Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4 - Александр Чуркин

— Гриша!

К воротам подбегала запыхавшаяся Татьяна, вся облепленная снегом, закутанная до бровей.

— Гриша… — она с трудом переводила дыхание. — Ты едешь? Буран расходится… Страшно! Обожди… может, стихнет. Замерзнешь..

— Не замерзну! — резко ответил Григорий. — Извини… некогда сейчас.

Он махнул рукой, захлопнул дверцу кабины.

Машина рванулась, выскочила во двор, развернулась и скрылась во тьме.

Григорий вел машину по памяти. Знакомые ориентиры — кусты, лога, холмы — неузнаваемо изменились. Буран местами смел снег, кое-где обнажив бугристую потрескавшуюся землю. У возвышенностей он нагромоздил снежные завалы выше человеческого роста; их острые гребни походили на скалы.

Ветровое стекло покрылось наледью. Григорий остановил машину, выскочил на дорогу. Ветер больно завыл в ушах, пробрался в рукава, дошел до тела.

Григорий повернулся спиной, пятясь, дотянулся до стекла. Тряпка с солью сняла ледяной нарост.

Снова обернул лицо к ветру, прикрываясь рукавицами. Белый смерч крутился в свете фар, пропадал во мраке. Представилось огромное пространство степи, всё заполненное взбесившимся снегом. Стало страшно: один в этой снежной буре.

Но рядом успокаивающе фыркал мотор, машина вздрагивала, подобно живому существу. Ощущение одиночества исчезло. «Ну, и кружит, — подумал Григорий. — Такого и не видывал»…

Машина снова рванулась вперед. Дорога пошла ровнее, бугры и наметы не попадались. Впервые вернулся думой к Татьяне. Зачем она прибежала в гараж? Что хотела? Вспомнились ее испуганные глаза, прозвучали слова: «Обожди… замерзнешь…» Отчего она так сказала?

Будто потеплело в кабине, притих озорной, рвущийся в щели ветер. Григорий крикнул во всё горло, точно лихих коней погонял, и нажал на газ.

«Любит… любит… любит…» — высвистывал ветер.

Дорога внезапно кончилась, впереди белел сплошной сугроб.

— Поворот… Здорово натрудило у холма, — вслух подумал Григорий.

Он дал задний ход, съехал на целину. Буксуя, разметая снег, машина подвигалась толчками. Сугроб остался позади, но вдоль дороги горбилась, уходя вдаль, низкая снежная гряда. Передние колеса завязли, задние скользили, гремя цепями. Мотор сердито ворчал низким басистым звуком.

Через несколько минут Григорий оставил бесплодные попытки, взял лопату и вышел. За высоким сугробом ветер казался не таким резким. Григорий неистово работал, расчищая снег.

Проход пробит. Грузовик, медленно переваливаясь, выполз на дорогу и сразу остановился: крылья машины уперлись в новый сугроб. Занос был невысокий, плоский. Дальше, насколько хватал глаз, дорога была чистой. «Метров пять, не больше», — прикинул Григорий.

Ветер бросал снежную пыль, глаза слезились, воздуха не хватало. Временами казалось, что работа бесполезна. «Вдвоем бы надо… верно Стогов говорил. Да разве угадал бы кто, что так намело?..»

Григорий прислушался, швырнул лопату, кубарем влетел в кабину. Рывок стартера… другой, третий. Противный холодок покатился по потной спине. «Заглох мотор… недоглядел!»

Зажечь факел удалось только под полушубком. Запахло паленой шерстью; жгучая боль резанула пальцы, — он едва не выронил проволоку. Но под капотом вспыхнуло неяркое пламя. Задыхаясь от копоти, Григорий полами прикрывал огонь от ветра.

Факел зачадил и догорел. Григорий вернулся в кабину, запустил стартер. Двигатель зафыркал, зачихал, замер, стрельнул и загудел ровно. Григорий откинулся на сиденье, отдыхал неподвижно, лишь время от времени нажимая на педаль. Мотор разогрелся, работал ритмично. Клонило в сон, руки одеревенели, горели посеченные снегом, измазанные сажей щеки…

Когда Григорий снова поехал по незанесенной дороге, часы показывали четверть одиннадцатого.

«Осталось десять километров. За полчаса доберусь… Не застрять бы только в Косом Логе.»

Дорога заметно пошла под уклон, приближался лог. Григорий вглядывался в темноту, но увидел занос, только когда наткнулся на него.

Сугроб пересекал дорогу и уходил в стороны, длинный и ровный, похожий на вал, насыпанный человеческими руками.

В первый момент препятствие показалось не страшным.

Зенков взобрался на вершину сугроба и пополз, — слипшаяся корка выдерживала его. Пошли невысокие гребни; казалось, заносу не будет конца. Григорий осторожно обернулся; где-то очень далеко слабо светили фары машины.

«Мотор? — ошарашила тревожная мысль, но он не пошел назад. — Пускай… незачем. Здесь мне не пробиться…» Он прикорнул у гребня и задумался. — «Снег не прорыть. И втроем бы не справились… Метров сорок, пожалуй… Значит, кончена поездка!»

Отчаяние и злость овладели Григорием. Так близко — всего три километра до города. Но машине не пройти. Очевидно, всё зря.

От полушубка противно пахло паленой шерстью… «Пропадешь… возвращайся.» — трусливо твердил инстинкт.

Григорий приподнялся, встал на колени.

— Врешь! — закричал он, силясь перекрыть голосом вой ветра. — Всё равно доберусь! Пешком дойду!

Он вернулся к машине, выключил двигатель, спустил воду. Снова взобрался на сугроб и пополз в полной темноте.

Занос кончился. Григорий скатился на спине, задыхаясь от ветра. Воткнул лопату в снег, набрал побольше воздуха и, пряча лицо, зашагал по дороге.

Боком, согнувшись, спиной к ветру, порой почти на четвереньках, с закрытыми глазами подвигался Григорий. Чудилось, будто он бредет давно, что много часов прошло с тех пор, как он покинул машину.

Но много ли пройдено и сколько осталось, — Григорий не мог сообразить.

Он волочил негнущиеся ноги, пока не споткнулся о бугор.

Он упал. Мысль подсказывала, что надо встать и идти, но усталость сковала тело.

Неудержимо хотелось спать.

Григорий приподнял тяжелую голову, встрепенулся. В ставший привычным вой ветра ворвался посторонний звук. Он долетал слабо, но ошибиться в нем было нельзя: заводский гудок.

— Полночь, — бессознательно сказал Григорий.

Чуть позже он сообразил: «Завод недалеко… Встать… идти… не то замерзну…»

Он вскочил. Гудок всё еще звучал, поднялся на высокую ноту, оборвался и замер. Григорий качнулся и, не уверенный в способности двинуться вперед, отступил на два шага под напором ветра. Наклонил голову, как бык, собирающийся бодаться, и, закрыв глаза, медленно побрел в направлении звука.

— Там… там… — бормотал он, — близко…

Григорий пошел целиной, напрямик.

Дорога осталась где-то слева. Порой ему чудились огни, слышался шум проезжающего автомобиля, звуки сирены. Потом всё пропадало в вое бурана.

Ветер немного ослаб, идти стало легче. Но силы Григория иссякли, он с трудом поднимал казавшиеся пудовыми валенки. Новый порыв бурана свалил его, и он долго не мог подняться. Опять подступила неотвязная дремота.

Григорий инстинктивно двинул затекшей ногой и очнулся. «Замерзаю… не встать… Почему я не вернулся? Назад не доехать.» Выплыли из мрака лица товарищей, Семенова. Они надеются на него, ждут. Разве они знают, что в степи заносы?

— Если я не поднимусь сейчас, то пропадут двое, — громко сказал Григорий. — В городе найду машину… рабочих. Ну, Гришка, ну!

Он сжал ладони в кулаки, подгреб их под себя, спружинил ноги и вскочил. Он знал, что город близко: еще метров триста — и начнутся первые дома.

Григорий уже не мог идти прямо, он петлял. Его неровные следы тотчас заносило снегом.

Буран неистовствовал позади. Но впереди был город: неясно доносился шум завода, лай собаки.

Григорий плохо помнил, как он выбрался на городскую улицу, как добрел до отделения милиции. Ясность сознания вернулась лишь в теплой, освещенной комнате, где дежурный сержант натирал ему лицо и руки мазью. Григорий рассказал, откуда он и зачем здесь. После, обжигаясь горячим чаем, он с трудом жевал хлеб с маслом. В голове шумело, временами мысли уплывали куда-то далеко.

Сержант снял трубку и вызвал квартиру врача. Он долго извинялся за беспокойство, затем коротко, по-военному отрапортовал о случившемся.

— Всё в порядке, товарищ, — обратился он к Григорию. — Утром врач выезжает в «Светлый путь».

— Но там занос! — испуганно воскликнул Григорий.

— Занос не беда, — возразил сержант. — Попросим «вездеход» и солдат из воинской части. Недавно тут целую колонну из сугроба выволокли. Сейчас позвоню.

Последних слов Григорий не слышал. Он прилег на диван, закрыл глаза.

— Порядок. — гудящий басок сержанта доносился откуда-то издалека. — Не тронь его, пусть спит.

Григория разбудили голоса и топот ног в дежурной. Он открыл глаза; в комнате было светло. Потянулся, зевнул — у-ух! — сразу вскочил с дивана.

Машина уже стояла во дворе, солдаты привезли ее рано утром. Через полчаса должен прибыть «вездеход» с врачом.