След мустанга - Евгений Костюченко

— Просили проводить? Я проводил.

— За решетку захотел? По сыночку соскучился? — заорал Федька. — Обоих вас в Форт Смит отправим!

Лука Петрович хотел дать ему в ухо, но Лянский вдруг зашептал, перейдя на русский:

— Не шути с ними, дядя Лука. Как отъедешь, стрельнут вдогонку. Бьют они без промаха.

— Умеешь ты, Федька, друзей выбирать, — проворчал Лука Петрович.

— Сходишь на ранчо?

— И не подумаю.

— Тогда считай, что ты арестован.

Ковбои подошли к ним, отряхиваясь от песка.

— Ты арестован! — громче повторил Лянский.

— Сила ваша, — Лука Петрович пожал плечами и уселся на песок, в тень от коня.

Они отошли в сторону, совещаясь на ходу. «Наручники не надели, руки-ноги не связали, — подумал Лука Петрович. — Значит, верно Федька говорит. Пуля держит крепче наручников».

Он развернул узелок и принялся жевать хлеб. Что там дальше будет, неизвестно, а с набитым желудком и беда не беда.

«Рано или поздно им надоест тут торчать, вернутся в поселок, — думал он. — Соберут людей побольше, снова попрутся на ранчо. Ну, не найдут того бедолагу у Коннорсов. Что подумают? Что сами же и спугнули. И тогда — ищи ветра в поле. А со мной что сделают? Да ничего. Не убьют же. А все прочее — перетерпим».

Лука Петрович был родом из Архангельской губернии. Оставшись сиротою на двенадцатом году жизни, он, как и многие его сверстники, нанялся юнгою на английский купеческий корабль. Десять лет носили его волны разных морей, десять лет получал он тумаки от шкиперов разных наций и выслушивал брань на разных языках. Когда же опостылел ему матросский кубрик, перешел Лука Петрович к биржевым артельщикам.

Поскольку он уже был известен как человек испытанной честности, трезвый, деятельный и смышленый, взяли его с хорошим жалованием в контору одного из богатейших иностранных купцов Архангельска. Три года походил Лука Петрович по морям — океанам, забирался к Гебридским островам, а оттуда переваливал в Бразилию, в золотое царство, бывал и на Камчатке, а от Камчатки на Ситку[10] рукой подать…

В шестьдесят четвертом году ступил он на палубу новенького парохода небывалого вида: с низким бортом светло-серого цвета, с невысокими мачтами без рей, с тремя короткими наклонными трубами. Звался пароход «Фламинго», осадку имел малую, а машину топили особым углем, который давал мало дыма.

Более половины внутреннего пространства занимали трюмы, набитые грузом. И груз тот — винтовки, порох и китайские шелка — направлялся в Америку, где шла война между северными и южными штатами. Северяне обложили южан морской блокадой. А английские пароходы пробирались сквозь ту блокаду, поставляя оружие и вывозя хлопок.

Прорвался и «Фламинго», подошел к порту Саванны — да только опоздал. В порту уже хозяйничали северяне, и с контрабандистами они поступили по суровым законам военного времени.

Вся команда была посажена в плавучую тюрьму. Обычно спустя какое — то время к арестованным морякам начинали подкатывать вербовщики, зазывая на суда военного и торгового флота. Англичан, состоявших в экипаже «Фламинго», забрали из тюрьмы довольно быстро. А два десятка поморов сговорились не разбиваться, и записываться на любое судно, но артелью.

Таких предложений им никто не сделал, а потом вербовщики словно забыли о них. Кормить почти не кормили, воду привозили тухлую, и стало ясно, что северяне решили уморить привередливых бородачей.

На счастье, как-то ночью налетел шторм. Блокшив,[11] где содержали пленных, сорвало с якорей и унесло в море, а потом выбросило на берег. Русским повезло, никто из них не утонул. Еще больше повезло им наутро, когда они вышли к плантациям. Хозяйка поместья, овдовевшая аристократка, сделала все, чтобы помочь тем, кто помогал ее родине. Она потеряла на войне мужа, сыновей, и даже юных племянников. И таких вдов по округе было немало. Надо ли говорить, как бережно отнеслись они к изможденным мужикам?

Когда в покоренной Джорджии янки принялись наводить свои, северные порядки, плантации были нарезаны на клочки, и эти наделы раздавались всем желающим.

Так архангельские моряки стали американскими фермерами. Записывались, переиначивая свои имена на местный лад. Волков стал Уолком. Ванька Акимов превратился в Джона Экмана. Уж на что заковыристой казалась фамилия у Тимошки Евдокимова, и с той справились — назвали Эвереттом, в честь бывшего хозяина плантаций. Один только Лянский ничего менять не стал. Больно гордился, что род его идет от самого барона Лифляндского…

«Вот и Федька весь в отца, баронский выблядок», — подумал Лука Петрович и принялся корить себя за худое слово, хотя и не вслух сказанное…

— Да вот же он! — заорал вдруг Лянский. — Вон! Едет! Точно говорю, тот самый фургон!

Все разом вскочили на коней и погнали их по косогору, наперерез фургону, который выкатился из-за холмов.

Лука Петрович помчался вслед за ними, привстав на стременах, чтобы смотреть поверх всадников.

Да, Федька не ошибся: то был тот самый фургон, на котором Полли отправилась к Темному Быку. А рядом скакал техасец, Крис. Вот он остановился и выдернул винтовку из-за седла…

«Царствие вам небесное», — подумал Лука Петрович, придерживая жеребца. Он не сомневался, что через несколько минут ему придется хоронить троих, а то и четверых.

Техасец спрыгнул на землю и стал на одно колено. Ковбои принялись палить из револьверов, впустую расходуя патроны — до фургона было еще слишком далеко.

Винчестер техасца защелкал часто и размеренно, как машина. Лука Петрович снял шляпу и перекрестился, закрыв глаза. Он открыл их, когда стрельба прекратилась.

К его удивлению, все ковбои, и Федька с ними, были еще живы. Они скакали обратно, и вихрем пронеслись мимо. Лука Петрович повернул за ними, успев заметить, что фургон скрылся за воротами ранчо.

— Вот сволочь! — задыхаясь, проговорил старший. — Все пули прошли впритирку!

— Он чуть скальп с меня не снял! — крикнул другой.

— Что за винтовка у него?

— Новый винчестер. Бездымный порох. Нам бы такие, мы бы тут всех прижали, — сказал старший. — Парни, договоримся сразу — этот винчестер достанется мне. Коня, седло и шмотки поделите между собой, но винчестер и патроны — мои. Всем ясно?

Никто не ответил ему, а Лука Петрович скрыл усмешку — с дележкой они явно поторопились.

— Фредди, гони за Мутноглазым, — приказал старший Лянскому. — Пусть ведет сюда всю ораву.

— Я живо! — обрадовался Федька. — Заодно и старика сдам в участок. Пускай отдохнет за решеткой!

— Э, нет, — сказал старший. — Дед нам еще пригодится. Вяжите его.