Дом подруги - Виктория Клейтон

— Давайте по очереди рассказывать какие-нибудь истории, — предложил Роберт.

Поскольку это была идея Роберта, мы дружно решили, что ему и начинать. Он поведал нам легенду об Орфее и Эвридике. Роберт был великолепный рассказчик, и я поймала себя на том, что слушаю затаив дыхание, хотя, конечно, слышала эту легенду и раньше.

Мин рассказала историю Айвенго. Все слушали с интересом, хотя в изложении Мин все выглядело несколько запутанным. Поскольку сама она явно отдавала предпочтение умной, благородной и красивой Ревекке, по сравнению с которой тоже красивая Ровена выглядела довольно-таки бесцветной и невыразительной, то конец романа, где Айвенго соединяет свою судьбу не с той девушкой, выглядел довольно-таки унылым. Как бы там ни было, в рассказе Мин было достаточно любовных коллизий и жарких схваток между рыцарями, так что и Вильям, и Элли были в полном восторге.

Потом взяла слово Элли — она рассказала сказку о Принцессе на горошине. Естественно, Вильям не упустил случая подурачиться, а Вивьен тут же присоединилась к нему. В конце концов Элли разозлилась. Пришлось Роберту вмешаться и велеть им замолчать.

Вильям рассказал легенду о Тантале, насколько мне было известно, он прочитал ее только накануне. Видимо, унаследовав от отца талант рассказчика, он в таких мрачных красках живописал Танталовы муки, что все вокруг, включая и меня, почувствовали невольные угрызения совести — ведь весь последний час мы только и делали, что пили и ели в свое удовольствие.

Наконец очередь дошла до меня, и я рассказала о Тобермори. Это была история кошки, которую гости, собравшиеся в доме, научили разговаривать. И очень скоро безумно пожалели об этом, поскольку кошечка, наслушавшись, что хозяева думают о своих гостях, и наоборот, принялась пересказывать сплетни всем желающим. И хотя рассказчик из меня не ахти какой, все хохотали до слез.

Последней оказалась Вивьен. Она поведала нам легенду о Леди озера, бывшей возлюбленной известного мага и чародея Мерлина. В ее изложении легенда выглядела до нелепости современной — так, они оба курили сигареты и пили коктейли, — но юмор, с которым она рассказывала, сделал свое дело, и очень скоро все мы покатывались от смеха. И больше всех Роберт.

Доев практически все, что еще оставалось, мы задули свечи, выключили обогреватель и вернулись домой с факелами в руках, распевая на ходу: «С днем рожденья тебя!».

— Самый лучший день рождения из всех! — радостно объявила Элли.

На следующее утро я проснулась чуть свет. Выбравшись из постели, я подошла к окну. Только начало светать, и на горизонте облака окрасились в палево-серый и желто-розовый цвет, именно таким бывает бок только что вытащенного из воды лосося, сонно подумала я. Позавтракав в компании Хэм, я отправилась проведать Бути, на ходу представляя себе, как вернусь и немного почитаю, удобно устроившись в уголке теплой кухни. Но солнце светило так ярко, а небо было таким заманчиво голубым и ясным, что я, накинув толстое пальто, решила вначале сходить вместе с Хэм к озеру, а уже потом устроиться где-нибудь с книжкой. Путь мой лежал мимо оранжереи, которую Джордж Прайк уже давно привык считать чем-то вроде своей законной территории.

Уже возле самых дверей меня будто толкнуло что-то — повинуясь безотчетному импульсу, я приоткрыла дверь и вошла. Внутри царило приятное тепло. Я открыла дверцу печки — там еще тлели угли. Видимо, Джордж, собираясь вечером домой, подложил дров, чтобы за ночь оранжерея не остыла. Я бросила взгляд на часы — еще не было восьми. Усевшись на обычное место Джорджа, я огляделась.

Вдруг сквозь водоросли зеленых и белых полос скотча на меня уставилось чье-то лицо. Я вздрогнула от неожиданности. И даже не сразу сообразила, что это Роберт.

— Привет, — бросил он, заглянув в оранжерею. — Мне показалось, тут кто-то есть. Думал, что это Джордж. Как глупо, верно? С чего бы ему явиться на работу в воскресенье?

— А я как раз размышляла, как здорово было бы вставить все стекла и снова пользоваться ею. Люблю, как пахнет в оранжерее… влажной землей, гелиотропами, саженцами помидоров. А только подумайте, как приятно будет возиться тут, сажать черенки, слушая, как по крыше барабанит дождь.

— Вам тоже это нравится? А я, представьте, помню, как мальчиком помогал Гаррисону, нашему старшему садовнику, подвязывать лук. И, кажется, тогда как раз шел дождь… Да, именно так и было.

— Да, правда. Вы ведь выросли здесь.

— Я должен вас поблагодарить — за все, что вы сделали для Элли. За этот замечательный день рождения, который вы ей устроили. Этот торт со свечками, все эти лакомства… а какой получился замечательный домик! Она была так счастлива.

— Мне самой было приятно. Поверьте, мне это доставило такую же радость, как и Элли.

Повисло неловкое молчание. Роберт с рассеянным видом поднял валявшийся под скамейкой лункоделатель, повертел его в руках и вдруг нахмурился. Он казался усталым до смерти. Лицо его осунулось и казалось суровым, так что, не знай я его лучше, мне стало бы не по себе.

И тут вдруг, к моему величайшему смущению и растерянности, губы у него задрожали. Роберт скривился, и из глаз его градом покатились слезы. До этого дня я ни разу не видела, как плачут мужчины. Поппи, конечно, не в счет. Я перепугалась до смерти.

— Простите… простите, ради бога! — пробормотал Роберт, шаря по карманам в поисках платка.

— Может, расскажете, в чем дело? — неуверенно предложила я. Больше всего мне было страшно сказать что-то не так и нарушить установившееся между нами хрупкое доверие. Мне казалось, я ступаю по тонкому льду.

Роберт быстро глянул на меня. О чем он думал, я так и не смогла угадать. Потом отвел глаза в сторону, коротко, судорожно вздохнул и, запинаясь на каждом слове, заговорил:

— Помните, я вчера заехал в школу… я тогда нашел это письмо. Оно лежало на моем письменном столе. Наверное, он решил, что до завтра я ничего не узнаю…

Вытащив из кармана листок бумаги, он протянул его мне. Я стала читать.

Дорогой Роберт!

К тому времени, как ты найдешь это письмо, думаю, все уже обнаружится. К счастью, я уже этого не увижу. Но тебе, мой бедный друг, придется жить с сознанием того, что человек, которого ты считал порядочным, на самом деле лживое, безумное и безнравственное чудовище. Да, я солгал тебе, Роберт. Я обманул тебя. Мне безумно жаль, что так вышло, честное слово. Я снова и снова проклинаю тот день, когда, вернувшись домой, увидел на своем диване обнаженного Далримпла. Он читал Пруста…

Остается надеяться, что ты найдешь в себе силы посмеяться, когда дойдешь до этого места. А вот мне не до смеха, хотя во всех наших влюбленностях есть нечто комическое. Во всяком случае, мне так кажется. Я думал, что люблю Далримпла. Хотя знал и его коварство, и лживость… даже то, что он легко поддается чужому влиянию. И все же… сейчас я честен с тобой. Тем более, что все это уже не имеет никакого значения… да, я до сих пор люблю его. Впрочем, по сравнению со мной он ангел. А я… я полный ублюдок. Может быть, ты найдешь в душе хоть одно доброе слово для меня, если я признаюсь, что с того дня, как позволил Далримплу взять меня за руку, жизнь моя стала адом.