На изломе - Олег Бажанов

Гриневский сделал паузу, посмотрел на стоящего перед столом офицера и продолжил:

– У Александра Николаевича есть недостатки: иногда он бывает излишне горяч, не боится начальства. Поэтому до сих пор и ходит в майорах. Других недостатков за Ивановым не знаю. Кстати, в качестве справки: командиром экипажа в Афганистане у Иванова был небезызвестный нам всем, теперь уже полковник, летчик-снайпер и заслуженный летчик России Болышев Николай Константинович. Под его началом Иванов прошел хорошую школу. Командир подтвердит мои слова, – Гриневский посмотрел на командира полка, – об Иванове полковник Болышев говорит, что лучшего летчика-штурмана у него не было ни до, ни после. И тот случай, после которого весь экипаж был награжден афганским орденом Звезды, а Болышев получил еще и орден Красного Знамени, а Иванов – орден Красной Звезды, говорит о многом.

– А что это за случай? – задал вопрос заместитель командира полка по летной подготовке.

– Пусть Иванов сам расскажет? – Гриневский посмотрел на командира полка.

– Расскажи всем, – кивнул тот Александру.

– Мы тогда, выполнив задание, возвращались в Кабул пустыми, – начал без вступления Иванов. – Вдруг на нашей частоте – позывные «SOS» и просьба о помощи. Упал самолет. Координаты передают в нашем районе. По команде Болышева включаю поисковый радиокомпас, сделал расчеты – совсем близко получается. Доложили в эфир, что идем на помощь. Связался с упавшим экипажем, оказывается, афганский «Ан-26» сбит ракетой «земля-воздух», все пока живы: и экипаж, и пассажиры. Но душманы уже близко. Это потом мы узнали, что на борту самолета везли какого-то министра со свитой. А тогда мы просто спасали людей.

Подходим на высоте трех тысяч метров, видим, что в котловине между сопок лежит самолет. Сверху показалось, что совсем целый. Удачно посадили. Но со стороны одной из сопок к самолету спускаются люди – человек двадцать. Километра полтора им еще оставалось. «Успеем», – говорит майор Болышев и кидает вертолет с креном градусов в семьдесят в стремительное снижение, скорее – падение. Вертикальная скорость максимально возможная – двадцать пять метров в секунду. Отстреливаем тепловые ракеты-ловушки, борттехник – у носового пулемета, я приготовил автомат и гранаты. Тут с земли в нас и полетело! Казалось, что я даже разглядел пули в полете. Одна ракета взорвалась выше – сработала ловушка. Мы падали с левым креном, поэтому земли я не видел, зато взрыв ракеты наблюдал. Зашли на посадку носом к сопке, с которой к нам бежали «духи». Болышев дал залп ракетами. «Духи» залегли. Мы сели рядом с упавшим самолетом. Борттехник – к грузовой двери, принимать людей, я – на его место за пулемет. Пострелял немного, скорее, для острастки – далековато для прицельной стрельбы. Но «духи» снова залегли. Болышев посадил вертолет так, чтобы прикрыть корпусом самолета пассажиров, бегущих к вертолету, от огня душманов. Самолет лежит на брюхе, наклонившись на правое крыло, двигатели оторваны. Очагов дыма и огня не наблюдаем. Взяли на борт семнадцать человек, командир оторвал машину, развернул на сто восемьдесят градусов и с разгоном скорости – в набор высоты, подальше от «духов». Тут по обшивке и застучало! Попали гады! Земля – вот она, прямо под носом. Думал, что воткнемся в камни. Но движки вытянули. Правда, подозрительная вибрация началась. Лезем вверх и молимся, чтобы у душманов на сопках пулеметы не стояли. Вдобавок ко всему еще одна беда – закончились тепловые ловушки. А ракету в двигатель – ой как не хочется! И тут, на наше счастье, сверху на встречном курсе пара «двадцатьчетверок» падает – нам на помощь! Такой радости я еще никогда в жизни не испытывал. «Ребята, – кричу в эфир, – вы вовремя!». Передал им координаты цели, и «двадцатьчетверки» пошли в атаку, приняв весь огонь на себя. Из семнадцати пассажиров довезли четырнадцать. Троих при взлете тогда сразу наповал, прямо в вертолете, одного ранило. К счастью, министр не пострадал. Хвостовая балка у вертолета и грузовые створки – как решето. Лопасти несущего винта почти все повреждены. Как только долетели? Болышев тогда вышел, обнял вертолет, как друга, и говорит: «Спасибо тебе!». Наш экипаж весь цел. У сбитого афганского экипажа борттехник при аварийной посадке сломал ногу. Потом оказалось, что командир афганского экипажа чей-то там родственник. Видимо, поэтому афганские Звезды нам вручили быстро. На церемонии награждения во Дворце правительства присутствовали и спасенный министр, и командир афганского экипажа. Все обнимали Болышева, благодарили за спасение, клялись в вечной дружбе. Где-то через пару месяцев мы получили ордена и от своих: командиру – Красное Знамя, нам с борттехником – по «Звездочке».

Когда Иванов закончил рассказ, около минуты все присутствующие хранили молчание. Первым заговорил подполковник Гриневский:

– Предлагаю снять вопрос о несоответствии майора Иванова Александра Николаевича занимаемой должности.

– Добрый вы, Николай Иванович, – подал голос Косачаный. – А послушали бы, что Иванов вчера выкинул по отношению к командиру эскадрильи.

– И что же? – Гриневский жестко смотрел на замполита.

– А пусть он сам и расскажет, – предложил Косачаный.

Все в ожидании смотрели на Иванова. Он молчал.

– Рассказывай, майор, – приказал командир полка.

– Пусть подполковник Косачаный уточнит, что имеет в виду, – ответил Иванов.

– Оскорбление, нанесенное вышестоящему начальнику! – воскликнул замполит.

– Я никого не оскорблял, – спокойно сказал Иванов.

– А как же тогда это называется? – не унимался Косачаный.

– Хватит пререкаться, Иванов! – сухо сказал командир полка. – Давай начистоту: что произошло?

– Я вчера только задал вопрос Анатолию Ивановичу.

– Какой?

– Я спросил, чем его сделал отец? И все.

– Глупость какая! – с раздражением бросил командир. – Чем, кроме хера, его мог сделать отец? Или ты, Иванов, сомневаешься?

– И Анатолий Иванович сказал почти то же самое. – Иванов невинно посмотрел на покрывающегося краской стыда комэска. – А я, в свою очередь, сказал, что мой отец меня сделал человеком.

Мертвая тишина, установившаяся после ответа Иванова, сменилась вначале легким смешком, затем взорвалась громким смехом. Смеялись почти все присутствующие во главе с командиром полка. Лишь Анатолий Иванович краснел все больше.

Иванов решил воспользоваться моментом и обратился к полковому командиру:

– Товарищ полковник, я готов принести свои извинения Анатолию Ивановичу за не вовремя заданный вопрос.

– Так говоришь – «человеком»? – все еще смеясь, повторил командир и махнул рукой. – Иди, Иванов, подожди за дверью.

После десятиминутного гуляния в коридоре Иванов был снова вызван в класс. Офицеры уже расходились.

– Ну ты даешь! – сказал ему с улыбкой, проходя мимо, один из заместителей.

По недовольному лицу замполита Иванов определил, что тучи разошлись.

– Проходи, Иванов, присаживайся, – пригласил командир полка.

Подождав, пока за последним из выходящих закроется дверь, седой полковник закурил и стал молча смотреть на Иванова, думая о чем-то. Александр был готов выслушать новый разнос или лекцию о воинской дисциплине, но к следующему вопросу, вернее, к тону, каким командир полка задал этот вопрос, Иванов был не готов.

– Что с тобой творится, Александр? – вопрос прозвучал по-отечески тепло. Иванов не знал, как отвечать. Видимо, уловив в его взгляде растерянность, командир, не дожидаясь ответа, сказал:

– Я ведь хорошо знаю Николая Константиновича Болышева. Мы с ним друзья еще с лейтенантов. И жены наши дружат.

Иванов хорошо помнил свою первую встречу с Болышевым. В восемьдесят седьмом в Афганистане старший лейтенант Иванов исполнял обязанности штурмана звена, когда на должность командира звена вместо убывшего в Союз прибыл капитан Болышев. Бывалый вояка и опытный летчик, орденоносец – это была его вторая командировка в Афганистан – сразу вызвал у подчиненных чувство уважения своей манерой держаться с начальством и подчиненными, умением доходчиво объяснить непонятное, своим железным спокойствием в самых сложных ситуациях, а самое главное – летным мастерством. На него равнялись, его фразы цитировали многие летчики и техники на аэродроме, начальство доверяло ему самые сложные задания. Первая встреча Иванова с Болышевым на стоянке возле вертолета вылилась в конфликт из-за пустяка – сошлись два характера. Болышев мог об инциденте доложить начальству, и Иванову тогда бы не поздоровилось, но не стал этого делать. Начав вместе летать и поближе узнав друг друга, они крепко подружились, несмотря на разницу в возрасте в восемь лет. Почти полгода они летали в одном экипаже, и Иванов многому научился у своего командира. В тот же год капитан Болышев стал майором, подал рапорт в академию. Тогда же за уничтожение душманских складов с боеприпасами в труднодоступных горных пещерах все звено Болышева наградили орденами, а их командиру присвоили звание летчик-снайпер.