

Как будто в пользу такого развития событий говорит и мировой опыт. Русское владычество на Кавказе — часть общеевропейского колониального проекта, хотя и со своими особенностями; а европейцам нигде в мире не удалось удержать под скипетром своей власти ни один инокультурный народ, как бы мал он ни был. Естественно допустить, что и северокавказские племена не составят в этом смысле исключения.

Существует, однако, и другая возможность; во всяком случае, никто не вправе утверждать наверняка, что ее не существует.

В девятнадцатом веке в Европе было увлечение естественными границами: они служили «печкой», от которой танцевали многие геополитики. На самом деле даже в геополитическом плане есть вещи более важные, чем складки почвы, водные пространства и т. д. И все же естественные границы — тоже существенный фактор, заставляющий с собою считаться. И конечно, это относится к такому грандиозному природному образованию, как Большой Кавказ. Его вершины — «престолы вечного Аллы»? Пусть так. Но его северные склоны естественным образом обращены к России, и это тоже кое-что значит.

А мусульмане живут и в России. И жили здесь в продолжение уже нескольких столетий. Вера сама по себе не должна мешать сожительству мусульман и христиан (равно как и неверующих) в лоне одного государства и одного гражданского общества (в пользу этого говорит и опыт некоторых мусульманских стран). Другое дело, что в наши дни ислам вступает в конфликт с цивилизацией, именующей себя — с большой долей условности — христианской. Сложность в том, что свою правду несет в себе каждая из конфликтующих сторон. Это мировой вопрос, обещающий стать одним из главных вопросов XXI века; и Северный Кавказ — лишь один из многих участков, где он будет решаться.

Не обойдет он и наших, «внутренних», мусульман, которые обречены жить в составе России и которым тем не менее заново придется вырабатывать модус вивенди, что будет очень нелегким делом.

Вот поле, на котором российская сторона еще имеет шанс как-то себя проявить. Недостаточно преподать военный урок «неразумным хазарам» (кстати говоря, как раз в зоне исторического проживания хазар) — надо еще суметь завоевать их души. Обилие пролитой крови сильно затрудняет такую возможность, но не исключает ее. Сейчас, правду скажем, завоевывать нечем. Российская цивилизация в ее нынешнем состоянии, ущербная, кособокая, через пень-колоду функционирующая, представляет собой некоторое благо лишь в сравнении с тою дикостью, в какую «просела» Чечня за послесоветские годы. По малым счетам она (я говорю о российской цивилизации) еще способна рассчитываться, а по большому счету ей платить нечем. Ибо в самом ее устройстве — и это относится не только к российской, но и ко всей евро-американской цивилизации — ослабли, до беспомощного провисания, некоторые важные струны, на которые отзывается человеческий дух. Обратное завоевание Чечни создает временнýю задержку, в продолжение которой (если она окажется достаточно длительной) этот «пробел», может быть, удастся хотя бы отчасти восполнить.

Впрочем, даже если такая возможность останется неосуществленной, это не будет означать, что военная операция, начатая летом прошлого года, была напрасной тратой сил. Даже если из Чечни все-таки придется уйти, уход должен быть обставлен так, чтобы он не имел ничего общего с непристойным бегством четырехлетней давности. Прежде всего нужно удостовериться, что чеченский народ действительно желает независимости, для чего провести, может быть, не один, а два или три референдума, разделенных порядочными временн`ыми дистанциями. И если выбор будет сделан в пользу независимости, сохранить за собой право военного и полицейского вмешательства в необходимых случаях (наподобие того, как это делают французы в своих бывших африканских колониях), урегулировать политические, экономические отношения (включая обязательства помощи в восстановлении разрушенного), сделать невозможным военное присутствие других держав в регионе и т. д.

Есть нечто обнадеживающее в действиях правительства на Северном Кавказе за последние месяцы, а именно, определенная осторожность, с какою оно продвигается вперед, — как бы проверяя, где земля горит под ногами, а где можно поставить ступню и сообразить, что делать дальше. Заведомо безошибочных способов решения задачи, к сожалению, не существует; здесь надо полагаться на глазомер, на то, что возбужденное опытом истории чутье укажет наиболее справедливый и одновременно наименее болезненный выход из столкновения различных сил и правд.

Беда не приходит одна: война в Чечне имела следствием дальнейшее (вслед за косовской трагедией) охлаждение наших отношений с Западом, где многие обрушились на Россию с резкой критикой. В иные времена «русский медведь» мог бы надуться в ответ и повернуться к «клеветникам России» спиной. Дескать, пусть себе клевещут на здоровье; чужие земли похвалой стоят, а наша и хайкой крепка будет. Не то сейчас: мы и практически во многом зависим от западных партнеров, и, что, наверное, еще важнее, духовно силимся укрепиться в Европе — «вечной» Европе, до которой нынешняя по ряду важных признаков сама «не дотягивает». Так что постараемся понять западных критиков.

Что в целом наша страна извне смотрится не лучшим образом, об этом и сидя дома легко догадаться. Увы, наследство, оставленное советской властью, оказалось еще более тяжелым, тянущим книзу и назад, чем это можно было представить десятью годами ранее (и тут европейцам не мешает все-таки помнить, что зараза, изолировавшая нашу страну от остального мира, пришла к нам от них). В частности, о такой вещи, как права человека, у нас до сих пор имеют смутное представление, особенно те, у кого есть возможность их попирать. Поэтому исходящие от Запада требования соблюдать права человека сами по себе полезны: у нас немало людей, способных всякое натворить, когда за ними нет пригляда.

Но ситуацию на Северном Кавказе, и в частности в Чечне, нельзя рассматривать только под углом зрения прав человека. Это труднейший вопрос, у которого есть много разных аспектов. Европейцам, да и американцам тоже, должно быть под силу представить их сложность, ибо сами они сталкивались с подобного рода вопросами, хотя все-таки несколько менее трудными, если учесть, что территории, судьбу которых им приходилось решать, все без исключения расположены за морем, часто — за тридевять морей.