Выбор - Николас Спаркс

Кома была вызвана тяжелым случаем вирусного менингита.

Муж Элеоноры, Кеннет, общительный, дружелюбный человек, работавший учителем истории в старшей школе Ист-Картерет, проводил все дни в больнице. Со временем Габи познакомилась с ним. Поначалу они просто перекидывались парой слов, но затем их разговоры стали содержательнее. Кеннет обожал жену и детей. В клинике он появлялся в опрятном свитере и отглаженных брюках. Он был истовым католиком, и Габи часто видела, как он молится у постели жены, перебирая четки. Их сыновей звали Мэтью и Марк.

Тревис знал это, потому что Габи ему рассказала. Не сразу. Она неизменно удивлялась, отчего Кеннет продолжает приходить каждый день и о чем он думает, сидя в тишине у постели жены.

– Он все время такой грустный, – заметила Габи.

– Неудивительно. Его жена в коме.

– Но он сидит с ней постоянно. А как же дети?

Недели сливались в месяцы, и Элеонору Бейкер в конце концов перевезли в частную клинику. Прошел год, потом еще один. Габи, возможно, забыла бы об этой женщине, если бы они с Кеннетом периодически не встречались в магазине. Разговор неизбежно заходил о том, как дела у Элеоноры. Все оставалось без изменений.

По мере того как шли годы, Габи замечала, что Кеннет меняется. «Она еще держится», – мимоходом отвечал он на вопрос о состоянии жены. Если раньше в его глазах загорался огонек, когда Кеннет говорил об Элеоноре, то теперь в них царила пустота. Любовь сменилась апатией, черные волосы за пару лет стали седыми. Кеннет так исхудал, что одежда висела на нем мешком.

Регулярно встречая его в отделе полуфабрикатов или возле полок с кукурузными хлопьями, Габи просто не могла уклониться от разговоров и постепенно сделалась чем-то вроде наперсницы. Кеннет, судя по всему, нуждался в ней, он хотел общения, и во время этих встреч Габи узнавала о многих печальных событиях. Он потерял работу, дом, не мог дождаться, когда же дети наконец вырастут и уедут. Старшего выгнали из школы, младшего опять арестовали за наркотики. Опять. Габи подчеркнула это, когда вечером разговаривала с мужем. И сказала, что Кеннет, несомненно, был пьян.

– Мне его так жаль, – закончила она.

– Не сомневаюсь.

Габи помолчала.

– Возможно, было бы лучше, если бы Элеонора умерла.

Глядя в окно, Тревис думал о Бейкерах. Он понятия не имел, жива ли Элеонора сейчас. После аварии он почти каждый день прокручивал в голове свои разговоры с Габи, вспоминая то, что рассказывала ему жена. Возможно, Бейкеры вошли в их жизнь с какой-то определенной целью. Многим ли доводится лично знать человека, который лежит в коме? Это так… необычно, все равно что оказаться на острове динозавров или наблюдать за тем, как летающая тарелка бомбит Эмпайр-Стейт-билдинг.

Если действительно была какая-то причина, то какая? Предупредить Тревиса, что он обречен? Что девочки собьются с пути истинного? Подобные мысли приводили его в ужас, и каждый раз Тревис с особым нетерпением ждал возвращения детей из школы. Он возил их в парк аттракционов на каникулах, иногда позволял Кристине переночевать у подруги. Каждое утро Тревис просыпался с мыслью о том, что дочери должны хорошо себя вести дома и в школе, пусть даже им нелегко. Если они не слушались, то обе на весь вечер отправлялись в детскую. Потому что так поступила бы Габи.

Его родственники порой говорили, что он слишком суров с Кристиной и Элайзой. Неудивительно. В частности, теща всегда была настроена критически. Если Габи могла часами болтать по телефону с его отцом, то разговоры Тревиса с тещей неизменно отличались краткостью. Поначалу Паркеры из чувства долга проводили отпуск в Саванне, и Габи всегда ехала домой в подавленном состоянии, но после рождения дочерей наконец заявила родителям, что впредь собирается отдыхать на свой лад. Если родителям захочется ее повидать, пусть приезжают в Бофор. Они не приехали ни разу.

После аварии родители Габи поселились в отеле в Морхед-Сити, чтобы быть поближе к дочери. В течение первого месяца все трое нередко навещали Габи вместе. Хотя никто и никогда не обвинял Тревиса, тот чувствовал, что тесть и теща стараются держаться от него на расстоянии. Если они проводили время с Кристиной и Элайзой, то всегда на нейтральной территории – в кафе или пиццерии – и редко заходили в дом больше чем на пару минут.

Затем родители Габи вернулись в Саванну. Они иногда приезжали на выходные; в такие дни Тревис держался подальше от больницы. Он уверял себя, что им нужно побыть наедине с дочерью – отчасти так оно и было. Тревису не хотелось признавать, что он сторонится их, поскольку тесть и теща неизменно, пусть и невольно, служат ему укором.

Друзья повели себя так, как и предполагал Тревис. Элисон, Меган и Лиз поочередно готовили ужин. Они успели сдружиться с Габи, и иногда Тревису приходилось их ободрять. Женщины приходили с заплаканными глазами и натянутыми улыбками, в изобилии приносили лазанью, запеканки, салаты и разнообразные десерты и неизменно подчеркивали, что использовали птицу – в таком случае Тревис соглашался поесть.

Элисон, Меган и Лиз отлично управлялись с девочками. Поначалу они часто успокаивали их, когда малышки плакали. Со временем Кристина особенно привязалась к Лиз. Та заплетала ей косы и помогала мастерить браслеты из бусин; они по меньшей мере полчаса в день гоняли во дворе футбольный мяч, а вернувшись в комнату, начинали шептаться, как только Тревис выходил. Он гадал, о чем они беседуют. Зная Лиз, он не сомневался, что она расскажет ему, если речь зайдет о чем-то важном, но обычно Лиз просто отвечала, что Кристина хотела поговорить. Во всяком случае, Тревис был благодарен ей за присутствие и немного ревновал, завидовал близости Лиз с его дочерью.

Элайза, напротив, сблизилась с Меган. Они вместе раскрашивали картинки за кухонным столом или смотрели телевизор, сидя рядом. Иногда Тревис замечал, что девочка сворачивается клубочком рядом с Меган, точь-в-точь как прежде – рядом с Габи. В такие минуты они действительно выглядели как мать и дочь, и Тревису казалось, что его семья снова в сборе.

Элисон, со своей стороны, неустанно напоминала девочкам, что, невзирая на печаль и отчаяние, у них по-прежнему есть обязанности. Она отправляла их убираться в комнатах, помогала делать уроки, заставляла относить посуду в раковину – ласково, но настойчиво. Если девочки и уклонялись от работы по дому в те дни, когда Элисон не было, это все же стало случаться реже. На подсознательном уровне дети, видимо, страстно желали порядка – так что Элисон оказалась именно тем, что им было нужно.

Благодаря друзьям и матери, которая проводила у него почти все вечера и часто оставалась на выходные, в первое время после аварии Тревис редко оказывался наедине с дочерьми. Друзья и мать брали на себя роль родителей в тех случаях, когда ему это было не под силу. Тревис нуждался в их помощи. Сам он едва мог вылезти из постели поутру и почти всегда едва сдерживал слезы. Чувство вины не давало Тревису покоя, и не только из-за аварии. Он не знал, что делать. Когда он приезжал в больницу, то хотел быть дома, с дочерьми; вернувшись домой, рвался к Габи.