О, юность моя! - Илья Сельвинский

— Э, кацо! Зачем неправду говоришь? Ты ведь гру­зин.

— Ну и что? Я вижу, господин не разбирается в кав­казских народах, а я такой некрасивый! Пусть думает, что я армянин.

В гавань Леська уже, конечно, не пошел: нельзя же быть свинтусом. Но деньги все-таки заработать нужно? Леська направился в пролетарскую часть города. Муж­чины сейчас на войне, рабочие руки могут пригодиться, а он готов работать за похлебку: дров наколоть, погру­зить что-нибудь, — мало ли что. Но полдня хождения ничего не дали: все дрова наколоты и все тяжести перене­сены. Усталый, измученный, Леська заглянул, наконец, в большой двор, застроенный в старинной итальянской ма­нере: двухъярусные строения с длинным общим балко­ном вместо коридора спускали со второго этажа длин­ные двухпалубные лестницы, на которых, как правило, сидели кошки и старухи.

Леська набрался духу и вошел. Подойдя к старухе с седой бородкой, он спросил:

— У вас есть кто-нибудь на войне?

— А тебе что?

— Я могу нагадать вам так, что вы увидите его сего­дня во сне.

— Иди, иди. Я каждый день вижу его во сне!

— Жаль. Я бы взял недорого: одну керенку.

— Иди, ищи дураков. Ступай. Керенка — это два­дцать рублей. Бутылка молока.

— В чем дело? — спросила другая старуха, в отличие от первой усатая.

— Да вот гадальщика черт принес. Шляются тут вся­кие.

— А про что он гадает?

— Про что? За одну керенку выдаст тебя замуж за генерал-губернатора.

— А ну, а ну, мальчик, поди-ка сюда. Ты и вправду гадаешь?

— Гадаю.

— А как? По картам?

— Нет, по руке.

— Ну-ка, погадай.

Бедняки крепко держат копейку. Не всегда потратят ее даже на необходимое. Но гаданье?.. Кто не надеется на лучшее? Кто не живет мечтами?

Леська раскрыл старушечью ладонь и стал вспоми­нать все, чему его учила цыганка Настя.

— Жить будете долго. Денег у родителей не было, у вас чуть-чуть побольше, но тоже не густо.

— Верно, — сказала старушка. — Догадаться не­трудно.

— Человек вы хороший, добрый, муж с вами ругался, но, в общем, любил вас. Да вас и нельзя не любить. А сами вы сначала любили совсем другого человека.

— Правильно! Скажи на милость!

— Есть у вас и талантец. Небольшой, но есть. Только вы его не развили. Вы что, поете?

— Нет. Белошвейка я. И хорошая. Второй такой во всем городе нет. Про талант это ты правду сказал, а на­счет того, что не развила, — неправду. Ну, еще что ска­жешь?

— А что старухе много рассказывать? — ворчливо отозвалась бородатая. — Какое у тебя будущее? Крест да ограда. Это и я угадать могу.

— Я могу так загадать, — сказал Леська, — что вы увидите во сне любимого человека.

— Что ж. Это хорошо.

Леська взял в обе ладони бабусину руку.

— Скажите мне на ухо, как его имя?

— А зачем шепотом? — отозвалась бородатая. — Все знают: Валька ее зовут. Внучка ее.

— Беленькая? Черненькая?

— Рыжая! снова объявила бородачка.

— Сколько лет? шепотом спросил Леська.

Бородатая не расслышала.

— Четырнадцать, — тихонько сказала усатенькая.

— Веснушки есть?

— Есть.

— Много?

— Хватит на всех! — засмеялась бабушка.

Леська отпустил ее руку.

— Сегодня же ночью Валюша вам приснится.

— Валюша?

— Да, да.

— Как это он хорошо сказал: «Валюша». А мы все «Валька» да «Валька».

Бабуся задрала верхнюю юбку, из кармана нижней вынула керенку и подала ее Леське. Так. Бутылка моло­ка в кармане. Живем!

— А теперь мне погадай, — не глядя прокаркала ста­руха-бородач.

— Ага! Разобрало! — захихикала усатенькая.

— Не твое дело, старая!

Через пять минут у Леськи уже была обширная клиен­тура. Несчастный парень потел, стараясь говорить раз­ное, но как-то так получалось, что все бабушки выходили замуж не за тех, кого любили. Это поражало всех.

— Марфа! — закричала одна из старух молодой женщине, которая вышла на балкон узнать, по которому делу шум. — Марфа! Давай сюды! Тут парень ворожит. Ух, как верно!

Пока Леська расправлялся со старухами и богател на глазах, женщина спустилась со второго этажа. За ней ковыляла девочка лет четырех. Женщина постояла, по­слушала, потом сказала:

— Не верю я во все это, но все-таки — чем черт не шутит?

Леська взял ее большую руку в свои и с холодком под грудью почувствовал, какая она живая, женская рука.

— На кого гадаете?

Женщина поднесла губы к его уху и шепнула:

— Андерс!

При этом она нечаянно коснулась кончиком носа его уха.

— Муж? — вздрогнув, спросил Леська.

— Да, — шепнула она.

— Брюнет? Блондин? — продолжал спрашивать Лесь­ка, обмирая от ее шепота.

— Блондин.

— Сколько ему лет?

— Тридцать два.

Он не поднял глаз на эту женщину, хотя она и подала ему дне керенки. Нет, грузчики и за неделю столько не зарабатывали. Есть же на свете удачные профессии! Хоть стыдненько, да сытненько.

Поужинал Леська роскошно: заказал шашлык с поч­кой и стакан молодого вина. Потом сбегал на почту.

— Телеграмма Бредихину есть?

— Есть.

Слава богу. Денег на проезд хватит — дело в шляпе.

Леська вскрыл депешу и прочитал:

«ни коем случае не приезжай галахов спохватился деньги перевожу леонид».

Что ж теперь делать? Как жить? Крым невелик — из-под земли достанут. Опять приходится думать о Тур­ции...

И вдруг его мощно потянуло к тем бабушкам, кото­рым он вчера нагадал сны. Получилось ли что-нибудь из этого гаданья? Сегодня как раз воскресенье: все дома. Сидят, наверное, опять на своих лестницах вперемежку с котами.

Ноги сами принесли Леську к заветному двору. Он приоткрыл калитку: старухи и кошки на местах.

— А! — закричала одна старуха, больше других по­хожая на бабу-ягу. — Вот он, голубчик! Вот он, сукин кот! А ну-ка, верни обратно керенку, а то я тебя кочер­гой, жулик ты этакий.

— А что, собственно, случилось?

— Он еще спрашивает! Я за что заплатила тебе ке­ренку? За то, чтобы увидеть во сне Лешку. А кого уви­дела? Тебя, дурака. Ну-ужен ты мне?

— Верно! И я видела. Отдавай обратно керенку.

Леська полез в карман и стал возвращать керенки.

— А вы? — спросил он бабушку, которая должна была увидеть Валюшу. — Тоже ко мне в претензии?

— Да что я? — засмеялась бабушка. — Я и вовсе глаз не сомкнула: у меня бессонница.

— А я видела своего Николку, — удовлетворенно ска­зала старуха с бородой. — Спасибо, мальчик. Уж так утешил!

На балконе второго этажа стояла Марфа с девочкой и молча глядела на него сверху.

— А вы тоже видели вместо мужа меня?

— Да.

— Значит, и вам нужно вернуть деньги?

— Зачем? Вам они нужнее.

— Нет, нет. Возьмите! Завтра я получу от брата.

Он взбежал на балкон и протянул ей две керенки.

— Я действительно во сне видела вас, но это было не так уж неприятно, — сказала она, смеясь, и отвела Леськину руку.

Тут Леська впервые взглянул на нее в упор: ему пока­залось, что где-то он ее видел.

— Мы с вами нигде не встречались? — спросил он.

— Нет, откуда же?

— Но мне почему-то ваше лицо очень знакомо.

Она засмеялась. Женщины всегда смеются, когда не знают, что ответить.

— Вы знаете, — сказал вдруг Леська. — Мне негде ночевать. Если бы вы позволили... Мне никакой постели не нужно! В тюрьме я спал на полу. А этот бушлат под голову... Ну, хоть на один-два дня, пока деньги придут.

Женщина поглядела на него внимательно и чуть-чуть принахмурилась.

— А кто вы такой?

— Я гимназист восьмого класса евпаторийской гим­назии. Был арестован по недоразумению, теперь осво­божден. Вот мой документ.

Леська дрожащими пальцами вытащил из портмоне бумажку военно-следственной комиссии.

— Я должна посоветоваться с мамой.

Леська остался на балконе с девочкой.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Леся. А тебя?

— Лидль.

— Лидия?

— Нет. Лидль, Лидль, Лидль! — завела она, точно звенела колокольчиком. — А ты кто такой? Капитан?

— Нет.

— А будешь капитаном?

— Не уверен. А ты кем будешь, когда вырастешь?

— Если я вырасту девочкой, то буду докторшей, а если мальчиком, то обязательно капитаном.

Вышла мать, за ней старуха, лицо которой было та­ким же белым, как и волосы. Она зорко оглядела Елисея и, ничего не сказав, вернулась в комнату. Марфа пошла за ней. Потом возвратилась.

— А приставать ко мне не будете?

— Что вы, что вы! Как вы можете так думать?

— Кто вас знает? Мужчина!

Леську пригласили в комнату. Один угол занимала в ней плита, за плитой стояла кровать, судя по обилию по­душек, очевидно, старушкина. В глубине — другая кро­вать, и против нее — кушетка.

Леська снял бушлат и хотел повесить его на гвоз­дик.

— Нет, нет! — улыбаясь, сказала Марфа. — Вот вам палка — выбейте его хорошенько на балконе.