Тело каждого: книга о свободе - Оливия Лэнг

– максимально дисциплинированный, организованный и на службе у государства, а второй – хаотичный, преступный, подлежащий исправлению, очистке или уничтожению, дабы избежать заражения остального политического тела.

[ К блоку относились массы, закованные в броню, обученные и вышколенные, насильственно заточенные под соответствие той или иной репрезентативной единице: солдат, армия, раса, нация… С другой стороны был рой – масса, еще ничем не сдерживаемая и не организованная, чье наличие грозило смешать между собой иерархические ячейки фашистского порядка. К нему относились масса евреев и масса цыган, масса истерических женщин и неисправимых коммунистов, все ассоциативно связанные с расовым смешением, преступностью, феминностью и эгалитаризмом[284]. ]

Пятнадцатого июля Райх как раз наблюдал четкое разделение обычных людей на две группы. Трансформация случилась прямо у него на глазах. Очень скоро нацисты стали использовать риторику роя для собственного самоопределения, чем облегчили себе дорогу к власти. Помещение нежелательных тел в разряд насекомых, вредителей и дегенератов – это тот образ мышления, который вел прямиком к Холокосту и стоял за более поздними актами геноцида. Взять Руанду, где призыв «истреблять тараканов (иньенци)», переданный по частному радио RTLM, стал отмашкой к убийству более миллиона тутси весной 1994 года их соседями хуту, вооруженными мачете, ружьями и дубинами с гвоздями. Многие были убиты организованными блоками ополчения «Интерахамве» («Те, кто нападает вместе») и «Импузамугамби» («Те, кто имеет общую цель»).

Однако риторика роя свойственна не только кровопролитному двадцатому веку. За прошлые десять лет она вновь проникла в популярную политику. Во время дискуссии о ситуации на границе во французском городе Кале летом 2015 года тогдашний премьер-министр Дэвид Кэмерон говорил о «рое людей, которые пересекают Средиземное море в поисках лучшей жизни и хотят попасть в Британию, потому что в Британии есть рабочие места»[285]. Концепция роя составляет ядро аргументов сторонников Брексита и аксиому образа мышления, из-за которого с 2012 года увидело свет немало вредоносных экологических и правительственных инициатив. В результате тысячи беженцев и просителей убежища были депортированы, получили отказ в визе или на неопределенный срок застряли в центрах содержания нелегальных иммигрантов, таких как «Ярлс Вуд» или «Мортон Холл».

В Америке Трамп тоже регулярно употребляет слова вроде «животные»[286] в адрес иммигрантов. Он заявляет, что мигранты «наводняют и поражают»[287] Америку, что это «монструозность»[288], а про мексиканскую границу он сказал так: «Только посмотрите, что на нас движется, – это настоящее вторжение»[289]. Против этого якобы вторжения он задействовал вооруженные силы иммиграционной полиции, которая отнимает детей у отчаявшихся родителей, сажает взрослых в клетки (тоже прибыльный бизнес), где они спят в грязных, переполненных комнатах на бетонном полу, где никогда не выключают свет, где нет лекарств, мыла и зубных щеток, нет кроватей и не хватает еды. Пять сотен тел в амбаре без окон, две тысячи восемьсот детей в палаточном лагере в техасской пустыне.

Вторжение, убийца, животное, насекомое, хищник. Всё те же старые фантазии возрождаются снова и снова. Триггером выступают росказни про нечистоты, загрязнение, разнузданные секусальные нравы и распространение болезней. Они наступают: неведомые, враждебные, инородные, они заберут всё твое и заразят тебя своим (Трамп, конечно же, окрестил COVID-19 «китайским вирусом»). Свободу перемещения приравнивают к незаконному проникновению, а еще – к посягательству на чистоту: о, ужас расового смешения, слишком свободной перетасовки разных типов тел. В этой атмосфере неприязни легко поверить, что Фрейд был прав: культура вновь прогибается под намеренным разжиганием агрессии, этим сладостным либидным упоением ненавистью.

* * *

Что движет блоком? Какие у него мотивы? Одиннадцатого августа 2017 года примерно пятьсот сторонников белого превосходства, куклуксклановцев, неонацистов и милитантов начали съезжаться в Шарлотсвилл, штат Виргиния, на марш «Объединенных правых» (Unite the Right rally), который должен был пройти на следующий день – номинально как протест против сноса памятников конфедератам в городах Юга активистами движения Black Lives Matter. Тем вечером они прошествовали через кампус Университета Виргинии с бамбуковыми факелами, скандируя: «Евреи нас не заменят!» и «Кровь и земля!» Они атаковали маленькую группу противников марша, вставших кольцом вокруг памятнику Томасу Джефферсону, и сбили с ног репортера, который задавал им вопросы про акцию.

На следующее утро протестующие и противники марша (вторых теперь было в два раза больше, чем первых) собрались в парке Ли, где стоял памятник военачальнику конфедератов и рабовладельцу Роберту Эдварду Ли. На акцию пришли в основном мужчины – в застегнутых до горла рубашках и кепках MAGA[290], белые мужчины со свастиками, в защитных солнечных очках и шлемах. В Виргинии принят закон, разрешающий открытое ношение оружия, поэтому многие были вооружены, и особенно заметно – группы ополченцев с боевым снаряжением и рюкзаками, которые угрожающе стояли на углах улиц и перед синагогами, сжимая полуавтоматические винтовки.

В парке быстро начались беспорядки: противников марша били кулаками, душили и обрызгивали из перцовых баллончиков (кто-то старался не применять в ответ насилие, но иные давали отпор). В одиннадцать часов, за час до официального начала марша, в городе объявили чрезвычайное положение, и через час полиция стала зачищать парк. Во время этого хаотичного процесса, когда обе стороны были вынуждены оказаться в непосредственной близости друг от друга, двадцатилетнего противника марша вытащили на крытую парковку и избили флагштоками и металлическими трубами члены «Братского ордена ультра-рыцарей», «Традиционалистской рабочей партии» и «Лиги Юга»[291].

В 13:45 сторонник белого превосходства врезался на машине в толпу противников марша, проехав по нескольким людям и затем дав задний ход, чтобы задеть еще больше человек. В новостном репортаже видно, как тела подлетают в воздух вместе с ворохом бесхозной обуви. Он убил молодую женщину по имени Хизер Хейер и нанес травмы еще девятнадцати людям. Позже в тот же день президент осудил эту «непростительную демонстрацию ненависти, нетерпимости и агрессии со многих, многих сторон сразу»[292]. Отказавшись возложить вину на сторонников белого превосходства, президент повел себя как «полная противоположность куколду»[293] (на сленге ультраправых «куколд» означает «изнеженный либерал») – так с одобрением заключил редактор сайта «Дэйли стормер».

Как и миллионы других, я следила за развитием событий в режиме реального времени в «Твиттере». Мелькали одни и те же фотографии процессии с факелами: вереница огней, молодые лица фанатиков, выхваченные из тьмы, руки, поднятые в нацистском приветствии. Блок вернулся вместе с его фетишем ненависти, раскаленный от мысли, что его могут лишить привилегий, что феминистки запретят свободный доступ к сексу, что небелым людям дадут работу, дома и машины – всё то, что им самим положено по праву рождения. Большинство демонстрантов были младше меня: белые мальчики с аккуратными стрижками, в футболках-поло, с торжеством на