Закон Долга. Вестница - Гюрза Левантская

они бы вас не остановили. Так почему вы сохранили жизнь Лэтте-ри и его спутникам?

Барон некоторое время молчал.

— Были воля Сестёр и приказ монарха. Но окончательная гиря на чаше весов никакого отношения к приказу не имела, — сказал он в итоге. — Это личное.

— Настолько большой секрет? Если это так, то я не буду настаивать.

— Не настолько. Меня задели за живое ваши слова о прощении.

— В смысле?

— В прямом. Это напомнило мне меня самого. Вы ведь знаете, кому я служу мечом и жизнью? Кто мой лучший друг?

— Вы о его величестве Варине?

— Да. В моей биографии когда-нибудь напишут немало нелестных слов, и никто не поинтересуется, что именно подвигло на поступки. И хотя этот так называемый «секрет» известен каждому при дворе, я предпочту, чтобы этот факт стал известен вам из моих уст, а не в виде слухов. Вы простили дайна-ви рабство и шейба-плеть. А я своему повелителю — казнь моего отца.

Ира раскрыла рот. Неожиданная и шокирующая информация.

— До сих пор не могу понять этого поступка. Вы, господин барон, не похожи на того, кто настолько жаждет власти, что готов перешагнуть через семью, — сказал Альтариэн задумчиво. Ира почувствовала страх от того, как спокойно были сказаны эти слова. Словно в их кругу общения это обычное явление.

— Вы, ваша светлость, предпочли бы, чтобы пыточный подвал моего отца, где сгинуло на раскалённых решётках около пятидесяти ваших сородичей, продолжал существовать? — спросил барон.

«Господи, с кем я общаюсь?!» — Ира сцепила руки до боли. Значит, среди тех, кого Варин Раслинг призвал к ответу, взойдя на трон, был и отец ближайшего к нему человека? И его это не остановило? Не заставило смягчить приговор? Хотя преступление-то страшное… А сам барон? О нём она знала немного, но кем он мог вырасти при таком родителе? Способный простить убийство одного из родных…

Её состояние не укрылось от барона. Он тяжело вздохнул.

— Ирина, я предлагаю вам самой выяснить, что я за человек. Объяснять и оправдываться не буду.

— И не надо, — ответила Ира быстро, поняв, что у неё слишком мало информации, чтобы о чём-то судить. С трудом, но выдавила:

— У моего народа есть поговорка: «Дети не в ответе за грехи отцов». Я думаю, в дороге разберёмся, кто есть кто. Было бы желание. У меня оно есть. А у вас? — она обращалась к обоим.

Барон задумался и в итоге ответил:

— Ирина, тогда давайте начнём вот с чего. Вы знаете, только эйуна ходят без фамильного имени. А у нас имя двойное — имя и имя рода. Бирет — родовое имя. А зовут меня Каю. Каю Бирет.

Ира не смогла сдержать улыбки.

— Очень приятно, Каю. У меня встречная просьба, постарайтесь без этих вот «госпожа творец» и тому подобного. Просто Ирина. Или Ириан, раз уж всем тут так проще. Это вас обоих касается. Мне на самом деле очень неудобно это слышать. Зовите по имени.

— Альтариэн. Без титула, — сказал коротко герцог.

— Хорошо. Альтариэн, я знаю, что, задавая следующий вопрос, скорее всего, не получу достаточно откровенного ответа. У вас должность и обязанности. Но… сколько позволено. Почему вы решили сопровождать дайна-ви? Простое желание узнать, что на самом деле происходит, или было что-то ещё?

— Безусловно, желание получить свежие новости — одно из первых в списке. Но и кое-что личное тоже есть. Я знаю, что нас, эйуна, считают вояками с холодными сердцами, не умеющими любить и зацикленными на традициях. Но и для нас есть святые вещи. Дайна-ви — одна с нами кровь. И когда началась Болезнь, от них пытались избавиться, чтобы не дать их потомкам заразить остальных. Мы считали, что так будет лучше для нашего народа. Нами владели страх и желание выжить. Остаться на картах. После мы не смогли простить им рабовладельческий уклад и отказ от нашей чистой морали. Их традиции, о которых нам удалось узнать, — неприемлемы. Приехав сюда, послушав Сестрино слово, я понял, что где-то мы совершили фатальную ошибку. Я еду, чтобы своими глазами всё увидеть и сделать выводы. Можете назвать это походом за правдой. Хочу научиться видеть вашими глазами, понять, где мы ошиблись настолько, что вызвали божественный гнев. И может, научиться большему. И… вестники, вы другие. До сего дня я считал вас обычным человеком. Амелуткой, хоть и из другой страны. Но меня учили слишком хорошие учителя, чтобы я мог забыть, что вестники всегда направляли к правде и раскрывали глаза. Я задумался об изначальной причине ваших поступков. Не всё понял, но хочу понять.

«Внезапно. Не ожидала от него такой исповеди».

Смутившись от откровенности, Ира решила больше не задавать пока личных вопросов. А вот вполне насущный — не возьмётся ли кто-нибудь за её обучение чтению, задала. Оба выразили желание помочь, и они договорились начать с завтрашнего дня. Распрощались на хорошей ноте.

Оставшись одни, герцог с бароном некоторое время пристально изучали друг друга.

— Вы так и не объяснили ей, — сказал Альтариэн.

— А вы считаете, что это нужно сделать?

— Это нир-за-хар. А она женщина. Вы прекрасно знаете, что это значит.

— Она — творец.

— Амелутка.

— Нет. Мы созданы лишь «по подобию». Не одна кровь.

— И всё же. Это животные!

— Не настолько. Ваша светлость, вы предлагаете мне идти мимо Сёстриного промысла? Предупредить — не сложно. Но что, если это заставит её бояться или ненавидеть их заранее? А ведь ей советовали найти с ними общий язык.

— И вы решили оставить всё как есть? Оставить её одну разбираться с ними?

— Да. Нам неведомо, что случится. Может, в Каро-Эль-Тан прилетят самки.

— Дай Сёстры! Это было бы лучшим исходом.

— Да.

Герцог и барон оказались отличными учителями. Но это не спасало от того, что всеобщий язык оказался совершенно неудобоваримым в плане чтения. Конечно, в данный момент она бегло говорила, но читать и говорить — совсем разные вещи, хотя в современном информационном мире это воспринимают практически неразрывно. Мечтая научиться читать на всеобщем, она надеялась увидеть азбуку на несколько десятков букв, которые легко заучить и, если надо, запомнить их сочетания, коих тоже ожидала увидеть не более десятка. Чего она не ожидала, так это адской смеси азбуки, энного количества иероглифов, диграфов[20] и знаков-картинок. В её понимании всеобщий язык должен был быть простым — понятным для всех. На деле он оказался результатом смешений и заимствований. Если представить себе человека из двуязычной семьи, способного в одном предложении употребить половину слов на одном языке,