Мы еще вернемся в Крым - Георгий Свиридов

При следующем спуске на дно Орхименко уже действовал. Он неторопливо, очень осторожно сделал слепки с ее горловины, всех гаек и болтов. А по этим слепкам в мастерской умелые мастера изготовили специальный немагнитный инструмент. Теперь предстояло главное – приступить к вскрытию чуткой мины.

Риск был отчаянный. Капитан-лейтенант знал, что уже несколько его товарищей погибло, разоружая менее сложные мины и в более удобных условиях, на суше. А тут, как на зло, немецкая артиллерия стала методично обстреливать рейд. Два раза Охрименко оглушали разрывы снарядов, падавших близко в воду. Каждую минуту осколки снарядов могли перебить шланг, подававший воздух, или перебить трос, который его держал. На третий день чуть не затонул баркас, иссеченный осколками, и моряки отчаянно держались на воде, спешно задраивая пробоины, выплескивая ведрами морскую воду…

Начальство предлагало временно приостановить подводные работы.

– Воздушная разведка врага наверняка обратила внимание на одинокий баркас, который ежедневно часами болтается на рейде. Немцы не дураки, наверняка догадываются, что идут какие-то работы, и потому стали обстреливать рейд.

Но капитан-лейтенант настоял на своем:

– Буду спускаться под воду в вечерние часы. Я и в полутьме смогу действовать, мину знаю на ощупь!

И Орхименко снова пошел под воду. Упорный и терпеливый капитан-лейтенант, обливаясь потом, сильными руками осторожно, миллиметр за миллиметром, сдвигал, сдвигал, пока не вывернул запальный стакан. Тут же отослал его наверх. Потом сумел обезоружить еще целый ряд хитроумных ловушек.

– Теперь ты не мина, а просто железная тара со взрывчаткой! – устало улыбнулся Орхименко. – Пошли наверх, будем знакомиться на суше!

«Тайна хитрого магнитно-акустического взрывного механизма с усовершенствованным 15‑импульсным прибором кратности была раскрыта, – пишет в своих мемуарах Николай Иванович Крылов, дважды Герой Советского Союза, начальник штаба Приморской армии “Огненный бастион”. – После этого нашли и действенное средство против немецкой новинки – комбинированное воздействие на мину магнитными и акустическими полями.

А о том, что капитан-лейтенант Охрименко “расколдовал” зловредную фашистскую мину, знали тогда у нас даже в штабе армии и флота, естественно, лишь немногие. Такие вещи держались в строгом секрете.

А значение совершенного им подвига было велико. Ведь немцы с помощью новых, “неуязвимых” мин планировали уже в апреле – мае наглухо закупорить севастопольские бухты…»

Из Керчи через Новороссийск, морем на подводной лодке, доставившей боеприпасы, прибыл дивизионный комиссар Чухнов Иван Филиппович. Обычно жизнерадостный, а в сложных ситуациях решительный, спокойный и вдумчивый, Чухнов выглядел как-то непривычно расстроенным, хотя всячески скрывал свое состояние. Он сообщил, что в Керчи находится Мехлис, начальник Главного политического управления, личный представитель Ставки Верховного командования.

– Войск и техники там много, особенно танков, в том числе и тяжелых КВ. По всему видно, что идет подготовка к большому наступлению трех армий Крымского фронта, – и добавил, что штаб фронта похож «на растревоженный улей».

– А как восприняли наше предостережение, что по суммированным разведывательным данным немцы перебрасывают войска на Керченский полуостров и готовят удар? – спросил Ковтун, начальник оперативного отдела.

– Весьма недоверчиво!

И рассказал, что Мехлис только усмехнулся:

– У Манштейна силенок не хватит! По всем показателям мы их превосходим, – и уверенно добавил: – В начале мая фронт перейдет в решительное наступление, и Крым будет освобожден. В скором времени мы с вами встретимся в Симферополе!

Чухнов привез приказ командующего Крымским фронтом, в котором Приморской армии была поставлена задача: «Стойко оборонять Севастополь, сковывая силы противника, не давая ему уводить их к Керчи, и в то же время быть готовыми перейти в наступление. Если враг начнет отходить, то преследовать его незамедлительно!»

– Мехлис передал устное указание: держать одну дивизию, а лучше и две, в резерве для будущих наступательных действий.

– А где взять их, если каждый батальон у нас на счету? – сказал начальник штаба.

– А как там ведут себя немцы? – спросил Петров.

– На фронте сейчас ничего особенного, кажется, не происходит, – ответил Чухнов, – но на город сильные налеты авиации. Сам чуть не попал под бомбежку. У нас, в Севастополе, вроде потише.

Вечером, за ужином, в узком кругу открыли бутылку крымского вина, и Петров спросил напрямую:

– Выкладывай, что тебя взволновало в Керчи!

И Чухнов рассказал, что в штабе фронта душная и тревожная обстановка. Он находится в постоянном возбуждении, как растревоженный улей. Командиры дивизий, полков избегают посещать штаб, особенно попадаться на глаза Мехлису и генералу Чернову, который прибыл вместе с ним из Москвы. Им все не нравится, все не так, все в чем-то виноваты. Мехлис, имея высокие полномочия, скор на расправу, одних снимает с должностей, других понижает в звании.

– По его приказу расстреляны несколько командиров, полковников, в том числе и один генерал.

– Кто? – спросил Петров.

– Дашевич!

– Иван Федорович? – удивленно переспросил Крылов, начальник штаба армии.

– Да! Генерал-майор Дашевич, командир корпуса.

– Не может такого быть! – Иван Ефимович поставил стакан с вином на стол и отодвинул его. – Храбрый и умный генерал, его полки всегда отличались железной стойкостью и отвагой…

– За что? – спросил Крылов.

– За сдачу Феодосии, хотя его личной вины в том не было. Был приказ из штаба фронта, – бригадный комиссар тоже отодвинул свой стакан. – Расстреляли перед строем бойцов, которых он сам не раз поднимал в атаку…

В комнате повисла тягостная тишина.

Заалел рассвет 7 мая. Над морем и в долинах плавал туман, солнце еще не выглянуло из-за моря. На постах и в передовых линиях, одолевая дремоту, поеживались от утреней прохлады часовые и постовые, наблюдатели и дозорные, а бойцы досматривали сны, как одновременно по всему кольцу обороны от моря до моря, на все сектора обрушился град артиллерийских снарядов. Гигантская подкова, опоясывавшая Севастополь, в считанные секунды превратилась в огненную, потонув в громовом грохоте разрывов, окуталась темным, клокочущим дымом, из которого выплескивались огненные стрелы.

Доклады, поступавшие на КП армии, сообщали об одном и том же – о шквале артиллерийского огня. Интенсивнее всего обстреливались первый и четвертый сектора. Оттуда передавали: