Ваше Сиятельство #12 - Эрли Моури

Причин здесь много. Одна из главных в лицемерии богов. Другая в том, что история вечных все же написана людьми, а людям свойственно заблуждаться. Иногда намеренно. К примеру, Гомер в своих поэмах часто подменял истину вымыслом удобным Гере или Аресу и не только им. Если его почитать, то можно подумать, будто моя возлюбленная Артемида была на стороне троянцев и во всем подыгрывала брату! Но подумайте сами, могло ли быть такое на самом деле?

И все же о символах. Символом Величайшей был павлин и белая лилия. Понятия не имею, какое отношение названая птица имеет к Гере. Ну разве что такое: павлины встречаются в ее обширных садах. А лилия? Этот цветок, означающий чистоту и непорочность, может ли он быть символом Величайшей небесной шлюхи⁈ Я бы заменил павлина на лису, а лилию на змею — уж не обидится на меня Асклепий. Хотя… Разве клеймо в виде цветка лили не красовалась на плече Миледи? Правда это отголоски иного мира, которые не так давно пришлось мне покинуть.

Гера сбежала. Сбежала вскоре после того, как я начал прижимать ее вопросами о Майкле. Вначале она отшучивалась, рассказывала, как Майклу хорошо возле нее; какие в ее владениях целебные воды и теплые бассейны. Потом сообщила нам, что графиня Елецкая от скуки снова увлеклась бароном Евстафьевым. И будто бы Елена Викторовна в сердечных устремлениях дама крайне непостоянная. А когда я потребовал встречи с бароном Милтоном сегодня же, Гера сказала:

— Астерий, ты тоже очень хорош. Ты милый мальчик. Зря я хотела тебя когда-то убить. Мне хочется плакать, от мысли, что ты мог бы стать мертвым. Я тебя люблю, быть может больше, чем Арти, — она поцеловала меня в губы, рассмеялась в лицо Артемиде и растаяла в воздухе. Растаяла, но на ее месте у моих ног осталась белая лилия.

— Какая же дрянь! — в сердцах выдохнула Артемида. — Она играет всеми нами и при этом чувствует себя так уверенно, будто ее совсем не волнуют последствия!

Я чувствовал, как все произошедшее здесь, задело Охотницу.

— Надо отдать должное, она очень помогла нам, — Афина повела рукой, меняя боевые доспехи на легкое платье.

К тому времени перед дворцом Небесной Охотницы из богов осталась лишь сама Арти и Афина.

— Если бы не ее пламенная речь, нам бы пришлось отбиваться от нападок этой своры, — продолжила Воительница, наклонившись за цветком, оставленным Герой. — А так… Мы из божественных преступниц, превратились в героинь вместе с Астерием. «Слава Артемиде! Слава Афине! Слава Астерию!», — кричали они. Арти, мне это понравилось! Клянусь, ради такого триумфа, я готова вернуться в тот замок и разрушить его до основания!

— С куда большим желанием я бы разрушила ее дворец! Надеюсь, тебе не придет в голову считать ее теперь подругой? — Артемида взяла лилию из рук подруги отбросила в сторону.

— Арти, улыбнись! Ты снова слишком впечатлительна! Ведь все прошло великолепно! И если твои враги, ведут себя словно друзья, то этим можно пользоваться, но быть готовой к подвоху, — ответила Арета. — Астерий, сделай милость, шлепни ее по попе!

Дочь Лето задержала мою руку, почти коснувшуюся ее ягодицы:

— Не смей ее слушать, Астерий! И я бы сама справилась, без помощи Геры! Идемте! Чего здесь стоять, — Охотница направилась ко дворцу, под портиком которого выстроились ее немногочисленные служанки.

Едва добравшись до покоев Артемиды, я омылся под теплой проточной водой у бассейна, вернулся в спальню и, упав на кровать, уснул. Уснул практически сразу. Тело мое настойчиво требовало отдыха. Настолько, что я даже не побеспокоился узнать, куда делась Наталья Петровна и виконт Бабский. Да, с ними здесь точно не может случиться ничего дурного и слуги Артемиды о них позаботятся, но все же моим долгом было проявить хотя бы какое-то внимание.

Проснулся я лишь под вечер, когда спальня богини озарилась красными лучами заката. Артемида так и не появилась, и лежал я на ее огромной кровати один, раскинув руки и глядя в потолок, украшенный фресками из жизни вечных. Накинув халат, вместо своих вещей, не слишком чистых после приключений в Faded Rose, я вышел на террасу. В вечерний щебет птиц вплетались знакомые голоса, один из которых, кажется, принадлежал Бондаревой, а второй точно Бабскому. Поручик рассказывал очередную веселую и глупую историю.

Я направился к западному краю террасы, откуда доносился его голос и женский смех. Когда свернул за угол, то увидел: за низким столиком на подушках точно шейх, сидит Алексей Давыдович. Его с интересом слушают две служанки. Наталья Петровна стояла чуть поодаль, упираясь руками в балюстраду и глядя на закат.

Одну из служанок Артемиды я знал по имени, поэтому обратился к ней:

— Веселитесь, Эйгил? А где ваша госпожа?

— Ой! — она вздрогнула, порозовев, повернулась ко мне. — Ваше сиятельство, она… Я не знаю. Отошла куда-то с Афиной. Думаю, скоро появится. Приказала нам накрывать к ужину прямо здесь, — Эйгил указала взглядом на стол на ножках из сандала и слоновой кости, что стоял перед Бабским.

— Присоединяйтесь, ваше сиятельство. Пока нет ваших женщин, вполне можно развлечься чужими! — поручик хохотнул и повернув голову к Бондаревой, потом вернулся взглядом ко мне и приложил палец к губам: — Каюсь, сболтнул лишнего. Одна из ваших здесь и все подслушивает! Кстати, ужин обещан к семи, — он засучил рукав и глянул на часы. — Полагаю, вам это особо полезно знать. Обед же вы пропустили.

— Мы побежали, господин Бабский! С вами очень весело, но нам нужно накрывать на стол! — Эйгил поспешила к двери и другая девушка, одарив улыбкой поручика побежала за ней.

Бабский начал что-то говорить о вещицах, прихваченных нами в хранилище Уэйна, но я не стал его слушать, подошел к Бондаревой. Слегка обнял ее, положив руки на талию.

— Как же хорошо здесь! — не поворачиваясь ко мне, сказала штабс-капитан. — Ну почему я не родилась богиней?

— Волшебный вечер в волшебном месте, — согласился я, глядя на край солнца, тонущего между горных вершин, и на живописную долину внизу.

— Я думала, граф, вы ответите мне, что я все-таки богиня. А вы о вечере и каком-то там волшебстве, — с обидой произнесла Наталья Петровна.

Мне кажется, обида эта была наигранной. Вот что за завихрения в ее голове? Еще раз убеждаюсь, Наташа считала