Выбор - Николас Спаркс

Тревис промолчал.

– Я беспокоюсь о тебе, – добавила Стефани. – Почти перестала спать с тех пор, как ты все рассказал.

– Прости.

– Не извиняйся. Это мне следовало бы извиниться. Я должна была перебраться сюда, как только это случилось. Должна была чаще навещать Габи. Быть рядом каждый раз, когда ты хотел с кем-нибудь поговорить.

– Все в порядке. Я рад, что тебе не пришлось бросать работу. Ты старалась изо всех сил, чтобы попасть в Чепл-Хилл, и Габи это знает. Кроме того, ты и так провела здесь больше времени, чем могла бы.

– Мне очень жаль тебя.

Тревис обнял ее:

– Знаю.

Они сидели молча. Щелкнул обогреватель, Стефани вздохнула.

– Я останусь с тобой вне зависимости от того, что ты решил. Потому что я знаю, как сильно ты любишь Габи.

Тревис отвернулся к окну. Сквозь стекло он видел мерцающие в темноте огни дома напротив.

– Я не смог, – наконец сказал он. – Думал, что смогу, даже заучил те слова, которые собирался сказать врачам – по поводу того, что Габи следует отключить от аппарата. Да, она этого хотела, но… в конце концов я просто не смог. Даже если мне придется до конца жизни навещать Габи в клинике, это все-таки лучший вариант. Я слишком люблю жену, чтобы позволить ей уйти.

Стефани слабо улыбнулась:

– Знаю. Это было написано на твоем лице, когда ты вошел.

– Считаешь, что я поступил правильно?

– Да, – ответила она без колебаний.

– Правильно для себя или для Габи?

– Для вас обоих.

Тревис встрепенулся:

– Ты веришь, что она очнется?

Стефани пристально взглянула на брата:

– Да. И всегда верила. Вы… Есть что-то сверхъестественное в том, как вы живете. Буквально во всем. В том, как смотрите друг на друга. В том, как Габи блаженствует, когда ты касаешься ладонью ее спины. В том, как она угадывает твои мысли. Мне это всегда казалось поразительным. Вот почему, кстати, я тяну со свадьбой. Хочу чего-то похожего на вашу любовь и сомневаюсь, что уже ее нашла. Даже не знаю, чего именно хочу. Такая любовь, как ваша… говорят, с ней возможно все. Ты любишь Габи, она любит тебя, и я просто не представляю вас друг без друга. Вы предназначены для того, чтобы быть вместе.

Тревис молчал.

– И что теперь? – спросила Стефани. – Может, сожжем завещание?

Невзирая на напряжение, брат рассмеялся:

– Может быть. Потом.

– А адвокат? Он ведь не подаст на тебя в суд?

– От него уже несколько лет нет никаких вестей.

– Видишь? Еще один признак того, что ты поступил правильно.

– Да уж наверное.

– Так что насчет клиники?

– Габи перевезут на следующей неделе. Мне нужно будет все подготовить.

– Нужна помощь?

Тревис потер виски, ощущая невероятную усталость.

– Да, – кивнул он. – Не откажусь.

– Эй… – Стефани легонько встряхнула брата. – Ты принял верное решение и ни в чем не виноват. Ты сделал то, что должен был. Габи хочет жить. Ей нужен шанс, чтобы вернуться к тебе и к дочкам.

– Знаю. Но…

Он не смог договорить. Прошлое осталось в прошлом, будущее еще не наступило, и Тревис знал, что должен сосредоточиться на настоящем… но повседневное существование внезапно показалось ему бесконечным и невыносимым.

– Мне страшно, – наконец признал он.

– Знаю, – сказала сестра, обнимая его. – Мне тоже.

Эпилог

Июнь 2007 года

Зимние пейзажи сменились яркими красками весны; сидя на веранде, Тревис слушал пение птиц. Они распевали и чирикали десятками или даже сотнями, с деревьев то и дело взмывали в воздух стайки скворцов и летели в удивительно стройном порядке.

Была суббота, Кристина и Элайза качались на качелях, которые отец повесил неделю назад. Ему хотелось, чтобы амплитуда была побольше в отличие от обыкновенных качелей, поэтому Тревис срезал несколько нижних ветвей, а потом прикрепил веревку как можно выше. Утром он провел целый час, качая дочерей и слушая, как те визжат от восторга; когда он закончил, рубашка на спине взмокла. А девочки требовали продолжения.

– Дайте папе немножко отдохнуть, – тяжело дыша, попросил Тревис. – Я устал. Покачайте пока друг друга.

Разочарование, ясно отразившееся на их личиках, длилось недолго: вскоре девочки снова принялись радостно хохотать. Тревис наблюдал за игрой и улыбался. Ему нравился их мелодичный смех, на сердце становилось тепло, когда он видел, как хорошо они играют вместе. Тревис надеялся, что дочери навсегда останутся подругами. Если судить по нему и Стефани, с годами девочки должны сблизиться еще сильнее. По крайней мере он на это надеялся. Тревис уже понял, что надежда – порой единственное, что остается у человека. За последние четыре месяца он научился надеяться.

После принятия главного решения его жизнь постепенно вернулась в привычное русло. Или по крайней мере обрела подобие нормальной. Вместе со Стефани Тревис объехал полдесятка клиник. Он отчего-то был уверен, что все это тускло освещенные, зловонные места, где по коридорам посреди ночи бродят растрепанные стонущие пациенты, охраняемые санитарами-маньяками. Слава богу, он ошибался. По крайней мере там, где они побывали с сестрой, все было иначе.

Большинство клиник оказались светлыми и полными воздуха, ими заправляли пожилые дамы и женщины в деловых костюмах, которые прилагали огромные усилия к тому, чтобы заведение отличалось стерильной чистотой, а персонал проявлял заботу, уважение и высокий профессионализм. Если Тревис, осматривая клинику, раздумывал о том, понравится ли здесь Габи и не окажется ли она самой молодой пациенткой, Стефани задавала разумные вопросы. Она требовала послужные списки медсестер, выясняла, быстро ли рассматриваются жалобы, а бродя по коридорам, всячески давала понять, что в курсе всех постановлений и законов. Она предлагала гипотетические ситуации (из разряда вероятных) и спрашивала, какие действия в таком случае предпримут персонал и дирекция. Допытывалась, сколько раз в день Габи будут переворачивать, чтобы избежать пролежней. Иногда Тревису казалось, что его сестра – прокурор, пытающийся уличить преступника. Хотя Стефани и довела нескольких директоров до белого каления, брат был благодарен ей за бдительность. В своем нынешнем состоянии он с трудом сознавал происходящее, но каким-то образом догадывался, что Стефани ведет себя правильно.

В конце концов Габи перевезли в клинику, которой управлял некий Элиот Гаррис – всего лишь в паре кварталов от больницы. Гаррис впечатлил не только Тревиса, но и Стефани – именно она подписывала большинство бумаг в его кабинете. Сестра намекнула, что у нее есть связи в правительстве штата, и в результате Габи получила отдельную палату с видом на внутренний дворик. Когда Тревис навещал жену, то подкатывал кровать к окну и приподнимал изголовье. Он воображал, что она наслаждается солнечным светом и звуками со двора – там пациентов навещали друзья и родственники. Однажды Габи сама сказала ему об этом, когда Тревис разминал ей ноги. Еще она сказала, что все понимает и очень рада выбору мужа. Точнее, Тревис полагал, что она рада.